Тернистая звезда (СИ)

– Я с тобой!
Но Джегг отрицательно мотнул головой и выбрался наружу. Стоял в проёме двери, наклонившись к Астер:
– Нет. Мне нужно, чтоб ты оставалась поблизости, но вне эпицентра. Ты…
Джегг запнулся, подбирая слова. «Моя путеводная звезда» – слишком романтично, чтоб инженер восприняла эту фразу всерьёз. В задумчивости он провёл ладонью по волосам на затылке. «Тюрбан где-то потерял. Должно быть, ещё в бутике», – мелькнула рассеянная мысль.
  
– …ты мой центр управления полётом. Когда… если у меня возникнут проблемы, извне тебе будет проще их решить.
– Да? – она сердито подбоченилась. – И как я тебе помогу, если ты с сердечным приступом свалишься опять?
– Сегодня не свалюсь, – уверенно сказал Джегг. Он лучше других знал: убивали его не проповеди как таковые. Убивало нежелание жить. – Но, если сможешь… – чёрный священник покосился на верхогляда, тоже покинувшего мобиль, – не дай меня транквилизаторами накачать. Я из-за них перестаю различать, что реально, а что нет. Очень… неприятно, знаешь ли.
– Я уверяю вас, чёрный священник Джегг, – запротестовал легионер, – медикаментозные средства предусмотрены на самый крайний…
Джегг не стал его слушать. Просто пошёл прочь.
– И-и-и? — Сегой с любопытством разглядывал Астер, при этом вывернулся назад так, что едва не вывалился из собственного кресла. – Так и будешь сидеть?
– Он же попросил, – пожала плечами девушка и демонстративно захлопнула дверь мобиля.
– Да тебя каждый стандартный день кто-нибудь да попросит не ввязываться, когда это тебя останавливало? – хохотнул Сегой, закрывая дверь, в которую вышел Арг.
– Джегг сейчас похож на человека, который полез механически вводить графитовые стержни в атомный реактор, – сказала инженер, разглядывая в окно удаляющуюся фигуру чёрного священника. – В таких случаях под руку не стоит лезть.
– Что, у тебя и такой опыт имеется? – проницательно сощурился в зеркальце Сегой.
– Было дело, – отозвалась Астер, не отрывая взгляда от Джегга.
Зрелище впечатляющее: там, где проходил чёрный священник, люди оборачивались, расходились по разные стороны и замирали, недоумённо переглядываясь. Астер вспомнила какую-то террианскую историю о пророке, перед которым расступались морские глубины. Историю она помнила не очень хорошо, но решила, что расступающиеся волны человеков выглядят не менее эффектно.
– Рисковая ты девка, Астер, – покачал головой белый священник. – Тебе ведь рожать ещё! Не жаль будущих отпрысков было гасить радиацией реактора? Волосы-то отрастут, а яйцеклетки…
– Я за пультом управления, вообще-то, сидела, – Астер, наконец, удостоила взглядом собеседника. – В реактор лазил Патэл. Выше нормы всё равно отхватил, но ничего критичного. До сих пор, вон, как огурец.
На самом деле она бы предпочла войти в активную зону сама. Никто, даже Патэл, так и не узнал, чего ей стоило отправить живого человека в недра готового пойти в разнос реактора. У неё в глазах темнело от страха за упрямого легионера. Но ни один член команды, кроме Астер, не смог бы вместо неё пересобрать повреждённые цепи управления и ввести их в действие в нужный момент. К тому же, манипуляция со стержнями требовала физической силы, а стандартный корабельный робот был слишком примитивен, чтобы сделать всё, как надо – именно тогда у неё и возникла идея создать на досуге Амока. Она и насчёт Патэла сомневалась, честно говоря, что он всё, как надо, сделает. Но тот упёрся обеими магнитными подошвами: я командир корабля, я обязан, это моя ответственность!
Астер считала, что любые неполадки на борту – её ответственность. Не её вина – под удар истребителя Пыльного картеля их скорлупку действительно Патэл подставил. Но безопасность людей и работоспособность механизмов всё равно оставалась ответственностью инженера. Теряя драгоценные секунды, она проверяла и перепроверяла герметичность его скафандра, в тысячный раз повторяла, куда он должен пройти, что сделать, как вернуться, как раздеться и как принимать после этого душ.
Даже представлять не хочется, что чувствует Джегг, который считает своей ответственностью всю систему Орион. Астер могла бы эту ответственность разделить. Как на борту «Гибралтара» – из них ведь отличная команда получилась! Но чёрный священник недвусмысленно дал понять, что в её помощи не нуждается. И она приняла это с уважением. Центр управления полётом? Ладно, пускай. Перехватывать инициативу, когда всё идёт так плохо, что командовать больше некому, Астер не в первый раз.
– На атомках мы пару раз всего и летали, – вздохнула бортинженер, невольно скользя мыслью всё дальше по цепочке трагических эпизодов. Белый священник тоже не один такой эпизод может вспомнить. – Как раз на следующей операции после… ну, после того, как Хэлу…
– А-а! – невнятно отозвался Сегой и надолго замолчал, утратив желание бередить прошлое. Неприятные воспоминания об аварии, в результате которой Хэла хотя и не погибла, но истекала кровью, легла на стол к роботу-хирургу и осталась без матки. А белый священник, отчаянно пытавшийся вытянуть её из депрессии, лишился звания и получил волчий билет на контракты в Легионе. За систематическое нарушение этических норм о личной жизни в боевой обстановке.
– Поехали следом потихоньку, – Астер бесцеремонно вырвала Сегоя из болезненных воспоминаний, за что бывший легионер был ей крайне благодарен. – А то Арг, кажется, тоже пешком прогуляться решил.
Верхогляд и в самом деле старался следовать за подопечным, по возможности не отставая.
Сегой перебрался на водительское кресло и запустил двигатель.
***
Проповедники признаются наиболее сложной, а потому наиболее редкой специализацией среди и без того не слишком многочисленных чёрных священников.
Вершиной же мастерства проповедника считаются массовые проповеди. Проповеди, в результате которых один человек может управлять многотысячной толпой.
Джегг так не считал. Самым неприятным и сложным он находил проповедовать для малых групп – до пары десятков человек. В этом случае стадного эффекта не возникает, и чёрного священника ждёт непрерывная череда поединков воль, а передышки, восстановительного сна никто не даёт.
Толпой же управлять легко. Какими бы сильными ни были индивидуальности каждого человека в отдельности, собираясь в толпу, они растворяются в её коллективной воле. Она может быть опасной, агрессивной. Но всегда очень управляема. Если, конечно, знать, как управлять.
Джегг знал. Толпа представлялась для него разъярённым животным. Самому себе оно кажется грозным, буйным, сильным. Но на самом деле подчинить его ничего не стоит, если правильно подойти. И причинить боль.
Ладони обеих рук привычным жестом развернулись навстречу движению и мечущиеся вокруг эмоции послушно выстроились вдоль его энергетической линии, как металлические опилки под действием магнита.
Джегг небрежно ощупал их. Простые эмоции, как всегда бывает в толпе: ярость, страх, ненависть, жажда добычи. Всего понемногу. Лёгкое движение пальцев – и связывавшие людей чувства рвутся, будто паутинки.
Говорят, другим чёрным священникам для массового воздействия нужно прикладывать колоссальное ментальное усилие, тем значительнее, чем больше вокруг народу. Имплантировать в других собственную волю морально тяжело.
Так говорят.
Джегг этого состояния не помнил. Вернее, он знал, что когда-то, в юности, с ним было так же. Помнил, что едва не погиб, досуха выложившись на своей первой неумелой проповеди. Но ощущение ментального усилия восстановить в памяти не мог.
С тех пор прошло слишком много времени. И минуло слишком много миссий. Нечеловечески много. Ни один из ныне живущих священников не прочитал столько официальных проповедей, сколько Джегг. Даже Зейда Отшельника он оставил позади несколько стандартных назад. А если все неофициальные посчитать…
  
И с каждым разом воздействие давалось всё легче. А вот восприятие чужого внутреннего мира – тяжелее. Джегг ненавидел впускать в себя всех этих незнакомцев. Стил обещал, что со временем он привыкнет, но этого не произошло. Каждый контакт с чужой душой оставлял незаживающую рану на ментальном теле проповедника.