История любовных побед от Античности до наших дней

К тому же подарок обязывает. Он может быть отвергнут, но, принимая его, дама должна взамен одарить поклонника своей любовью, в противном случае она уподобится куртизанке. Некоторые разновидности подарков в особенной чести: это могут быть платок, лента, перчатки, кольцо, ларец, духи, умывальный прибор. «В общем, все те маленькие подношения, что могут послужить для украшения тела и удовольствия красавицы или стать для нее напоминанием о любовнике». Легко заметить, что в этом перечне едва ли не уравниваются подарок дорогой и чисто символический, позволяющий любовнику через посредство предмета достигнуть подобия интимной близости к своей пассии. Ведь перчатка, лента, деталь одежды касаются тела, прикосновение к коему запретно, они подчас могут быть допущены к самым укромным его местечкам. Что до кольца, оно говорит о желании завладеть теми же правами, какими располагает муж.
  
Мы можем также констатировать, что в этих переменах проявился переворот в представлениях о социальной иерархии между любовником и его дамой. Римлянину требовалось обольстить низшую по положению — вольноотпущенницу, куртизанку или чужестранку; рыцарь обращает свои помыслы к знатной даме, не ждущей от воздыхателя существенных даров. С этого момента ценность приобретает не само подношение, но жест. А вот в пасторалях, где речь идет о соблазнении пастушек, все наоборот: кавалеры особо напирают на то, как богаты их подарки — шелковый пояс, корсаж с серебряной шнуровкой, шубка из беличьего меха.
Что до цены мужчины, она зависит не от его состояния, а от доблести. Рыцарские романы полны отважных, но безземельных вояк, которые не могут разоряться на пышные дары, поскольку ничего не имеют. И вот Жорж Дюби показывает нам, что куртуазная любовь в особенности предлагалась в удел младшим отпрыскам знатных родов, которые, пребывая в ожидании уготованного им в будущем высокого ранга, ленного владения или достойного брака, находили выход мужскому пылу своей юности, социально небезопасному, в строго очерченных формах этой любви. Тогда-то и стало необходимо, чтобы любовное искусство было им по карману.
Но все это объяснялось не столь цинично. Подарки, не отягченные особой стоимостью, испокон веку рекомендовались всеми правилами обольщения. Так, «Ключ любви» советует не скупиться на щедрые посулы, но, если пора переходить к подаркам, отделываться дешевыми пустячками. Подарки — дело хорошее, но при условии, если они не слишком роскошны. Присылки песен или стихов должно было бы хватать, предполагает толкователь Овидиевых советов, но здесь он черпает вдохновение скорее в среде римских куртизанок, нежели знатных французских дам. А вот по поводу женской неподкупности современниц он не питает никаких иллюзий. Если бы Овидий и Гораций, эти светочи любовной поэзии, ныне ограничивались тем, что дарили своим желанным собственные сочинения, им бы частенько приходилось натыкаться на запертую дверь!
Идея символического дара до предела развопло-щается в теме дареного сердца, которую мы находим в куртуазном «Романе о Розе» Гильома де Лорриса и на особенно часто воспроизводимых средневековых гобеленах (которые можно посмотреть в парижском Национальном музее Средневековья). Такой дар символизирует тот факт, что чувства влюбленного более не подвластны ему, ибо отныне они в руках его дамы. Отметим также, что перемена социального статуса обоих теперь позволяет и даме делать подарки. Наиболее типичными являются платок или накладной рукав, что почти равносильно признанию: так, при первой же встрече отдав Аалардену свой рукав, Агиженора (персонаж цикла романов, продолжающих кретьеновского «Персеваля») без колебаний признается Аалардену в любви и только потом, в полном замешательстве, осознает, что преступила все границы!
Обычай преподносить символические подарки, хоть и зародился, по-видимому, в рыцарской среде, вышел за ее пределы. В средневековых судебных архивах мы впервые обнаруживаем указания на случаи соблазнения в простонародных сообществах различного типа, где большую роль играют такие маленькие знаки приязни. Коль скоро подобные сцены запротоколированы, стало быть, там дела обернулись плохо, брачное обещание не было исполнено. Церковный суд решал подобные споры в два счета, ибо с религиозной точки зрения клятва обязывает.
Эти судебные тяжбы XV столетия, видимо, велись, исходя из тех же условий, что предписывала кур-туазия. Прежде всего в отношении денег: они воспринимались как нечто двусмысленное. Если женщина соглашалась их брать, на такую смотрели, как на продажную, от нее могли потребовать всего, что угодно. По всей видимости, именно так произошло с каменотесом Жаном Ардемоном, некогда служившим помощником нотариуса: однажды (дело было в 1494 году) он заглянул в таверну «У толстухи Марго» с двумя своими приятельницами, Николь и Жаннеттой. Он предложил девушкам вина, но потом, когда все захмелели, разгорелся спор. Жан утверждал, что Николь стащила у него кошелек. Жаннетта возражала, у нее была иная версия случившегося. И тут-то помощник нотариуса ей просто-напросто брякнул: «А ну-ка, пошли!» — «Что значит «пошли»?» — удивилась Жаннетта. «Пошли!» — наседал парень, вознамерившись без долгих слов познать свидетельницу телесно («scilicet ut carnaliter cognosceret ipsam testent»). Девушки были возмущены, они совсем не так понимали ситуацию. Жан, со своей стороны, почуял, что его надувают, и потребовал, чтобы ему вернули деньги, заплаченные за вино. А поскольку у девушек не нашлось при себе нужной суммы, разразился скандал.
Таким образом, по понятиям молодого человека предложение пропустить стаканчик — красноречивое предисловие, после которого, чтобы конкретизировать ситуацию, кавалеру достаточно сказать: «Ну, пошли!» К такому же выводу приходит Морис Дома, изучая иконографию XVI–XVIII веков, согласно которой предложить выпить — это некий знак: плата за будущие интимные услуги. Но знак этот достаточно невнятен, а потому женщине можно было притвориться, будто она его не поняла. Чтобы подтвердить договор сообразно ритуалу, желательнее, чтобы одна сторона предложила деньги, а другая их приняла.
Среди символических подарков есть такие, что могут быть поднесены «в залог супружества», «во имя брачного союза» («nomine matrimonii»). В таком качестве часто выступают домашние туфли, пояски, шпильки. Значимы могут быть также фрукты, вино, «hoqueton» (плащ). Подобные подарки зовутся «chanjons» (залоговыми), их хранят, а в случае необходимости возвращают, они в глазах общества обязывают как того, кто преподносит, так и ту, кто принимает их: таким образом, они равносильны данному слову.
Так, в 1494 году некоего Гийома Фуше принудили взать в жены Маргариту, дочь Жана Гё, поскольку на празднике мастериц по стеганым одеялам он подарил ей грушу. Сколько он ни отнекивался, утверждая, что в этот день, в праздничном воодушевлении, он всем девушкам раздавал фрукты, нашелся свидетель, который подтвердил, что для Маргариты эта груша была подарком в залог брака и она ее именно в этом качестве приняла и съела. А в 1530 году Жан Рагон из Бофора подал жалобу на обман со стороны Жанны Лепаж. На празднике Святых Даров она словно бы в шутку выхватила булавку, которую он держал в руке, и отказалась вернуть. «Что ж, коли ты не желаешь мне ее возвратить, — заявил парень, — вручаю ее тебе в залог супружества, если Господу и пресвятой церкви это будет угодно». После короткого колебания Жанна воткнула булавку в свой корсаж. Свидетель это подтвердил, и Жанне пришлось выйти за Жана.
Хоть изредка, но бывало все же и так, что женщина (в приведенном ниже случае вдова) могла преподнести подарок мужчине. Так, Аньес в виде брачного залога (nomine matrimonii) дарит плащ некоему Этьенну Бриссо, каковой воспринимает это как знак ее согласия на половую связь.
  
В сельских местностях подарки остаются традиционным способом ухаживания. Каждая эпоха, равно как и каждый регион модифицируют этот обычай по-своему, но суть остается неизменной: они воспринимаются повсюду как род обязательства, нарушать которое непозволительно. Изучая нравы селян области Мэн в XVIII веке, Анна Фийон отмечает, что до 1720 года подарок неизменно выражался в звонкой монете. К концу столетия это бесхитростное серебро заменили драгоценности, по большей части кольца, служившие, на ее взгляд, свидетельством, что взаимоотношения четы зашли довольно далеко. Подарки, полезные в хозяйстве, которые прежде были в большом ходу, мало-помалу уступили место предметам, побуждающим к кокетству. «Наряду с прочими цветами любви девицам ныне подобает подносить то, что льстит их кокетливой жажде выглядеть важными барышнями». Чтобы такие подарки, тем паче если они незначительны, имели значение брачного обета, при их вручении необходимо присутствие отца.