Тернистая звезда (СИ)
Джеггу милости этого изверга были не нужны. Достаточно аудиенции. Даже короткой. Просто находиться достаточно близко, чтобы поймать зрительный контакт. И он надеялся, что с помощью рыдающей от наслаждения женщины сможет такого свидания достичь.
Случилось оно быстрее, чем можно было предполагать.
То ли диктатор услышал страстные крики (в самом деле весьма несдержанные), то ли просто решил её навестить, но когда потайная дверь беззвучно открылась, Джегг стоял на коленях напротив Госпожи, сосредоточенно расстёгивающей его рубашку пальцами ноги. Наконец, справившись с задачей, она отпихнула ткань ему за спину. Связанные руки не позволяли снять рубашку полностью, но её это не беспокоило.
Диктатор молча наблюдал, как его женщина проводит ребром ноги по щеке смазливого мальчишки, а он ловит её пальцы губами и начинает вылизывать. Эта сцена впервые за долгое время вызвала у него прилив бодрости. Не такой мощный, впрочем, прилив, чтоб удовлетворить эту ненасытную суку, лезущую на стену от безделья. А языком парень хорошо работает, грамотно… Что ж, пускай будет прелюдия.
Диктатор расстегнул штаны и запустил пятерню в густую шевелюру мальчишки. Волосы длинные, да плеч, как у барышни. Да и лицо… он снял повязку. Лицо как у куклы. Сойдёт.
– Смотри на меня, пока...
Человек, которого за глаза называли Кровавая Моль, не закончил фразу. Потому что Джегг действительно не него посмотрел.
Тот холодный ужас, который вывалился на священника из места, на котором у людей положено быть душе, Джегг видел иногда в кошмарах до сих пор. У Кровавой Моли не было души. В нём не было человечности. В нём… в нём появилось то, что поместил туда Джегг.
Ужас от бессмысленности разрушений и жестокости смертей. Отчаяние от невозможности обратить их вспять. Болезненную жажду власти Джегг вывернул наизнанку, превратив в чувство личной ответственности за всё происходившее под рукой диктатора. И образ возможного, но не сбывшегося по вине Кровавой Моли: изобильные земли, счастливые люди… и сожаление. Глубокое, как космос.
Эта проповедь стала жемчужиной в сокровищнице его славы. Но Джегг ею не гордился. Поединок воль он не без труда, но выиграл, это правда. Диктатор, так и не застегнув штаны, удалился к себе, взял нож и принялся разделывать собственное тело, аккуратно доставая и укладывая органы на кровати, как на хирургическом столе.
Но и сам он… на каком-то внутреннем автопилоте молодой священник добрался до аббатства Оле. И следующие несколько суток провёл на грани жизни и смерти. Его снова пришлось кормить и поить внутривенно: молодого человека било рвотными спазмами при попытке сознательного глотательного движения, до тех пор, пока в желудке не заканчивалась желчь. Спать он мог, только пока белый священник держал руку у него на лбу.
Вывел его из этого состояния Стил. Не сразу, шажок за шажком. С бесконечным терпением и участием, как учитель это умел.
– Ты научишься разделять, Джегг. Знаю, сейчас тебе это кажется невозможным. Но ты научишься.
И он учился разрезать тонкие смыслы того, что он чувствует, что думает, и что должен сделать. А самого себя очень осторожно, чтоб не повредить тонких струн, сепарировать от других людей. Их стремлений, ожиданий, надежд, их боли и любви. Учился быть чёрным священником и выживать.
***
Когда Джегг перестал поддерживать беседу, Астер не удивилась. Не в первый раз на её памяти он погружался в свой богатый, и, кажется, не всегда приятный внутренний мир. Но на этот раз всё было как-то иначе. Тени эмоций не проходили по его выразительному лицу. Джегг даже не выглядел напряжённым, как обычно во время таких своих закидонов. Он выглядел… как будто высечен из того же камня, что и парапет фонтана.
Астер подошла к нему и положила руки на плечи. Он никак не отреагировал. Даже зрачок не поменял фокусировку.
– Дже-е-ег!.. – встревоженно позвала она и погладила его по щеке. – Ты опять? Пожалуйста, Джегг! Вернись! Смотри на меня!
Он дёрнулся, как от удара. Тёмные глаза безумно вращались, перебегая с предмета на предмет и не фиксируясь ни на одном.
– Ясно-понятно, – сказала Астер, стягивая с Джегга балахон. – Шаровары сам снимешь, или помочь?
Теперь он глядел на неё. Но, кажется, не понимал, что она говорит. Вздохнув, она раздела его окончательно. Джегг покорно переступал ногами, позволяя ей это сделать, но молчал. Вся его фигура, сжатая, как пружина, но при этом пронизанная бессилием, выражала страдание. Искажённое лицо походило на страшную маску.
Астер бережно взяла его за руку и свела по ступеням к воде.
– По центру струя проточная, видишь, бликует над стоком? Как раз то, что сейчас нужно тебе.
Джегг бессмысленно пялился перед собой.
Тогда она разделась сама и свела его в воду за собой. Дыхание перехватило от холода. А Джегг, напротив, быстро расслабился. Она положила его на спину как раз над струящимся течением, так, чтоб его ноги, опущенные ниже торса, попадали в поток. Священник счастливо улыбнулся и раскинул руки в стороны. Тёмные рыбки облепили его во всех сторон, особенно густо наседая в области паха. Смотреть на это было жутковато, и Астер, стуча зубами, поспешила выбраться наружу.
***
Холод пронзил всё его существо мириадами острых иголочек. И Джегг смог, наконец, вздохнуть полной грудью. Поток омывал его живительно и волшебно. Множество маленьких ртов касались тела священника, и он физически ощущал, как они отъедают от него вязкое, въевшееся в кожу чувство вины.
Когда Астер сняла с него балахон, Джегг испугался. Испугался, что его снова на неё вырвет. Или… что похуже. Он чувствовал себя одним сплошным смердящим куском нечистот. Обычное, в общем, состояние для человека его профессии.
Когда Астер подвела его к воде, Джегг не понял, чего она от него хочет. «Как раз то, что сейчас нужно тебе», – сказала она. Как раз сейчас ему нужно было сдохнуть. Но она его золотая ниточка в темноте. Он доверял ей. И не сопротивлялся, позволяя делать с собой всё, что ей заблагорассудится.
Фонтан священного города Хампи смывал с него ужасы прошлого легко, как будто то были всего лишь песчинки, прилипшие к ладоням.
Удивительно. Почему никогда прежде ему не приходило в голову присоединиться к паломникам и искупаться в священных водах?
Когда он, мокрый, холодный и счастливый, уселся рядом с Астер на краю площадки, она любовалась клонящимся к закату светилом Ориона.
– Полегчало? – спросила она весело.
Ответа не требовалось. Но он ответил:
– Да. Как будто заново родился.
Помолчав, добавил:
– Как?.. Я имею в виду, откуда ты?..
– О, – засмеялась она, сама с собой заключая пари, когда этот заново рождённый вспомнит про одежду, – ты не первый мой знакомый чёрный священник, знаешь ли.
– Ещё один друг? – мягко уточнил Джегг, на этот раз не ощутив ревности. Спасибо тебе, неизвестный коллега. Кто бы ты ни был.
– Да, мы друзья. Зейд, может быть, ты о нём слышал. Он, кажется, тоже титулованный, вроде тебя.
– Зейд Отшельник? – удивился священник. – Он ведь… удалился от мира. Давно, мой учитель был ещё жив.
– Да, мы там с ним и познакомились.
– Где? – не понял Джегг.
– В месте, куда он удалился от мира, в лесу на Чёрной Кошке. Я туда тоже от мира удалилась. Ну… не от всего мира. От космопорта, в котором мы остановились. Он там какой-то особенно шумный. Хэла с Сегоем по барам зависали, Нала не помню уже куда делась… я выехала проветриться на природе. Меня несколько местных останавливали по пути, но я тогда не особо разобрала, что они говорили. Решила, что там частные владения или вроде заповедника что-то, куда без экскурсии ходить нельзя. Но да когда меня такие вещи останавливали?
– Ты пошла прогуляться в пустыню на Чёрной Кошке? – опешил Джегг. – И выжила?
– Никакая там была не пустыня, – запротестовала Астер. – Очень красивый лес. Такой… дикий. Тропинок даже нет.
– Не в этом смысле пустыня, – поёжился священник. – Эмоциональная. Там… как в чёрной дыре. Те, кто туда попадают, не возвращаются.