Аспирант. Москва. 90-е (СИ)
— Чего?..
— Того!
И не дождавшись ответа, я схватил неформала за рваный рукав, дернул. В куртке что-то треснуло, а ее обладатель шатнулся, по инерции развернулся на сто восемьдесят градусов.
Ну, а мне того и надо. Умеренно-сильным толчком в тощую ягодичную область я отправил этого героя-любовника в родную помойку. Взмахнув руками, он нырнул в подъезд, споткнулся, грохнулся под лестничный пролет в пыль и какие-то мешки, с мусором, что ли.
— Туда и дорога! — откомментировал я, захлопнул обе дверные створки, повернулся к своим:
— Ну как вам столичные реалии?
Мама точно расколдовалась:
— Так, ребятки! Ну-ка шагом марш отсюда. Юля, живо!
Юля, может, хотела что-то еще вякнуть про секс-шоп, до которого мы так и не дошли, но глянув на маму, похоже, струсила. Язычок прикусила и не решилась возобновить тему.
— Идем, — кратко сказал я.
Выйдя из подворотни, мама решительно повернула влево. Душа ее кипела и бурлила:
— … нет, это же кошмар! Ужас! Я такого себе и представить не могла!.. Да чтобы в нашей молодости… Да нет, это невозможно! Ну ладно, были там так называемые стиляги, над ними смеялись. Но они же не такие как этот! Да их там, выходит, целая орава… Я не знаю, что сказать, у меня просто слов нет. Это наша молодежь, это наше будущее⁈
Она не замечала, что говорит громко. Кое-кто из прохожих оглянулся.
— Мама, тише… — прошипела Юля. — Ты не на трибуне!
Мама голос сбавила, но продолжила с теми же гневом и яростью:
— Куда мы идем? Куда? Кто за это ответит⁈
Как попала она в колею социальной философии, так уже не могла оттуда вырулить, тем более, что последний вопрос был риторическим:
— … Вся эта наша власть, пропади она пропадом! Горбачев, Ельцин… Гайдар, тьфу! Чубайс. Бурбулис какой-то, чтоб ему пусто было!..
— Горбачев с Гайдаром уже не у власти, — с язвинкой вставила Юля. — Бурбулис, в общем, тоже.
— Неважно, — отмахнулась мама. — Они все распустили, развалили. Все разрушили! Производство развалено, сельское хозяйство в упадке… Ребята, я же не где-нибудь работаю, а в статистике! Вижу! Да, у нас стараются, как могут, цифры тянут, черное белым красят. Но и с этим одна печаль-тоска выходит… А без этого?.. Да вот пример! Юра, ты же помнишь наш мелькомбинат? На южном въезде в город.
— Ну, еще бы!
— Так вот. Приватизировали. Казалось бы: уж куда лучше! Муку молоть, которая всегда нужна, в любые времена, при всякой власти. Золотое дно!.. Так нет же! Не знаю, чего и как они там мелют, но комбинат в убытке. На грани банкротства. Приватизаторы… Как так? Я не понимаю. И это одна лишь наша область! А по всей стране? А Чечня⁈ Что там творится?
— Мама! — вспылила сестра, — все, хватит об этом! Вам с папой дай волю, вы такой депрессняк разведете!..
— Ах, Юля! Это не депрессия, это знание изнутри. Лучше бы и не знать…
— Во многом знании много печали, — замкнул я разговор. — Это общеизвестно. Но не будем о грустном! Жизнь идет, и надо просто стараться делать ее лучше. Каждому, каждый день, каждый час, в своих маленьких масштабах. Вот как-то так… Ладно! Каковы дальнейшие планы?
— Да нам уж и на вокзал скоро надо, — сказала мама. — Хотелось бы засветло домой попасть. Сейчас ведь как? Опасно в темное-то время…
— Да ладно тебе! — отмахнулась Юля.
— Нет, не ладно, — я решительно поддержал маму. — Все верно тебе говорят. Мам, а у вас по преступности данные есть в статуправлении?
— Это не у нас, в другом отделе. Они как-то с МВД связаны, там все для служебного пользования. Но, конечно, сарафанное радио работает! Конечно, жуть что творится!..
— Поняла? — строго сказал я. — Думай всерьез, ты не маленькая.
Юля недовольно фыркнула, но промолчала.
Мне категорически не хотелось говорить ни ей, ни маме про маньяка. Во-первых, просто лишний раз волновать, тревожить ни к чему. А во-вторых — все равно мимо ушей пропустят. Это уж психология. Пока снаряд не прилетел, каждый думает, что пронесет… Нет! С этой проблемой мне справляться самому.
А насчет приезда засветло — мысль совершенно здравая, и мы взяли было курс на Казанский вокзал, но Юле возжелалось в «Макдональдс». Тот самый, первый в СССР, на Тверском бульваре. Бывшее кафе «Лира». Поехали туда. Мама, правда, пустилась ворчать, что весь этот фастфуд — гадость, отрава, и тому подобное… Вот и Жириновский, дескать, то же самое говорил.
Владимира Вольфовича она крепко уважала.
Поэтому в «Маке» демонстративно взяла лишь кофе. Ну, а мы с сестренкой ублажили себя и бургерами, и картошкой фри, и мороженым. Юля поохала насчет вреда для фигуры, и тем не менее, стремительно умяла все, что взяла. Да и то сказать, в ее-то возрасте бояться за фигуру!.. Ешь все, молодому женскому телу все впрок.
Словом, поели, доехали до Казанского, в аккурат успели на пригородный. Посадил я своих родных женщин, помахал им ручкой… И минут через двадцать сел на электричку, как раз до Выхино и доехал. Подкупил продуктов в ларьках, прошел мимо деревянно-равнодушной Светы, которая все так же продавала газеты… Поднялся к себе.
В лифте почему-то подумал про Антоныча. Как-то даже и пресно без него. Зайти, что ли, вечером?.. Хотя, конечно, вряд ли, теперь тут редко появляется.
Но уж, конечно, сильно грустить я не стал. Да и никак не стал. Жизнь идет, забот много… Вернулся к идее, с которой собирался идти к Гриневу. Толковая задумка, скромничать тут нечего. Но тактику еще надо продумать. Ну что ж, на то и голова, чтобы думать. В том числе и о тактике.
И я включил внутренний компьютер. С тем миновал лифтовый холл, повернул к себе…
Все-таки материализация мыслей существует! Моих, по крайней мере.
— Юра! — радостно заорали сзади на весь этаж.
Конечно, так драть горло мог лишь Антоныч.
Я обернулся. Семен, сияя, шел ко мне. Теперь он был в зеленом пиджаке. Естественно, фирменном. Кашемировом и двубортном.
— Юра, привет! Дело есть!..
Избито острить про «дела у прокурора» я не стал. Предложил свой вариант:
— Ну, это понятно, что делишек у тебя быть не может. Не по уровню. Только дела…
Нувориш довольно гоготнул.
Надо сказать, что несмотря на сюртук цвета «крокодил Гена», галстук, белая рубашка и черные брюки были подобраны с отменным вкусом, со знанием дела, дорого и не «богато», но глубоко солидно. Да и сам зеленый доспех как-никак свидетельствовал о принадлежности к элитному клубу. И ненавязчиво, тонкой аурой окружал мощную фигуру роскошный аромат мужских духов.
И я подумал, что это результат работы над нашим толстосумом супруги с тещей, которая и есть художник по костюмам. Ровно по профилю.
Мысль вторично материализовалась, потому что скрепив встречу рукопожатием, Антоныч заговорил озабоченно и с напором:
— Слушай! Есть интересная тема…
Теща его, как известно, трудится на киностудии Горького. Это, конечно, не телевидение, но все же миры сильно пересекающиеся. И вот у нее образовалась возможность получать пригласительные билеты на съемку в разных телепрограммах. В массовке, понятно. Конечно, она это сделала для дочки: из массовки есть шанс прорваться в участники той или иной передачи, а там, как знать, и в звезды может путь открыться… Конечно, как Фортуна сыграет, никто не знает, но Фортуна Фортуной, а сам шевелись. Не поспоришь!
Билетов этих теща урвала с запасом, так что теперь Антоныч приглашал знакомых в Останкино сниматься в эпизодах, можно сказать.
Хм! Любопытно. В прежней моей инкарнации этого не было. А что, сходить, что ли, в самом деле?.. Чем плохо?
— Завтра в четырнадцать ноль-ноль, — втолковывал костюмершин зять. — Пошли! Прикольно же развеяться!..
Я задумчиво пожал плечами.
— А что за передача?
— А-а… э-э… Как же она, зараза… «Понять друг друга», что ли.
— Что-то не слышал про такую.
— А хрен ее знает! Не помню точно. Да какая разница! Просто пойдем, посмотрим. Класс!
— А еще кому предложил?
Не успел Антоныч ответить, как из лестничной двери внезапно вывернула Ирина. Лицо серьезное, даже насупленное.