Шоколадное сердце (СИ)

Пока мы не слетели с катушек
Я схожу с ума…
Оригинал: http://en.lyrsense.com/david_bowie/im_deranged
Copyright: http://lyrsense.com ©
Музыка еще звучит в динамиках, а Шерлока сотрясает дрожь страсти. Ему холодно и одиноко без рук Джона.
- Останови, - просит он тихо, - обними меня, пожалуйста.
И Джон останавливает машину, поворачивается к Шерлоку, притягивает к себе и крепко обнимает. Так они и сидят, обнявшись, просто осязая, врастая друг в друга, вспоминая и узнавая, минуту, час, вечность…
Шерлок тянется к радио и выключает разговорчивого диджея.
- Нам нужно поговорить, - просит он, не отстраняясь от Джона. – Просто выслушай, пожалуйста… - Джон молчит, продолжая вжиматься в Шерлока, его щека прижата к щеке Шерлока, дыхание щекочет кожу шеи, крепкая рука поглаживает напряженную спину. Шерлок закрывает глаза, позволяя себе раствориться в Джоне, и начинает говорить. Слова льются, словно сами по себе, как река по руслу, негромко, плавно, спокойно, предназначенные даже не для ушей, а сразу под кожу, по венам, напрямик к сердцу. – Тогда я пришел, чтобы предупредить – Гарри видела, как мы целовались на ярмарке. Я не сказал тебе, а потом понял, что не должен ничего утаивать, вдруг будут проблемы. Ты и сам прекрасно помнишь, что было дальше: вылезающая из твоего окна Мэри, обида и боль в моем сердце. Я наговорил тогда много гадостей, сам не знал, что способен на такое. Даже не попросил объяснений, сразу сделал выводы. Если б можно было отмотать назад, никогда бы так не поступил, выслушал бы, наверняка все оказалось бы не так страшно, как я себе представил. Но ревность… ужасное чувство, оно гложет изнутри, отравляет кровь своими выделениями, сводит с ума. Я приревновал. Сам не помню, где потом был, куда ноги унесли. Бродил по окрестностям, по городу, кажется, плакал. Господи, Джон, мне было тогда всего шестнадцать – недоросль, идиот, вдвойне идиот, потому что влюбленный. Конечно, в голове крутились нехорошие темные мысли о тебе и Мэри, а потом меня арестовали. Допрос, унизительная процедура досмотра и сдачи биоматериала, камера предварительного заключения… Я даже толком не понял, за что меня арестовали. Майкрофт появился, как рыцарь на белом коне, с адвокатом и надеждой на освобождение. Он-то и рассказал, что случилось. И сунул под нос протокол доноса, где ты, там стояли твои инициалы, Джон, заявлял на меня, сообщал полиции о том, что я грозился убить Мэри. Представь, что случилось с моим сердцем. По сути, ты дважды предал меня: один раз с Мэри, а второй раз, донеся в полицию. Я был раздавлен, уничтожен. Спас меня Майкрофт, так он тогда сказал, надавил на полицию, и меня отпустили, а я ему поверил, потому что был молод и доверчив, потому что сердце было разбито. Господи, каким я был идиотом. То, что показания написала твоя сестра, и то, что именно ты вытащил меня из тюрьмы я узнал всего пару часов назад, когда достал из архива дело. Джон… Спасибо… Джон… Прости меня. Прости, что не поверил в тебя, прости, что уехал, не сказав ни слова, прости за эти годы без тебя… Прости, Джон, но я больше не могу быть отдельно, я хочу быть с тобой, по-другому у меня плохо получается. Столько лет потеряно…
Под конец Шерлок все же сбивается, чувствуя подступающие к горлу слезы, и замолкает, не давая себе разреветься. Крепче вцепившись в Джона, он боится, что тот оттолкнет, вырвется, сбежит, уйдет, не простит… Шерлок боится, продолжая держаться за Джона, и не верит своим ушам, когда слышит едва различимое:
- Идиот. Какой же ты идиот, Шерлок. Я бы прибил тебя, если б не любил так сильно, - шепот становится исступленным, сбивающимся на тяжелое дыхание, - не простил бы этих лет ни за что, но я, кажется, совсем выдохся. Устал тебя ненавидеть. Хочу просто любить, - голос окончательно срывается, и Джон, вывернувшись из объятий Шерлока, берет в ладони его лицо, смотрит подозрительно мокрыми глазами в глаза друга, а потом принимается целовать.
Шерлок отвечает с жаром, страстью и крайней степенью отчаяния, боясь, что все это лишь сон, воображение, ночной кошмар, когда в дверь постучится монстр, а Джон исчезнет, растаяв в воздухе словно дым.
- Это я, я настоящий, твой, - Джон будто угадывает мысли Шерлока, успокаивая страхи и вселяя надежду, продолжая целовать и выстанывать слова любви. - Если мы не остановимся, нас арестуют за аморальное поведение, - шепчет Джон, блуждая руками по груди Шерлока.
- Плевать, я согласен, - бормочет Шерлок, прикусывая губы Джона, - или ты боишься за свою репутацию?
- Моя репутация может идти к черту, - выдыхает Джон, - но если ты еще раз сделаешь это своим языком, я кончу, как подросток, в трусы, а нам еще нужно добираться до Милтон-Корк.
Шерлок нехотя отстраняется, проводя ладонью по встрепанным волосам Джона, по его распухшим губам, по подбородку и вниз, через кадык к межключичной впадине.
- Последний поцелуй, - бормочет он, припадая ртом к солоноватой коже Джона, всасывая ее, чувствуя губами фактуру, вкус, а когда отстраняется, с удовольствием видит наливающийся синяк. – Мое, - расплывается в глупой улыбке, - чтоб все видели.
- Собственник, - хмыкает Джон, переводя дыхание. – Ну что, едем?
- К тебе, - командует Шерлок, кивая, и Джон соглашается, заводя мотор.
- Расскажи про Мэри, - просит Шерлок, дорога длинная, как раз, чтобы расставить все точки над «и» в их глупом несуразном прошлом.
- Да нечего рассказывать, - мрачнеет Джон. – Все просто до банальности. С того самого момента, как они переехали в Милтон-Корк, Мэри пряталась у меня в спальне от своего отца. Наши окна выходили на одну сторону. Она забралась случайно, когда сбежала от него. Я пришел в свою комнату и нашел Мэри. Мы разговорились. Она боялась отца до ужаса, рассказывала, что он превращается в монстра и бьет ее. Насчет превращения, думаю, она говорила образно, но тогда мне это казалось почти правдой, - видно, что Джону неловко из-за того, что именно говорит, но он мужественно продолжает: - Я жутко боялся полковника и свято хранил ее тайну. Знаешь, как в «Твин Пиксе», отец Лоры был чудовищем, он издевался над ней и, в конце концов, убил. Я кстати, до самой смерти полковника думал, что это он ее и убил, уж очень сильно она его боялась, - признается Джон. - Между мной и Мэри ничего не было, мы даже не дружили, просто она пряталась у меня в спальне, вот и все. Я жалел ее и хотел как-то помочь. Но что я мог? Рассказать отцу? Священнику? Обратиться в полицию? Но она взяла с меня слово молчать. Поэтому я и тебе ничего не сказал. В тот вечер, когда ты пришел, она опять сбежала от отца. Я был уверен, что Мэри вернулась домой, а он каким-то образом узнал, куда она ходила и убил. Если б я был дома, то увидел, что происходило в ее спальне, но я побежал за тобой и протаскался следом всю ночь. Вот и все, - в голосе Джона не чувствуется раскаяние, видно, что судьбу Шерлока он ставит выше судьбы Мэри, и у Шерлока от этого невысказанного признания теплеет на душе. - Когда я узнал, что Гарри дала против тебя показания, - продолжает Джон, - тут же побежал в отделение и рассказал всю правду. Ты не убивал. Я все время, до самого вашего дома был рядом. Нас видел молочник и учитель Шэннон, он собаку выгуливал. Ты мимо прошел, а я поздоровался, - Джон стеснительно улыбается: - Вот и все.
Шерлок кивает – теперь понятны пугающие записи имени Мэри черной пастой в дневнике и ее визиты к Джону. Если б Шерлок не был таким идиотом, история могла пойти по другому сценарию, но все случилось так, как случилось. Но есть еще один вопрос, который мучает Шерлока, и он должен его задать.
- Откуда ты узнал про фокус с самоубийством? – спрашивает он. – Только Майкрофт знал, что я не разбился тогда. Все было подстроено. Откуда ты это знал?
К удивлению Шерлока Джон неудержимо краснеет, это видно даже в полумраке машины.
- Тут тоже Мэри свою руку приложила, - наконец выдавливает из себя очередное признание. – Она говорила, что умеет видеть скрытые способности людей. Она говорила, что я неуязвим. Но, как показало время, очень даже уязвим – меня, в конце концов, ранило, хоть и не смертельно, - Джон смущенно усмехается, а Шерлоку вдруг становится понятна джонова привычка влезать в драки, словно испытывать себя на прочность. - А когда появился ты, я спросил ее, что она видит в тебе, и она сказала, ты умеешь левитировать. Конечно, глупость, но я это запомнил. И когда ты спрыгнул с крыши, я верил, что ты не разбился, что ты умеешь летать. Ну, или хотел в это верить, убеждал сам себя и других, - Джон запинается и смущенно замолкает. – Глупость, конечно, - выдавливает он с трудом, - прости.