Да здравствует жизнь!
– Да-да, я все сделаю.
– Ошибок быть не должно, Марни, – напоминает она.
– Знаю, не беспокойтесь.
Я уже три года работаю менеджером маркетинговых проектов в «Поговорим о красоте» – довольно известном в мире косметики коммуникационном агентстве. Что касается Вильроя, то этого клиента подводить нельзя, у него адские требования. Я уже полгода вкалываю, готовя их рекламную кампанию чудо-крема с гиалуроновой кислотой. Всего-то!
– Я в вас верю, – заключает Ана, поворачиваясь на каблуках.
Искусство прессинга в красивой упаковке… Ана – железная бизнес-леди, но и ничто человеческое ей тоже не чуждо. Нужно просто быть начеку, чтобы не дать себя сожрать.
Я откидываюсь на спинку стула, снова смотрю на часы и вздыхаю. У меня впереди редактирование пятнадцати страниц текста и встреча, которую я не могу пропустить, иначе Элиотт меня убьет; тем хуже, придется сделать то, что я ненавижу больше всего: возьму работу домой, выбора нет. Я выключаю ноутбук, убираю его в сумку и собираю вещи, чтобы потом навести порядок на столе. Мне досталось довольно большое рабочее пространство, единственное во всем офисе. Оно образовалось в углу между двумя эркерами на двадцать четвертом этаже башни Перре. У Аны и бухгалтерши Сандрин (похожих на одного вечно недовольного дракона о двух головах, который оплачивает счета, выдает нам зарплату и деньги на расходы) – отдельные кабинеты с общей стеклянной перегородкой. Не завидую им. С моего места открывается вид на весь город, мне достаточно просто повернуться на стуле. Но сейчас я сижу, слегка наклонившись вперед, и вижу только Ану, которая стоит в дверях, разговаривает с кем-то по телефону и тоже на меня смотрит. Она поняла, что я ухожу, и делает вопросительный жест рукой. Я поднимаю большой палец вверх, что, кажется, означает «все в порядке». Это утверждение настолько далеко от правды, что я стараюсь уйти прежде, чем она попытается меня перехватить. Я жутко опаздываю.
В начале недели, в день нашей годовщины, когда я сказала Элиотту, что мои сеансы у психотерапевта пока ничего не дали, он зашел на сайт ассоциации «Пышки за солидарность», о которой мне говорила Элен Рубен, и узнал, что сегодня будет две конференции по бодипозитиву. «Повышение самооценки и возвращение контроля над своим телом».
Ни много ни мало.
Я даже не знаю, как он смог убедить меня туда пойти. Хотя нет, конечно, знаю: он преследовал меня всю неделю, пока не уговорил. Элиотт был твердо убежден, что знакомство с девушками, находящимися в похожей ситуации, мне просто необходимо. Но, несмотря на всю уверенность, которую он вложил в свои уговоры, и мою готовность прислушиваться к его советам, он все-таки взялся меня сопровождать из опасения, что я передумаю. И тем самым лишил меня всякой возможности уклониться.
Я подхожу к зданию, где проходит сейчас встреча «Пышек за солидарность», когда время уже переваливает за половину восьмого, а жара все не думает спадать.
– Я думал, ты не придешь! – восклицает Элиотт, глядя на часы. – Встреча началась еще полчаса назад.
– О, как жалко, наверняка мы пропустили самое важное…
– «Мы»? Э-э-э нет, лапочка, ты пойдешь туда одна.
– Что?! Ты смеешься?
– Вовсе нет. Там одни женщины, сомневаюсь, что присутствие мужчины придется им по душе.
– Ну-у… Мне действительно нужно туда идти?
– Да, и поторопись, ты уже опаздываешь. Буду ждать тебя в «Радуге».
– Ах так? Будешь пить пиво, пока я маюсь на конференции?
– Это для твоего же блага – и потом я хочу пить. Ну, пока!
Я ошеломленно смотрю ему вслед. Здорово он обвел меня вокруг пальца.
Я вхожу. Оказывается, в этом здании находятся сразу несколько организаций. Дама за стойкой администратора еще не ушла, она отрывает нос от компьютера и делает мне знак идти до конца коридора. В зале есть еще с десяток свободных мест, как раз перед дверью, и я сажусь, стараясь оставаться незамеченной.
Вокруг исключительно женщины с лишним весом. Элиотт был прав, он оказался бы здесь белой вороной. На сцене сидят три девушки, а еще одна выступает, и я вижу, что каким-то непостижимым образом она полностью завладела вниманием аудитории.
– Ваше тело – это корабль, плывущий по реке жизни, берегите его, – говорит она. – И хотела бы еще добавить, что каким бы несовершенным оно ни было, уважайте его, любите его, и тогда вы увидите, какие в нем начнут происходить изменения.
О, пощадите… Это та самая чушь, которую я не хочу слушать.
– И так будет всю дорогу? – спрашивает у подруги женщина, сидящая на ряд впереди – она явно здесь за компанию.
– Мы только что пришли, давай послушаем, что будет дальше, – отвечает та.
Я улыбаюсь и переключаю внимание на выступление нашей проповедницы, которую мой отец назвал бы «горе-ораторшей».
Пока она произносит свои банальные фразы, словно из «Руководства по бодипозитиву для чайников», я осматриваюсь. Кондиционера в зале нет, и все выглядят вареными: потеют, обмахиваются веерами и цедят воду из термостаканов. Я внимательно рассматриваю всех этих женщин, с которыми не чувствую никакой связи и на которых тем не менее я, очевидно, должна походить. Некоторые прячутся в балахоны, в которых по-настоящему тонут. Другие наоборот: носят обтягивающие или короткие платья, полностью принимая и даже подчеркивая свои телеса. А есть и такие, как я: не знают, как устроиться на стуле, если половина ягодицы с него свисает, подыхают от жары, но носят более или менее длинные рукава и крепко прижимают к себе сумочки, чтобы спрятать живот.
Может быть, мне не удается почувствовать с ними родство, но мне очень хорошо знакомы эти ухищрения, практически одинаковые у всех женщин с лишним весом… Ком в горле мешает мне дышать.
– Любите себя! – торжественно скандирует ведущая. – Относитесь к своему телу так, как будто оно принадлежит дорогому для вас человеку, и не забывайте, что вы все – солнечные, красивые и яркие. Так любуйтесь собой и показывайте себя!
– Лапусик, ты поняла, что сказала эта дама? – шепчет женщина впереди своей спутнице. – Можешь занимать весь диван!
Ее спутница смеется, а мне хочется оглохнуть.
– Я всегда была толстой и долгое время думала, что моя жизнь не имеет смысла, – начинает исповедоваться одна из девушек на сцене. – Даже хотела покончить с собой.
Что угодно, только не это… Это невыносимо…
А она продолжает:
– Я не любила себя, и у меня было такое чувство, что я отовсюду выпадаю, стоило мне лечь, сесть, оказаться среди людей…
Я закрываю глаза – в них вскипают слезы. Они приходят внезапно, и их невозможно удержать. Я встаю, пока они не полились рекой, выхожу из зала и иду в туалет.
Закрывшись в кабинке, сажусь на унитаз, и меня накрывает гнев. Это невыносимо, и причина мне ясна: здесь, вместе с женщинами, у которых похожие трудности, я осознаю свою принадлежность к группе, членом которой не хочу быть. Я становлюсь человеком, который не соответствует норме, на которого смотрят, которого жалеют или презирают. Это группа толстых. Таких, как я.
Элен ошибалась: придя сюда, я не почувствовала себя менее одинокой – наоборот, еще сильнее осознала себя гадким утенком.
Сидя в спущенном до щиколоток комбинезоне, с мокрыми от слез щеками, я пытаюсь повернуть рулон туалетной бумаги в барабане, чтобы ухватить кончик, но ничего не получается. В раздражении я со всей силой бью кулаком по барабану:
– Черт, черт, черт!
И начинаю рыдать – от унижения, от жары, от ярости из-за того, что дошла до такой жизни и вынуждена приходить на подобные собрания. И вдруг кто-то просовывает мне под боковую перегородку пакетик бумажных салфеток.
– Не расстраивайтесь, со мной такое постоянно, – слышу я из-за перегородки женский голос. – Не знаю, кто придумал эти штуки, но ничего хуже я не встречала.
Сдержать удивленный вздох не получается. Заходя в туалет, я была убеждена, что, кроме меня, здесь никого нет.
– Спасибо…
– Вы не могли бы потом передать мне салфетки обратно? У меня тоже бумага застряла.