Данте (ЛП)

Улыбаясь, я вхожу в огромную светлую кухню. Здесь так по — домашнему уютно, и в отличие от мрамора и элегантного убранства коридоров, здесь все по — деревенски и очаровательно. На подоконниках стоят вазы с подсолнухами, а с полки на потолке свисают медные сковородки. Деревянный стол с длинными скамейками по обе стороны возвышается в центре комнаты. Здесь так тепло и уютно, я думаю, это, должно быть, помещение для прислуги или что — то в этом роде. Я сомневаюсь, что принц — психопат когда — либо заходит сюда.
  
— Доброе утро, Кэт, — говорит София с улыбкой. — Садись. Я приготовлю тебе завтрак. Что ты хочешь? Бекон? Яйца? Блинчики? Хлопья?
— Я могу приготовить сама, спасибо, — говорю я ей.
Она скептически смотрит на меня:
— Не тогда, когда я нахожусь на своей кухне.
— Хорошо, — я поднимаю руки в знак капитуляции, когда сажусь на одну из деревянных скамеек. — Я бы с удовольствием съела яичницу, если это не слишком затруднит.
Она широко улыбается, прежде чем начать готовить мне завтрак. Она напевает под радио и кажется такой умиротворенной, что я чувствую себя немного менее неловко. Я имею в виду, Данте не может быть законченным монстром, если он хорошо обращается со своими сотрудниками, не так ли? Если только она не ведет себя так, когда он рядом? Может быть, он неистовый тиран, который весь день отдает ей приказы и заставляет ее съеживаться от страха. И это время утра, перед тем как он встает с постели, единственное время, когда она чувствует себя счастливой.
— Доброе утро, — глубокий, хриплый голос Данте наполняет комнату, и я сглатываю, понимая, что вот — вот узнаю, какая из моих теорий верна.
Я не осмеливаюсь повернуть голову и посмотреть на него. София радостна, когда поворачивается к нему лицом:
— Доброе утро, сэр. Хотите, как обычно?
Он прочищает горло:
— Пожалуйста, и немного кофе.
— Конечно, — говорит она с вежливым кивком. Я имею в виду, она не выглядит боящейся его, но откуда я знаю? Может быть, она хорошая актриса. И что он вообще здесь делает?
— Тебе хорошо спалось? — спрашивает он, подходя к столу и становясь рядом со мной.
Я заставляю себя повернуться и посмотреть на него и… святая матерь Божья, на нем только черные спортивные штаны, и я сталкиваюсь лицом к лицу с его золотистым, покрытым татуировками прессом. Капелька пота стекает по его животу, и на мельчайший миг я задаюсь вопросом, каково это — слизать ее.
Я поднимаю глаза вверх и осматриваю остальную часть его тела, которая так же идеально выточена, как и его живот, пока мой взгляд не останавливается на его лице. Его глаза такие темные, что почти черные. Его волосы тоже мокрые, потные, как будто он только что потренировался.
— Да. Комната идеально подходила для тюремной камеры, — говорю я, и мой голос звучит на удивление спокойно, учитывая, как сильно дрожат мои внутренности.
— Я рад это слышать, — отвечает он, игнорируя мою колкость, когда садится за стол напротив меня.
Он кладет свои татуированные руки на стол, и когда он сжимает кулаки, мощные мышцы на его предплечьях напрягаются, и мне приходится отвести от них взгляд. Но на остальную его часть смотреть ничуть не легче. Его грудь и бицепсы тоже покрыты татуировками, он буквально состоит из чернил и мускулов. Весь он. Нигде ни унции жира.
— Обычно у меня не бывает гостей на завтрак, — говорит он, и я понимаю, что пристально смотрю на него.
Жар приливает к моим щекам:
— Я — я, э — э, ты просто немного вспотел, вот и все, — заикаюсь я. — Я имею в виду, не очень гигиенично сидеть за обеденным столом в таком виде.
— Однако это не обеденный стол, это стол для завтрака. Мой стол для завтрака. Я всегда ем сразу после тренировки. Если ты хочешь поесть за обеденным столом, то это через две двери от нас.
Я набираюсь смелости посмотреть ему в глаза и тут же жалею об этом, потому что он смотрит на меня, но я не вижу там гнева. Его зрачки расширяются, и я внезапно чувствую, что если не перестану смотреть на его рельефные мышцы, то могу в конечном итоге стать его завтраком.
— Здесь все в порядке, — отвечаю я, не сводя с него глаз. Мне нравится быть здесь с Софией, напевающей под радио, потому что это похоже на маленький кусочек нормальности в этой ебаной версии реальности, в которой я нахожусь.
— Прекрасно, — говорит он с высокомерной ухмылкой.
Не могу поверить, что он только что застукал меня за разглядыванием его мускулов.
— Теперь, когда ты все равно здесь, — я прочищаю горло, потому что мой голос внезапно становится более высоким и хриплым, чем обычно. — Мы можем обсудить, что именно сейчас происходит?
Он хмуро смотрит на меня:
— Что происходит?
— Да, что происходит?! Какого черта я должна здесь делать? Когда я смогу уйти? Каковы правила игры?
— Это не игра, Кэт.
— Ты думаешь, я этого не знаю? — шиплю я, свирепо глядя на него. — Это просто фраза. Это моя жизнь, придурок! Ты просто вытащил меня оттуда и высадил здесь. У меня нет возможности связаться с внешним миром. Нет денег. У меня никогда не было мобильного телефона, я предпочитала использовать стационарный, чтобы звонить моей двоюродной сестре раз в неделю. Но в остальном я предпочла оставаться вне сети. Как иронично, что я теперь настолько отключена от сети, что никто никогда не найдет меня, даже если потрудится поискать.
— Тебе не понадобится ни то, ни другое.
— Могу я уйти? Сходить в магазин или прогуляться?
— Нет.
— Но что, если мне нужно пойти купить тампоны или прокладки или что — то еще?
Он и глазом не моргнул при упоминании моего периода. Мой бывший парень вздрагивал при одном упоминании слова "тампон":
— Внеси их в список покупок, — холодно говорит он.
София ставит две кружки свежего кофе на стол перед нами, а затем возвращается к приготовлению завтрака.
— Мне нужно поговорить с моей кузиной. Она будет интересоваться, где я, если я не позвоню ей.
— Миа? — спрашивает он.
Я моргаю, глядя на него:
— Ты знаешь Мию?
— Я знаю, что она твоя единственная оставшаяся в живых родственница, и она живет в Бостоне.
— Вау! Ты действительно сделал свою домашнюю работу.
— Я же говорил тебе, Кэт, я узнаю все, что можно знать о моих врагах.
— Она тебе не враг. Я тебе не враг, — огрызаюсь я.
— Нет?
Мой мозг пытается разобраться в своих чувствах, чтобы найти правильный ответ:
— Ну, я думаю, теперь ты мой враг, после того как похитил меня.
— Наверное, — он пожимает плечами, прежде чем сделать глоток кофе.
— Ты мудак, ты это знаешь?
Он смотрит на меня поверх края своей кофейной кружки:
— Меня называли и похуже.
— Я ненавижу тебя.
— Меньшего я и не ожидал.
Я понимаю, что это бессмысленно, ему все равно, что я к нему чувствую:
— Итак, Миа… — говорю я.
— А что насчет нее?
— Могу я позвонить ей?
— Если будешь хорошо себя вести, можешь звонить ей раз в неделю в моем офисе.
— Если я буду хорошо себя вести? — огрызаюсь я.
— Да.
— И как бы это выглядело? Мое поведение?
— Делай, как тебе говорят, — говорит он так, как будто это самая очевидная вещь в мире.
— Но что мне скажут сделать, Данте? — я слышу отчаяние в своем голосе, даже когда пытаюсь сохранять спокойствие и рациональность.
Он ставит свою кружку на стол и вздыхает:
— Я пока не знаю.
— У тебя должна быть какая — то идея. Не знать, чего ты от меня хочешь, — это пытка. Хотя идея в этом? Все это часть плана?
Он прищуривает глаза, глядя на меня, и это заставляет меня чувствовать себя слишком уязвимой рядом с ним:
— Скажи мне, чего ты боишься, я попрошу тебя сделать.
  
Я тяжело сглатываю, когда мои глаза наполняются слезами.
— Я не могу…
— Кэт? — говорит он, и глубокий, командный тон его голоса заставляет мое тело покалывать от нервной энергии.
Я не хочу, чтобы меня насиловали или подвергались нападению! Вот что я хочу крикнуть ему, но эти слова я все еще с трудом произношу вслух: