Крестовый поход (СИ)

— Возможно, что так.
— Я умру? — он повернулся и в упор взглянул на врача.
— Да, — спокойно выдержав его взгляд, ответил МакЛарен. — Если не будешь лечиться.
— Что за лечение?
— Я не специалист в этой области, и могу только сказать, как затормозить процесс разрушения. Медикаментозное лечение и… Боюсь, что именно это тебе не понравится. Нужно будет трансплантировать в спинной мозг небольшой прибор.
— Модулятор Белова-Сэндлера?
— Ты и это знаешь.
— Слыхал.
— Основное лечение проведут на Земле.
— Как скоро я умру?
— Не думаю, что это произойдёт в ближайшее время. Организм будет бороться, это может затянуться на несколько лет.
— Тогда, не стоит беспокоиться, — Оршанин мрачно усмехнулся. — Я столько не проживу.
Он направился к двери.
— Тебе не обидно? — поинтересовался МакЛарен, скрестив руки на груди.
— Из-за чего? — обернулся Оршанин.
— Из-за того, что какой-то мерзавец получил пробирку, твои хозяева — деньги, а ты — долгую и мучительную смерть.
— А что стоит жизнь в этом мире?
— Это ты меня спрашиваешь? Я врач, я занимаюсь тем, что спасаю жизни, и каждая из них имеет для меня безграничную ценность. Хотя часто я даже не знаю тех людей, которым помогаю. А ты себя знаешь. Ты знаешь, что когда-то ты родился, тебя нянчили, пестовали, баловали, тебя учили, любили. В тебя вкладывали душу. У тебя есть своя душа. Ты же сам когда-то любил, жил, мечтал, делал что-то хорошее. И всё это отдать за дурацкую пробирку?
— Всего этого уже нет, — возразил Оршанин.
— Ошибаешься, — глаза МакЛарена гневно блеснули, и тон стал жёстким. — Всё это есть в тебе, пока ты жив. Только ты сам не хочешь почувствовать это. Ты сдался. Ты позволил кому-то продать свою жизнь за пачку банкнот. Ты смирился с тем, что у кого-то есть право распоряжаться тобой. Оно есть у них даже сейчас, когда они при всём желании не могут до тебя дотянуться. Ты оставляешь это право за ними.
— Наверно, вы просто не знаете, что значит быть рабом, — хрипло прошептал Оршанин, впившись взглядом в лицо врача. — Это ад…
— Я был в аду, — возразил МакЛарен. — Долго, дольше тебя. И это был настоящий ад. Но я шагнул в него сам. Это, по крайней мере, был мой выбор.
— И как вы выбрались? — Оршанин внимательно смотрел на этого красивого молодого, и с виду очень благополучного мужчину. Но в его тёмных глазах в этот миг, и правда, плясали отблески адского пламени. Как ни странно, вопрос потушил этот жутковатый огонь.
— Как многие, — чуть заметно улыбнулся он. — Меня вытащили оттуда. Но, честно говоря, я ещё долго не мог поверить, что могу жить в этом мире. Я просто забыл, как это делается. Хотелось покоя, раз и навсегда.
— И что заставило вас вспомнить?
— Любовь, — его ответ прозвучал, как нечто само собой разумеющееся. — Мне пришлось побороться за своё счастье, и это тоже помогло, потому что появилась цель в жизни. Теперь у меня есть друзья, семья, дом. К тому же, у меня есть работа, которая мне нравится: спасать чужие жизни.
— Рад за вас, — Оршанин повернулся к двери, но снова обернулся: — Когда мне придти в следующий раз?
— Завтра в то же время.
Он вышел из медотсека и сразу направился к лифту, чтоб спуститься на технический уровень. Видеть никого не хотелось. Док был прав, но думать обо всём этом было неприятно. К тому же почему-то именно сейчас он ощутил кожей всю неотвратимость смерти. Раньше, под пулями, в тёмных застенках, на пылающих огнём полигонах он знал, что может умереть в следующий момент, знал, что когда-нибудь точно умрёт. Но каждый раз был шанс выжить, и он использовал его. Наверно, везло, а, может, кто-то очень далеко молился за него. Он впервые за эти годы подумал об этом. И он выживал назло всему. Только для того, чтоб вернуться к хозяину за новым заданием. Он никогда не рассчитывал ни на какую благодарность, знал, что продадут, кинут под танк, просто вышвырнут за ненадобностью подыхать где-нибудь в канаве. И всё равно возвращался, даже не задумываясь, зачем и почему. И только теперь, узнав, какой она будет, далёкая и неотвратимая смерть, услышав резкие слова этого парня, который, может, всего на пару лет его старше, он вдруг задумался над этим.
 
От этого стало только хуже. Он уже научился уходить от таких мыслей, которые только терзали душу, не принося ничего, кроме тоски. Но теперь, на этом звездолёте, среди этих людей он всё чаще чувствовал, как эти вопросы подступают всё ближе, требуя ответа. Но ему казалось, что он знает ответ, и этот ответ тащил за собой целый шлейф новых страданий.
Всё дело в этом корабле, в этих роскошных и уютных салонах, в этих людях, спокойных, благополучных, которые пытаются вовлечь его в свой круг, туда, куда он на самом деле всегда желал вернуться. Но куда ему дороги нет. Он остановился посреди длинного коридора и упрямо мотнул головой. Лучше умереть от этой страшной болезни или от ножа такого же проходимца, как он сам. Ему всё равно другого уже не суждено. И этот звездолёт, эта сладкая и мучительная приманка только лишает его сил и покоя. Он уже готов сдаться, раствориться в этом комфортном дружелюбном мирке, но это приведёт лишь к новым страданиям. И не только для него.
Он решительно развернулся и направился в сторону командного отсека. Пройдя по длинному широкому коридору мимо дверей рабочих отсеков, он вошёл на мостик и замер, осматриваясь по сторонам.
Просторный зал с блестящим чёрным полом и огромными центральными окнами поднимался вверх на три этажа. В центре подковой стояли пять основных пультов. Дальше площадку, на которой они стояли, окаймляла дорожка, вдоль которой находились резервные пульты. Над окнами располагались дополнительные экраны разного размера. Обернувшись, он увидел, что стена, отделявшая зал от других отсеков, на верхних уровнях прозрачна. Уровнем выше зеленели растения, и виднелась белая головка какой-то скульптуры. Ещё выше он увидел широкое основание основного пульта стрелков. Слева и справа в углах отсека серебрились желоба силовых лифтов, которые обеспечивали прямое сообщение между мостиком и стрелковыми помещениями.
В командном отсеке находились трое. За пультом связи сидел Мангуст. Темноволосая скуластая девушка-лейтенант разместилась за пилотским пультом и внимательно смотрела на показания приборов. Навигационный пульт украшала собой юная блондинка, с огромными голубыми глазами и длиннющими чёрными ресницами. Она с любопытством наблюдала за посетителем, вторгшимся на мостик.
— Не отвлекайтесь, курсант, — строго произнесла девушка-пилот. — Мы выходим из скачка. Необходимо будет срочно скорректировать курс.
— Я готова, — доложила юная «Барби», вернувшись к своим планшетам.
Оршанин внимательно следил за показаниями приборов, но всё же не уловил тот момент, когда огромный корабль легко выскользнул из подпространства. На «Чёрном веере» такие выходы всегда напоминали аврал. «Барби» застучала по клавишам, а потом доложила:
— Курс скорректирован, лейтенант Эрлинг.
— Хорошо. Мангуст, в секторе шестьдесят восемь — шестьдесят пять — восемьсот четыре объект полтора на два на четыре метра.
— Вижу, Илд, — отозвался капитан-лейтенант. Он расслабленно сидел в удобном кресле, поглядывая на верхние экраны и одной рукой выстукивая что-то на панели. На экране появилось изображение большого угловатого камня, медленно вращающегося вокруг своей оси. — Обычный булыжник. Не думаю, что он нас интересует.
— Он летит прямо в сторону станции, — «Барби» обернулась к Мангусту и томно хлопнула ресницами. — Может, нам его сбить, чтоб он не натворил дел в районе цитадели?
 
— Вопрос на засыпку, очарование моё, — ласково улыбнулся капитан-лейтенант. — Сколько времени потребуется этому камешку, чтоб долететь до цитадели? Засекаю время.
Она разочарованно вздохнула и уткнулась в свой пульт, что-то считая.
— Двенадцать тысяч восемьсот тридцать два года шесть месяцев и восемь дней, — наконец, прозвучал ответ.