Исправленному верить (СИ)

Я с трудом открывала тяжёлые веки, мысли путались и строчки расплывались перед глазами. Но я упорно продиралась сквозь высокий штиль написания. Уяснила только то, что жена даётся богом один раз и на всю жизнь, и помыслы об ином – есть греховны по своей сути, что жена должна слушаться мужа во всём, а тот, соответственно, заботиться и защищать её и их детей. А в случае гибели супруга о ней должны были позаботиться другие мужчины в семье. Женщинам, как правило, не дозволялось иметь собственное имущество, жить отдельно от супруга или же заниматься чем-то иным, кроме воспитания детей. Особняком стояли женщины-аристократы. У них было больше прав и свобод. В частности, они имели свою собственность, имели право работать или же получать иной доход, имели право продавать или дарить своё имущество, а также благородную госпожу никто не имел принудить к тому, чтобы выдать её замуж после того, как она стала совершеннолетней. В тоже время, про крестьянок ничего подобного сказано не было. Я в очередной раз зевнула и рассеянно пробормотала: «Притесняют наш рабочий люд, как хотят!».
Да уж… хорошего мало… я перевернулась на другой бок и тяжело вздохнула – понимаю, что я весьма «неправильная» попаданка, но факт остаётся фактом – я стремилась в другой мир не для того, чтобы поднимать деревню с колен или же ратовать за женское равноправие, да и принца мне было не нужно… мне бы просто, мне бы покоя… а всё это прогрессорство – не моё это. Да и не знаю я ничего такого, чтобы помогло мне в нём… тем более что у меня есть шанс начать работать в местной управе. Я мечтательно возвела глаза к потолку, задумавшись о маленькой квартирке неподалёку от площади, тенистом садике с цветущими розами позади дома. О том, как я заведу трёх котов и буду кормить их по вечерам, сварливо поджимая губы при виде весёлых морячков с торговых кораблей…
Мечты, мечты, где ваша сладость… Я усмехнулась и решила захлопнуть увесистую книгу, рассеянно подумав о том, что сколько всё же много заветов Всемилостивый успел оставить потомкам, когда взгляд зацепился за фразу: «Каждому добропорядочному человеку нужно знать свою родословную до двенадцатого колена, дабы не запятнать своих предков союзом с недостойным. А грех присвоения иной родословной, так же, как и имени чужого, есть проступок великий, посему подлежит анафеме. Кроме того, имя есть право любого гражданина. Именем семьи же может пользоваться только благородный человек, а прочий люд только лишь…».
Сон слетел с меня, будто и не бывало! Так вот, отчего и встреченная мной в лесу Оливия, а потом и Леони смущались и называли меня «госпожой», несмотря на то, что у меня не было каких-то явных атрибутов, которые бы говорили о моём «благородном происхождении». А потом – паспорт мне выдали, по сути, просто поверив мне на слово, что меня зовут именно Вален Тина Откуда-то Там. Просто им и в голову не могло прийти, что я могу солгать. Потому как… «грех великий»!
Вот это номер, чтоб я помер! Я села на своём топчане и задумалась о том, насколько это плохо для меня. Покрутив и так, и этак, пришла к выводу, что вроде бы, никак. Ну, зовут меня Вален Тина, кому от этого хуже? Даже, если представить, что те самые, которые имеют право представляться «именем семьи», имеют возле Дижона какие-то земли или же деньги, то они о моём существовании в любом случае не узнают. Однако, зубы всё равно заныли… а это показатель. Я поклялась себе непременно разобраться, что же именно написано в той бумаге, которую мне торжественно вручили в управе, а пока лечь спать.
А проснулась я снова с первыми лучами солнца. Внизу, в трактире, заспанные девицы снова тёрли полы мокрыми тряпками, зевая во весь рот. Под глазом одной из них, пышногрудой кареглазой нимфы, которая приехала пару лет тому назад покорять большой город, красовался приличных размеров синяк. В данный момент он радовал всеми оттенками синевы, сам глаз немного заплыл, да и щека прилично опухла.
- Вот те раз! – удивилась я, подтягивая табурет и присаживаясь возле барной стойки. – Вчера этого украшения у тебя точно не было или я чего-то не заметила?
 
На что девушка кисло улыбнулась и сообщила, будто один из клиентов, которые заходили в заведение Леони, оказался «экстремалом», если так можно выразиться. Сама хозяйка портового трактира не видела ничего особенного в том, чтобы девушки-разносчицы в свободное время зарабатывали так, как велела им природа. Да, быть может, это не совсем вязалось с заповедями Всемилостивейшего, только можно же сходить в храм на праздничное богослужение, принести цветы и дары изображениям святых его сподвижников, глядишь, грехи и перекроются…
  
Глава 9
 
Глава 9
Так вот, разносчица оказалась на какое-то время нетрудоспособной, поскольку Леони ворчливо сказала, будто у неё нормальное заведение (по местным портовым меркам, конечно же), и к людям допускать деваху с подобным «украшением» она не станет, однако милая девушка вполне могла бы выполнять функцию посудомойки. Было сложно сказать, что та обрадовалась смене рода деятельности, предлагала даже обслуживать только тех клиентов, которые захотели бы воспользоваться её профессиональными услугами по старой памяти, но Леони строго одёрнула пострадавшую, из чего я сделала вывод, что совсем уж бордель из её заведения сделать пока не выйдет.
- Сегодня можешь быть свободна, Тина! – с сожалением посмотрев на временно нетрудоспособного сотрудника, пояснила она. – Но по поводу жилья ты не переживай, топчан уж для тебя найдётся.
Я была благодарна женщине за этот выходной, тем более что она знала о том, что я подыскала себе работу в городской управе, позавтракала тем, что предложил хмурый повар, и засобиралась в путь. Пешком из порта путь сам по себе путь неблизкий, а учитывая то, что на улице наверняка будет пекло, то и непростой. Мне очень хотелось спросить у Леони по поводу различия в сословиях, о которых мне вчера стало известно, но я решила выждать удобного момента или же коснуться этой темы как бы невзначай. Оливия с сыном покинули город ещё вчера, когда я находилась в присутственных местах, передавали мне привет и крепко обнимали, в очередной раз припоминая, как я смело провела стражников возле городских ворот.
Между тем, я благополучно добралась до места своей будущей работы. Перед зданием с развевающимся на ним голубым полотнищем с тремя лилиями собралась небольшая толпа. Страждущие с тоскливым видом переминались с ноги на ногу и смотрели на запертые двери.
- Утро доброе, уважаемый! – я протиснулась к здоровому мрачному мужику с окладистой бородой в неизменной крестьянской шляпе, полями вниз. – В котором часу открывается городская управа?
- А кто ж его знает? – пожал тот могучими плечами. – Ты сама пойди да спроси, авось, тебе-то не откажут! Баба как она есть, что с такой взять? Ежели понимания не имеет, что на то они и люди государевы, чтобы отдыхать от забот о людях нашего департамента. Нас вон сколько, разве они справятся со всеми бедами нашими? Только бабе это разве объяснишь?
Окружающие решили, что только что услышали самую смешную шутку на свете, поэтому загоготали, заглушая шум зазывал на рынке. Согласно предположениям людей, мне не стоило приезжать в большой город, позоря свою родню, а оставаться в той деревне этого департамента, где я и родилась. Или же, если меня все-таки принесла нелёгкая, наняться в торговки на рынок или же в прислужницы в какое место, глядишь, и возьмёт меня кто к себе, дикую.
Я же, покосившись на детинушку, проворчала, что он, на первый взгляд, мужик, но только вот толка с него тоже не много. И услышала новый взрыв хохота у окружающих. Приблизившись к ограде, я поняла, что никакой таблички с расписанием работы этой организации вывешено не было.
- Ты смотри, Анри, ты молчи лучше, за умного сойдёшь! Ты глаза-то разуй, дамочка-то верно, госпожа! Вон, и кожа куда светлее, чем у всех, и лицо не загорелое, и руки нежные… - услышала я откуда-то из-за спины мужика бойкий женский голос, а после и сама его обладательница весело мне подмигнула, как бы намекая на то, что обижаться на неразумных тоже грех.