Данте (ЛП)

Ленни застыл на месте, глядя на нас с Максимо, как испуганный олень на пути двух волков.
— Не заставляй меня, блядь, гоняться за тобой, Ленни, — рычит Максимо.
Глаза Ленни продолжают метаться между нами двумя, а его лицо приобретает странный оттенок бледности. Он осознает, что если он сбежит, Максимо с огромной радостью расправится с ним, и тогда любое наказание, которое я собираюсь назначить, будет удвоено за усилия Максимо. Он протягивает свою дрожащую руку, и Максимо хватает ее своей большой ладонью, сжимая предплечье до тех пор, пока не прекращает приток крови обратно по руке и не окрашивает пальцы в темно — красный цвет.
  
Я открываю секатор и прижимаю лезвия к основанию его указательного пальца:
— Какого хрена ты решил, что можешь трогать то, что принадлежит мне?
Он смотрит на меня, его рот открывается и закрывается, как у рыбы, вытащенной из воды.
— Я — я не думал, что она была с тобой, босс.
— Она в моем гребаном доме, стронзо, это значит, что она принадлежит мне.
Он смотрит мне в глаза, его зрачки расширены от страха, а губы дрожат. Я щелкаю лезвиями, отрубая ему палец, и его лицо искажается в агонии, и сдавленный крик вырывается из его рта.
— Держи его неподвижно, — приказываю я Максимо, и он крепче сжимает руку Ленни, который, похоже, вот — вот упадет в обморок от боли, глядя на свой отсутствующий палец, лежащий на полу рядом с его ногами.
Я сжимаю лезвиями основание его среднего пальца:
— Тронь ее еще раз, и я похороню тебя, Ленни. Ты еще хоть раз заговоришь с ней без моего разрешения, и я вырежу твой гребаный язык. Ты понимаешь меня?
— Д — да, босс, — хнычет он, и слезы текут по его лицу.
Я отрезаю его средний палец, и он воет, уставившись на свой второй палец, прыгающий по земле между нами.
Я закрываю секатор, и Максимо воспринимает это как сигнал ослабить хватку на руке Ленни. Как только он освобождается от железной хватки, дрожащий, плачущий Ленни тянет свою раненую руку к телу. Достав из кармана носовой платок, он оборачивает им свои кровоточащие пальцы, прежде чем наклониться, пытаясь справиться с болью.
— Убери его отсюда нахуй, — говорю я Максимо, прежде чем развернуться и уйти обратно в тепло моего дома, пока мой лучший друг и самый надежный солдат разбирается с последствиями сообщения, которое я только что передал.
Кэт моя.
Глава 7
Кэт
Если бы кто — нибудь сказал мне этим утром, что я закончу день в рубашке Данте Моретти, я бы сказала им, что они под кайфом. Если бы они сказали мне, что я предпочла бы оставить эту чертову штуку на себе после того, как он заставил меня ее надеть, тогда я бы сказала им, что они долбанутые сумасшедшие.
Уставившись в потолок, я прижимаюсь щекой к мягкому воротничку и вспоминаю, как надевала его незадолго до этого, и как легко-дорогой материал скользил по моей коже. Дрожь пробегает по моему позвоночнику, когда я вспоминаю хлопок, все еще пропитанный теплом его тела, и то, как его тепло и аромат, покрывающий мою обнаженную кожу, вызвали неожиданную дрожь комфорта и удовольствия, пробежавшую рябью по моему телу.
Здесь все еще пахнет им, свежим воздухом, прохладной мятой и его одеколоном. Не могу поверить, что он взял мою любимую футболку и выбросил ее в мусорное ведро. Заставил меня тоже снять это перед ним. Это должно было смущать, так почему же это придало сил? Я видела, как его глаза скользили по моему телу, и стальной взгляд на его лице, когда он пытался контролировать свои эмоции.
Но какого черта я все еще ношу его одежду? Правда, я мало что взяла с собой из дома, и эта футболка была одной из немногих вещей, в которых мне приходилось спать. Моя пижама грязная и в корзине для белья, но я могла бы найти что — нибудь другое. За исключением того, что его рубашка на ощупь такая приятная. Очевидно, потому, что она невероятно дорогая, а не потому, что она все еще пахнет и ощущается им.
И я слишком устала и мне сейчас слишком комфортно, чтобы встать с кровати и переодеться. Завтра я постираю и верну дьяволу его супер роскошную и удобную рубашку. Но сегодня ночью я буду спать в его тепле и постараюсь не думать о том, что его запах и мысль о том, чтобы носить его одежду, совсем не отвратительны мне.
К моему облегчению, сегодня я почти не видела Данте. Я знаю, что он был в доме, потому что я видела его мельком в коридоре, когда он направлялся в спортзал этим утром, и я слышала, как он разговаривал с Максимо, когда проходила мимо кухни, но мне вообще не пришлось проводить время в его обществе. Проведя ночь в его рубашке и после того, как он увидел мои сиськи, я не уверена, что смогла бы смотреть ему в глаза, не покраснев.
Прошлой ночью все произошедшее не казалось таким уж плохим, но при дневном свете все выглядит так, как было. Данте Моретти видел меня почти голой. Мне нужно несколько часов, чтобы мой мозг обработал эту информацию и нашел способ быть рядом с ним, не растекаясь лужей стыда.
Пытаясь избегать его и до конца вечера, я готовлю себе лапшу на ужин и направляюсь в свою комнату. Как только я оказываюсь внутри, я замечаю небольшую стопку аккуратно сложенной белой ткани на краю кровати. Предполагая, что София оставила немного нового белья или полотенец, я кладу лапшу на комод и подхожу к кровати, чтобы убрать все, что там лежит. Только подойдя ближе, я вижу, что это белые футболки, поверх которых лежит сложенный лист бумаги. В замешательстве нахмурившись, я беру его и открываю.
Поскольку ты так любишь разгуливать по дому в мужских футболках, тебе могут понадобиться эти.
Я бросаю записку и беру рубашку. Это простая белая хлопковая футболка с бирками, которые все еще на ней — бирки, говорящие мне, что это самый дорогой предмет одежды, который у меня когда — либо был. Они, должно быть, от Данте. Он купил мне футболки, чтобы я надевала их в постель? Не знаю, злюсь я на него или благодарна. Но ни то, ни другое не объясняет бабочек, которые сейчас кружатся у меня в животе.
Глядя вниз, я насчитываю еще четыре в стопке.
Он купил мне футболки, чтобы я бродила в них по дому? Чтобы спать в них?
Я разочарованно качаю головой. Один маленький акт доброты не отменяет того факта, что он дьявол.
Ради Бога, он похитил меня!
Мне нужно перестать думать, что он кто — то другой, кроме безжалостного преступника, которым он и является.
Прошло два часа с тех пор, как я съела свою лапшу, и я начинаю сожалеть, что не съела ничего из вкусного ужина, который готовила София, потому что я все еще голодна. Думаю, я могла бы пойти на кухню и перекусить. Я смотрю на часы, Данте в это время там не будет. Он будет в своем кабинете с Максимо или отрубать головы, или что — то в этом роде.
Я смотрю на новую белую футболку, которую надела ранее, и хмурюсь. Возможно, брать его подарок было ошибкой. Но они новые и такие удобные.
Вскакивая с кровати, я смотрю вниз на свой наряд. Я прикрыта до середины бедра. На мне нет бюстгальтера, но материал достаточно толстый, чтобы ничего не было видно, это вполне приемлемая одежда для прогулок по дому, даже если я столкнусь с охранником — или, не дай бог, с развратным Ленни. Не то чтобы я думаю, что он стал бы что — то предпринимать после взгляда, которым одарил его Данте, когда застал нас вчера вместе на кухне.
Я направляюсь на кухню, с облегчением вижу, что там пусто, когда заглядываю внутрь. Хотя свет горит, он всегда горит. По какой — то причине это меня успокаивает. Моя мама всегда говорила мне, что кухня — это сердце любого дома.
Я вздыхаю, заходя внутрь. Когда моя жизнь стала такой маленькой, темной и бессмысленной, что я нахожу утешение в самых тривиальных вещах? Я открываю холодильник и заглядываю внутрь, надеясь найти какие — нибудь остатки.
  
— Я вижу, ты получил мой подарок? — от его голоса у меня по спине пробегает дрожь.
Закрывая дверцу холодильника, я поворачиваюсь к нему лицом. Он одет в черные брюки от костюма и накрахмаленную белую рубашку. Воротник расстегнут, рукава рубашки закатаны, демонстрируя несколько темных татуировок на коже.