Становление (СИ)

Мне нужен архитектор, который смог бы воплотить в жизнь те мои задумки, которые станут внедряться в будущей сети ресторанов. И, надеюсь, я такого нашел.
*…………*…………*
Петербург
18 декабря 1795 года. День.
— Ты, Милетий, сможешь такие поставки сделать? — спрашивал я у купца Пылаева.
— Воот! — протяжно, мотая головой в жесте неодобрения, говорил купец. — Еще вчера, знамо быть, был Милетием Ивановичем, а нынче воно так.
— Ты от темы не бегай! Я же не требую, чтобы ты меня высокоблагородием или даже превосходительством окликал, а мог бы. Так что отвечай! Может мне иного поставщика искать? — Пылаев быстро собрался и опять стал мучить голову жестами, в этот раз крутя ею в отрицании так, что пышная борода купца разметала в метре от себя все снежинки, медленно спускающиеся на землю.
— Сам справлюсь, Михаил Михайлович. Зачем же иного? Нужно, так иных людишек найму, с кем сговорюсь, но готов на любые поставки, — спешно говорил купец.
— Оставляй себе список, ознакомься, что мне нужно будет и сколько сперва и сколько после! Пока найди, откуда все это поставлять. Ну а после сговоримся и о цене и о количестве, — сказал я, указывая на исписанные листы бумаги.
Мне нужен был поставщик продуктов и не только. Еще необходимы чугунки, жаровни, сковороды, посуда, хотя фарфоровую придется отдельно изыскивать. Важно, чтобы при открытии уже первого ресторана, не нужно было каждый день бегать по Петербургу и выискивать тот, или иной ингредиент, а чтобы был ответственный поставщик, который привезет весь заказ и будет иметь про запас ходовые продукты.
Пылаев, конечно, тот еще типчик, но пока он не подводил: исправно платил и мне откат и снабжал дом Куракина. Ну и нужно же кому-то доверить такое важно и большое дело. Милетий ушлый малый, пусть и стремящийся к легкой поживе. Если за ним присматривать, то многие моменты со снабжением можно закрыть.
— Михаил Михайлович… — замялся купец. — Тут такое дело…
— Ну же! — потребовал я.
— Барон просил, как только вы появитесь, сказать ему об этом. Я отправил уже мальчонку. Так что, коли уйти желаете, то нынче же, а то опосля придет тать, — роняя взгляд в пол, говорил Пылаев.
— Ты, скотина, чего добиваешься? Мне искать иных поставщиков? Что? Не найду? Еще как сыщутся, — говорил я жестко, но жесткости внутри не чувствовал.
Постращать купца нужно, это сделает его сговорчивым. Чувство вины — оно такое, делает человека более покладистым, готовым предоставлять скидки. Но менять Пылаева ни на кого не стану. Он скотина, ну уже такая, своя гадина.
Через несколько дней мне предстоит марафон по разбору дел в Сенате. Приходил посыльный от императора с предписанием. Так что нужно успеть решить, как можно больше вопросов, чтобы сконцентрироваться на одном.
— Ты меня скотиной не кличь! Я по чести тебе сказал, — обиделся купец и решил пойти на обострение.
Он решил обострять, а я нет. Просто подождал еще минут десять, пока не увидел быстро шагающего в мою сторону того самого Барона, в сопровождении двоих прихлебателей.
— Пошли! Поговорить нужно! — без приветствия сказал Барон и по-хозяйски зашел в лавку Пылаева.
Я остался на месте, контролируя действия бандитов. Те не спешили «убеждать» меня насилием.
— Пошли, говорю… твое благородие! — процедил сквозь зубы Барон.
— Высокоблагородие, — поправил я и все-таки вошел в лавку.
— Вон пошли! — рыкнул на своих сопровождающих Барон.
— Что случилось? Отчего такой настрой суровый? — спокойным голосом спросил я, присаживаясь на лавку.
— Я расскажу тебе, семинарист… — тяжело дыша попытался говорить со мной грубо Барон.
Резко встал с лавки и ударил бандита в солнечное сплетение.
— Ты, мужик безродный, с потомственным дворянином говоришь, — сказал я, взяв за волосы бандита и придвинув его лицо к себе.
— Ты тоже, — задыхаясь сказал Барон.
Или не Барон?
— Вот сядь, расскажи про себя, выскажи, от чего на меня осклабился! — спокойным голосом сказал я.
Барон зло посмотрел на меня, но не стал ни звать своих головорезов, ни угрожать, или оскорблять, а лишь сел напротив.
 
— Это ты стрелял на Мойке. Я знаю, — сказал, пришедший в себя Барон и внимательно посмотрел на мою реакцию.
Я оставался невозмутимым. Знал бы Барон, что это точно я, так продал бы информацию уже давно. А так, может и есть какие догадки, но ничего более.
— Все? — спросил я, нарушая затянувшуюся паузу.
— Я знаю, что ты хорошо стреляешь, что знаешь штуцера, а еще, что ухваткам обучен и оттого мог убить моих людей, когда они те штуцеры продавали, — Барон устало опустил голову. — У меня осталось только пять человек, остальных порешили. Я те штуцеры сам покупал, чтобы перепродать. Вот так и вышли на меня.
— Тебя успокоит, если я скажу, что ни причём? — спросил я.
— Да уже все одно. Отстали ото всех. Но я более не смогу быть с тобой в делах. Мало людей, мало страха и возможностей, — сказал Барон и мне даже на мгновение стало его жаль.
Это, на самом деле, ужасно, когда мужчина вызывает жалость.
— Рассказывай о себе, подумаю, чем помочь! — сказал я.
На самом деле, даже не представляю, чем помочь. Скорее не так. Я не знал, чем мне может пригодиться этот человек.
Янош Михал Крыжановский был шляхтичем, который спокойно жил и не тужил, владея небольшим поместьем между Пропойском и Быховом. Но пришли русские. Как рассказывал нынешний бандит, мало что изменилось для тех, кто поспешил присягнуть императрице, у них даже не проверялись документы с подтверждением шляхетства.
Отец Яноша, Михал Анжей Крыжановский, не только отказался покорятся новой власти, но и всячески обвинял и оскорблял императрицу. Ну а когда отец собрал отряд из крестьян и еще десятка иных шляхтичей, то его схватили и повезли в Петербург. Жена, взяв десятилетнего сына, отправилась в столицу ненавистной империи, с целью или вызволить мужа, или оставаться с ним по близости.
— Мать умерла через два года тут, в Петербурге. У нас закончились все деньги, об отце никто ничего не говорил. Я не так давно, пять лет назад, узнал, что отец не доехал даже до Петербурга, он затеял драку, будучи еще в Смоленске, ну и был заколот, — рассказывал поляк.
— И ты решил остаться в столице? Для чего? — спросил я.
— Я не собирался убивать императрицу. Так случилось, что я в двенадцать лет оказался сирым и пришлось промышлять, чтобы жить. Вот и добился признания тут, у разбойничьего люда. А тут появляешься ты и у меня все рушится. Не знаю я, ты это или не ты стрелял. Знал бы, то уже убил бы. Но я за другим пришел, — Барон посмотрел на меня странным взглядом, в котором одновременно читалась и просьба и требование. — Ты привечаешь людей из имения князя Куракина, отчего не приветить и меня с людьми? Знаю я, что прибыли из Слабожанщины и ты им дома снял.
— Ты почему мне все это рассказал? — спросил я, пока не отвечая на вопросы странного бандита.
— Про себя? Так нужно было вспомнить корни. Да показать тебе, что я не подлого сословия. А как звучно, по-шляхетски звучит мое имя! — Янош Михал Крыжановский улыбнулся.
— Ну а то, что ты обо мне узнал должно показать твою полезность? — спросил я.
— Да, как и предупредить вас, ваше высокоблагородие, что умею узнавать о людях… многое, — вновь улыбка бандитская осветила темное помещение лавки Пылаева.
Умный малый. Бывают люди, которые даже от природы обладают аналитическим складом ума. Янош-Барон из таких. Может чему-то и получилось обучиться, пока мать жива была, но все же такой гибкий ум — Божий дар. Понятно, почему смог стать бандитским лидером. Ну и меня он почти просчитал. Понимает, что я такой ресурс буду иметь про запас.
Банда из пяти человек — это не банда, а объект для удара. Ну а я что? Если пару своих человек дать, того же Северина, да кому-то платить за поддержку, то и маленькая банда способна оставаться на плаву. Мне от этого есть выгода, потому, да, — помогу.