Вперед в прошлое 8 (СИ)

Я-взрослый сейчас пожал бы плечами и участвовал в спасении щенка из уважения к чувствам детей.
Я нынешний — чувствую, и это делает меня… более живым, что ли. Наверное, именно поэтому взрослый ушел.
— Все, закончилось! — Гаечка протянула мне блюдце. — Точнее не кончилось, но капля не получается.
— Подожди немного, и остатки залей ему в рот, — посоветовал я. — Уже можно, да и там совсем немного. А потом вот.
Я принес мешок, сложил его в несколько раз.
— Положи сюда щенка. Если он обмочится, значит, скорее всего, выживет. Значит, почки заработали. Ты же не хочешь, чтобы он это сделал на тебя? Нам еще назад через весь город ехать.
Подбежал красноглазый и красноносый Боря, протянул руку:
— Дайте я своего щенка напою. Вдруг поможет.
Противиться я не стал. Борис удалился, совершил манипуляции с трупом, вернулся, отдал тарелку, топнул от досады:
— Не помогло.
И посмотрел с вызовом, как будто я во всем виноват. Эх, как жаль, что я не Джон Коффи. Но в последнее время в моей жизни было так много чудес, что я забрал трупик у брата, подержал его в руках. Как же хотелось чуда, как «Зеленой Миле», где огромный негр оживил мышонка! Я закрыл глаза, представил, как в щенке загорается искра жизни…
Конечно же, не получилось. Память взрослого усмехнулась, а я вспомнил, как в двенадцать лет после того, как у Ильи посмотрел «Звездные войны», вдруг решил, что у меня есть джедайские способности, и попытался их пробудить.
Подошел Барик с огромным боровиком с розовой шляпкой.
— Гляньте, вот!
Гриб был большим, как если соединить вместе три моих кулака. Гаечка глянула на него и сказала:
— Ножку покажи.
Серега перевернул гриб. Ножка была вся бурая от ходов, прорытых червями. Саша скривилась:
— Фу, он червивый. Прям как ты. — И занялась щенком, лежащим на мешковине, приготовив ему вторую порцию питья.
О, как же она недалека от истины!
Барик не придал значения ее словам. Среди гопников такой стиль общения, видимо, считается нормальным. Несогласный с такой несправедливостью, Серега принялся производить вскрытие гриба, и из него черви буквально посыпались.
— Народ! — объявил я, поднимаясь. — Грибы есть. Давайте кто-то будет дежурит возле щенка, а остальные пойдут в лес. Мы ж за грибами приехали. Потом поменяетесь с дежурным.
— Я останусь! — вызвался Боря.
Гаечка рассказала, как поить щенка, и удалилась последней, взволнованная, будто мать, впервые оставляющая больного ребенка с няней. Мы разбрелись по холму. Спустя минуту донесся возглас Минаева:
— Мать моя женщина! Их тут море… Твою ж… черви! Черви! Все червивые, даже маленькие.
К нему с треском кто-то ломанулся, а я набрел на сыроежки, но брать их не стал: они горькие в это время года. Зато, вон, целый выводок, и черви их, наверное, одолевают. Проверять я не стал, пусть себе растут, побродил в кустах, набрел на Барика, взял ниже. Обнаружил «поляка», срезал: червивый. Заметил рядом двух малышей. Эти оказались непорчеными. Ну, Пашка, с почином!
Тягостное впечатление, которое оставили мертвые щенки, понемногу рассеивалось, уступая место азарту.
У самого подножия, на границе леса и поляны, я вырезал семейство польских, три оказались нормальными, и на этом мое везение закончилось. Бродил я еще минут десять, пока не услышал крик Ильи, что он вернулся.
Все, кроме Барика, сбежались к Боре. Илья победно держал перед собой банку молока, закрытую пожелтевший от времени крышкой.
— Прикиньте, молока в магазине не было! Там пусто ваще! — затараторил Ден и, заговорщицки улыбаясь, взял паузу, но никто не спросил то, что он ожидал.
Ян рассказал:
— Не было молока, да. Только банки с морской капустой и зелеными помидорами, хлеб, водка. Так Ден пристал к бабке, которая туда зашла. Продайте, мол, молоко или скажите, у кого корова.
Ден закивал:
— Ага. Сказал, щенка в лесу нашли, срочно надо спасать. Бабка к соседке забежала, вот, целых пол-литра дала! Даром! С нами хотела пойти, прикиньте?
— Да, Ден был… бесподобен! — оценил Илья, и Памфилов выгнул грудь колесом. — Так рассказывал про щенка, что я чуть не заплакал. Я бы не додумался, а он понял, что молоко там у всех, потому что коровы.
  
Вот он, идеальный продажник! Его бы с кофе пустить по точкам, он бы продал его даже тем, у кого нет денег.
Гаечка плеснула молоко в блюдце и принялась кормить щенка — так же, по капле с пальца. Найденыш был все так же вял.
— Грибы есть, — отвлек Илью я, показав ведро со скудной добычей. — Но совсем мало.
Гаечка не согласилась:
— До фига грибов. У меня вот! — Ее корзинка была на треть заполнена боровиками, такими же, как нашел Барик, с розовыми шляпками.
Но это никого не мотивировало, все смотрели, как щенок ест. Минут через пять он немного ожил и стал сосать Гаечкин палец.
— Не перекорми его, — напомнил я. — Будет мучиться или помрет.
— Я помню, — отмахнулась она.
Я так понял, что дежурить остается она, и мы разошлись по лесу. Поскольку грибы росли только у подножия, все разбрелись в разные стороны, я все это время был с Ильей. Поначалу нам не везло, но вскоре мы нашли благодатную поляну. Грибы громоздились друг на друга, взбегали по склону дорожками. Резать имело смысл только молодые маленькие грибы, но и они попадались червивые.
Только справились с поляной, Илья указал в кусты:
— Ты только посмотри!
В вязовой роще все было розово от шляпок. Уж мы их резали-резали, резали-резали… Одно ведро наполнили, потом второе, а грибы все не кончались. Тогда Илья крикнул:
— Народ! Помогите! Они на нас напали и не отпускают!
Передав грибную эстафету Димонам, мы пошли сменять Гаечку. Увидев нас, она вскочила и радостно воскликнула:
— Щенок сходил в туалет. Он будет жить?
— Должен, — сказал я и посмотрел на спящего щенка, подергивающего лапами.
Я рассчитывал, что мы вдоволь набродимся по лесу, устанем, проголодаемся, но грибов было слишком много. Вскоре прибежал Ян, довольный добычей. Потом пришли Димоны. Спустя немного времени — Гаечка и Игорь, который собрал грибы в старую рваную рубаху, что нашел здесь же, и завязал узлом. Борису и Барику не везло, и мы ждали их.
— Электричка в два, — напомнил Илья, — и в пять. Еще целый час до двухчасовой. Или погуляем? Тут недалеко красивые водопады.
— С ним не погуляешь. — Гаечка кивнула на питомца и сказала с грустью: — Я могу его взять домой, только пока он маленький. У нас уже есть собака, мама не позволит.
— Мне тупо некуда, — развел руками Кабанов.
Памфилов тоже отказался:
— И у нас в квартире тесно. Меня предки вместе с ним из дома выгонят.
— Это не для квартиры собака, — прогудел Чабанов. — Он вырастет большим.
Игорь молчал. Ему самому было негде жить. Да и в нашей квартире тесно… Стоп! У меня же дача есть, там нужна охрана. И дети будут довольны.
— Я его заберу. Подращу немного, и на дачу пойдет, как окрепнет. И Боря обрадуется, а то совсем скис.
Гаечка захлопала в ладоши.
— И мы сможем его навещать. Так его точно никто не обидит… А как назовем? Мухтар!
— Лаки, — предложил я. — То есть счастливчик.
Из лесу вышел печальный Борис, я обратился к нему:
— Ты не возражаешь, если мы назовем его Лаки и возьмем к себе?
Боря посветлел лицом.
— К нам? Вау! А мама?
— Ее я беру на себя.
Возражения нашлись у Чабанова:
— А вы уверены, что это он, а не она?
Гаечка перевернула щенка на спину и указала чуть ниже живота:
— Уверены. Гля, какой стручок. Это точно не пуповина.
Боря шагнул в сторону, согнал муху с мертвого щенка, которого он пытался откачать, и предложил:
— Давайте их похороним? А то вот так — нехорошо.
— Так лопаты нет, — возразил Игорь.
Ян махнул на север и сказал:
— Там свежая траншея, немцев копали. Вот там и похороним. Надо будет просто в нее сбросить землю, а ее целая куча рядом.
Боря собрал мертвых щенков в мешок. Мы нашли траншею, о которой говорил Ян, положили мешок туда, сгрудились вокруг, как на похоронах. Лица у всех были такие, словно они потеряли близкого. Тишину нарушало поскуливанье Лаки — не ведая того, он оплакивал своих братьев и сестер. Боря взял горсть земли и бросил сверху. Почва тут была каменистая, утрамбованная, пришлось ковырять ее крупными осколками, что в изобилии валялись вокруг.