2:36 по Аляске

Искать Криса в темноте парка оказалось тщетно: я не помнила, в какой из палаток он жил раньше или куда мог перебраться. Фургон Мэл уже был закрыт. Свет приветливо мерцал лишь в створчатых окнах лаборатории. Он горел там каждую секунду каждого дня, и очертя голову я кинулась на призывное свечение, как изголодавшийся по теплу мотылек.

– Франки!

Франки разбил одну из своих драгоценных колб, едва не навернувшись на стуле, когда я ураганом влетела внутрь, снося все на своем пути. Едва он успел возмутиться или поприветствовать меня, как я, запыхавшаяся от бега, схватила его за грудки и потрясла.

– Барби! Барби здесь!

– Кто? – Ответ на элементарные вещи всегда занимал у него чуть больше времени, чем у других людей, но сейчас времени не было вовсе. Я снова тряхнула его, и взгляд Франки наконец сфокусировался. – Барби? А, да, я знаю. Она недавно заходила.

Я отпустила его и осела.

– Заходила? Сюда?

– Ну да, – Франки недовольно взглянул на осколки у себя в ногах и принялся сметать их в горстку носком ботинок. – Спрашивала, нельзя ли одолжить у меня несколько реактивов, и долго ругалась, когда я отказал. А еще стащила у меня пакетик ванильных сухарей. Ну что за манеры?!

– Франки, – я потерла пальцами переносицу, наблюдая за тем, как он причесывает распростертой пятерней лохматые волосы, – ты вообще заметил, что меня не было в лагере?

– Конечно, – серьезно ответил он, кивая на желтый стикер с рожицей, так и приклеенный на объектив его камеры.

Улыбнувшись тому, что, похоже, рецидивов тотального одиночества у Франки больше не случалось, я отвернулась.

– А ты в курсе, что в нашем походе Барби и Грейс пропали? Мы с Крисом вернулись сегодня без них.

– Пра-авда? – В голосе Франки прозвучало неподдельное изумление. – А как же она тогда ко мне заходила?.. Хм, а я ведь подумал, уж больно она грязная для своего вечного чистоплюйства!

– У нее какие-то проблемы, Франки, – сказала я. – Она не в себе. Повредилась умом, похоже. Надо найти ее, пока не поздно, но сначала нам нужно разбудить Криса. Слышишь меня? Это срочно!

– Нет-нет-нет, – замахал руками Франки, и, не успела я раскричаться на него, как он протараторил: – Есть кое-что более срочное. Я как раз собирался тебя будить. Знал, что ты оценишь.

– Франки, не сейчас! Барби…

– Помолчи! – Он подорвался из-за стола с таким гневным и сосредоточенным выражением на лице, что я не решилась возразить вновь. – Пока вас не было, я вплотную взялся за изучение крови, которую забрал на пробу у Спящих. Я сравнивал ее с нашей, не понимал, что к чему, пока вы не привели с собой ее…

– Кого «ее»?

– Ну, эту девчонку. Ребенка. Я слышал, вы спасли ее в пожаре. – Я хотела поправить его, пояснив, что мы спасли мальчика, Мэтта, а не «девчонку», но он бурно продолжил: – И меня осенило: они лучше нас!

– Франки, – вскипела я. – У нас нет времени! Что ты несешь?

Франки оттолкнул от себя кружку с растворимым кофе, и всплеск бледно-коричневых пятен окропил клочки бумаги, разбросанные у него по столу.

– Мы все это уже проходили, Джем. И ты, и я… Все люди, понимаешь?

– Нет, – призналась я честно, теребя рукав своей куртки. – Не понимаю.

Но зато я понимала, почему его сочли Франкенштейном. Он действительно меня пугал.

Франки вздохнул.

– Весна, Джем! Что ты видишь, когда наступает весна?

– Э-э. – Я не знала, риторический ли то был вопрос, но все равно нерешительно предположила: – Пух от тополей и сопли аллергиков?

– Бабочки, Джем! Что происходит с гусеницами перед тем, как они обретают крылья? Они сворачиваются в куколку и засыпают! Спят столько, сколько потребуется, пока крылья не отрастут. А все люди на Земле…

«Щелчок» – с таким звуком до меня дошло то, что пытался объяснить Франки все это время. Все мои иллюзии стерты. Вот та самая истина, такая болезненная и четкая, что становится трудно дышать, а в висках стучит вместо крови: «Как мы раньше об этом не подумали?!»

– Они как гусеницы, – шепотом закончила я.

Франки сжал задрожавшие губы и облегченно улыбнулся, словно сбросил с плеч кирпичи.

– Да. Они спят, чтобы измениться. Это эволюция, Джем. Из гусениц в бабочек… Из людей – в сверхлюдей. Ждут, когда вырастут крылья. Такова моя теория. Гениально, правда?

– Неужто ты хочешь сказать, что банши – это новая ветвь эволюции?

– Вряд ли, – парировал Франки, чуть поразмыслив. – Скорее ее сбой. Если кокон бабочки повредить, оттуда выползает уродливое нечто и по истечении времени погибает. Естественный отбор.

– А что тогда насчет людей, которые не уснули, как ты или я? – встревоженно поинтересовалась я. – Что насчет нас?

Неожиданно блеск в глазах Франки сделался матовым. Мрачно хмыкнув, он отвернулся.

– А мы – бабочки без крыльев.

«Вечные гусеницы».


Меня замутило, и, поднявшись со стула, на который я упала в приступе дурноты, я попятилась к двери.

– Надо отыскать Криса.

– Он в шатре, где бильярд и прочая лабуда, – сообщил Франки, опершись руками на стол. – И да, захвати с собой эту новенькую девчонку на обратном пути. У нее что-то с гормональным фоном. Слишком дестабилизирован даже для подростка.

– Это не девчонка, – бросила я уже у двери. – Его зовут Мэтт.

– Джем…

Я мимолетно обернулась, и смятение на лице Франки заставило меня задержаться. Растерянно моргая, он произнес:

– Нет, Джем, это девочка. Я ведь изучаю хромосомы… По-твоему я не в состоянии отличить мужскую кровь от женской?.. Эй, Джем, ты чего?

«Мелкая девчонка! Ты когда-нибудь видела, чтобы тринадцатилетки вытворяли подобное?!»

«Хм, он такой… странный».

«Ты меня не узнаешь. Ты никогда меня и не знала».

А в следующую секунду на лагерь опустился рокот взрывных, словно бомбардировочных, ударов. Электричество вырубило, и лабораторию поглотила тьма.





16. Nenna




К выходу пришлось добираться на ощупь: окна в лаборатории Франки были покрыты таким толстым слоем пыли, что едва пропускали через себя лунный свет, а аварийного электричества в лагере не было. За пару секунд помещение наполнила гарь от плавящейся пластмассы. Зажав нос рукавом куртки, я услышала топот удаляющихся шагов и позвала Франки по имени. Один раз, второй, затем третий. Пытаясь отыскать ладонями поверхность стола и случайно не зацепиться за угол, я интуитивно побрела к двери. Где-то в коридоре раздался вскрик.

– Франки!

Я ускорила шаг и смачно встретилась лбом с дверным косяком. Толкнув дверь, я выскочила в коридор.

Раздавшийся снаружи взрыв подорвал все питание парка. Огонь полыхал, охватывая пожаром шатры на улице и даже соседние каморки лаборатории. Я устремилась к выходу, стараясь дышать как можно реже, но застыла, видя, что добралась до выхода не первой. У двери, барахтаясь на полу, скользком от крови, стоял на коленях Франки.

Аккурат меж его лопатками, разделяя спину на две равные части, блестело острие увесистого стекла. Я присела рядом, пытаясь поднять его, пока Франки не захрипел и не навалился на меня всем своим весом. Упав на живот, он царапнул плитку другим концом осколка, выходящим из его грудной клетки – стекло пробило туловище насквозь. Осторожно перевернув его, я уложила голову Франки себе на колени и оглянулась, ища битое стекло и другие осколки. Как Франки, стоящего в момент взрыва рядом со мной, так поразило? Почему не задело меня?

Франки содрогнулся во внезапной конвульсии и, вперив в меня невидящий взор, приоткрыл рот. По его уголку, к подбородку, поползла багровая струйка, точно змея, чей укус ядовит и смертелен.

– Франки… – выдавила я надрывно. – Что случилось, Франки? Я… Я помогу тебе. Я позову кого-нибудь. Боже мой… Пожалуйста, я не справлюсь…

С булькающим звуком Франки выдохнул остатки воздуха из легких и впился ногтями в мою ладонь, стиснув до боли. Моя рука потянулась к его волосам, ласково перебирая и утешительно гладя, будто это могло как-то умалить его муки.

– Я здесь, Франки. Я с тобой. Франки…

После этого он вдруг затих, и карие глаза сделались стеклянными, какими были в нашу первую встречу, когда он спал, по привычке не смыкая век. Он заснул, только в этот раз сон был не утешением – сон был смертью.

Лишь спустя несколько минут, когда жар огня стал наступать со всех сторон, я осознала, что давно глажу и обнимаю покойника. Кровь залила мне штаны, кофту, обувь. Крик застрял где-то в горле, задушенный скорбью. Рыдая, я поползла к двери и там поднялась. Ноги были ватными. Я кубарем спустилась с крыльца, поранив бедра и ободрав ладони, которыми уперлась в промерзшую землю.

Когда я пришла в себя и оглянулась, всю лабораторию уже поглотил огонь. Где-то там огонь пожирал и тело Франки. Испачканное дымом и слезами лицо остужали громоздкие хлопья сыплющегося с неба снега – первого на Аляске за эту наступающую зиму. Во рту жгло от сухости, и я выставила язык, ловя несколько снежинок, будто это была самая необходимая мне сейчас вещь – глоток воды.

Жители уносили ноги, кто куда. Пожаром был охвачен весь парк: вагонетки, туннель любви, фургоны, несколько шатров… Даже вагончик Ваты. Я кинулась к нему, но газовый баллон под днищем разразился взрывом – меня оттолкнуло, едва не опрокинув на спину.

В царящей вокруг суматохе, будто красный флаг в темноте, я увидела один-единственный знакомый силуэт.

– Джесс? – удивленно выдохнула я вместе с паром, и моя сестра обернулась.

Перед глазами все поплыло. Я закашлялась, выдавливая из себя ту гарь, которой успела надышаться. Когда я проморгалась, никакой сестры не было – передо мной стоял Мэтт, испачканный в саже, как и в тот день, когда я спасла его из горящего фермерского дома. Я вдруг обнаружила, что сижу прямо на земле, а мальчишка склоняется надо мной с любопытством.

– Наверняка думаешь «И почему его везде преследует огонь?» – мрачно ухмыльнулся он. – Помнишь, как в детстве я сожгла все отцовские спички, а ты не стала брать вину на себя и выдала меня с потрохами? Ужасная старшая сестра!

Мне показалось, что я ослышалась. Я сглотнула снег, окропивший губы.

– Что ты такое говоришь, Мэтт?

– Не Мэтт.

– Что?

– Я перестала скучать по тебе. И по Эшли тоже. По маме только иногда тоскую… Но у меня снова есть семья. Новая. Они крутые, – Мэтт хмыкнул и выпрямился, а в следующую секунду его силуэт пошел рябью, и передо мной предстала Флейта. Я отшатнулась назад так резко, что упала, и та звонко хихикнула. – Черт, не видела у тебя такого перекошенного лица с тех пор, как подбросила тебе в постель игрушечную змею! Тебе что, не нравится наша игра? Я думала, эта шведка твоя лучшая подруга…