Кикимора и ее ёкай (СИ)
Росло с каждым днем количество последователей, росла кровавая слава, и аура бога войны становилась все сильнее, все темнее. В мире людей во всяких интернетах пестрело черным его лицо. В черных алтарях храмов не высыхала до конца кровь. Гнили все прибывающие дары.
И сила росла. И манила других сильных, но безмозглых ёкаев завладеть ею. Безуспешно, конечно. Он же все-таки не мальчишка сопливый, а лучший воин среди всех существующих. Впрочем, в бой вступать он в последнее время не хотел — боялся, что опять застит разум сила и воля бога-разрушителя, данная при рождении, поэтому руки не распускал и за оружие не хватался без нужды. Ну, только на свадьбе на этой разок пришлось, за то Дзашин сильно себя корил. Рука, ощутив привычную тяжесть катаны, неожиданно дрогнула, когда пришлось прятать оружие. На миг мелькнула в сознании бога-разрушителя картинка: все гости на свадьбе Омононуси разрублены пополам, невеста в белом окровавленном платье, у змея отрублена голова, и из зеленых глаз надоедливой девицы-чужачки медленно уходит жизнь. А сам он с катаной, которая, как жадный пес, пожирает кровь, очищается сама. Стоит над торжеством смерти и боли и удовлетворённо смотрит на закат. Впервые за много лет тяга крови его не мучает, ему хорошо, спокойно, а в руке дрожит нервная сталь…
Мысли были настолько яркими, что Дзашин постарался как можно скорее оказаться подальше от других. Отбив танто, он быстро, насколько этого позволяли приличия, учесал в дикую глушь медитировать, ругая себя за то, что вообще принял приглашение на свадьбу.
А на свадьбу Дзашин явился, чтобы, как уже говорилось ранее, наладить контакты, показать, что он, мол, сосед благонадежный, к добрым отношениям готовый, а кто старое помянет, тому атаму с плеч. Правда, пока плоховато получалось коммуницировать, но Омононуси был вроде как рад гостю. Хотя кто этих японских богов поймет, чего там у них на душе?
К середине празднества Дзашин уже пожалел, что пришел на вечеринку: с ним особо никто по душам беседовать не стремился. Поэтому он угрюмо ждал окончания праздника, так как невежливо было уходить раньше. Сидел себе спокойно за столом, никого не трогал, ковырял странный пирожок с кроваво-красной начинкой, которая пахла болотом. А потом к нему пристала чужачка.
Болотная ведьма была несносна, невоспитанна, экспрессивна. Ни один японский дух никогда не будет вести себя так с незнакомцами, а она несла глупости и всячески его позорила. Дзашин уже был готов развязаться и надавить на пару болевых точек, чтобы девица успокоилась и тихонько от него отстала, но не успел: прямо в сердце болотной ведьмы полетел танто. Ее хотели убить, что, впрочем, неудивительно. Тот, кто целил в болотную ведьму, можно сказать, прочитал его, Дзашиновы, мысли.
Дзашин сам не понял, почему отбил стилет. Может, потому что так отреагировало умное тренированное тело. Может, чтобы защитить гостя Омононуси. Кто ж его знает? Но девицу-ёкая он спас. А вдруг для добрососедских отношений зачтется? Хоть и путем долгих медитаций по восстановлению своего внутреннего порядка.
Медитировал Дзашин обстоятельно, едва ли не сутки, а потом отправился домой, отдыхать и дальше находить гармонию в простых вещах.
Дом свой он спрятал очень хорошо: уж больно надоедливы были ёкаи, которые к нему лезли. Во-первых, дом находился в другом слое мира, в пространственном кармашке между миром ёкаев и людей. Попасть туда могут только очень сильные духи и боги. Во-вторых, его дом невозможно было найти без проводника ноппэра-бо, который реагировал только на очень сильную темную ауру — такую же, как у него. В-третьих, если бы кто-то сильный, смелый, ловкий, умелый попал-таки к дому Дзашина, его бы с аппетитом сожрало заботливо выпестованное дерево-вампир Дзюбокко. А раз так, то хотя бы дома можно было бы расслабиться. Ну, так думал бог разрушений и смерти Дзашин. До того, как обнаружил в своем доме вчерашнюю болотную ведьму, которая сладко спала в обнимку с каукегэном прямо рядышком со входом, на полу.
Дзашин протер глаза. Потом еще раз. Проверил жилище на мороки, поплевал через кулак.
Ничего не изменилось. Вчерашняя девица наглейшим образом спала прямо в его защищенном от любого проникновения доме. Может, она подослана кем-то? Семь богов счастья постарались? Или она сама пришла его убить? Наемная богиня смерти из другой страны?
Тогда надо поскорее ее убить. Но была одна незадача: если убить, то его может и снова с катушек сорвать, а этого прям вот вообще не хочется. Но что-то с ней делать надо.
И Дзашин вынул из-за пояса сверкающую при свете кроваво-красной луны катану.
Глава 21. Подобру-поздорову
Неожиданно на спину в черном кимоно кто-то прыгнул. Ну, хотел прыгнуть, но не вышло — реакции у бога войны были что надо. Он сделал быстрый шаг в сторону, и каукегэн плюхнулся прямо на спящую болотную ведьму.
— Шарик, ну ты чего? — сонно спросила кикимора, открывая свои бесстыжие зеленые глаза и удивленно разглядывая своего вчерашнего спасителя.
Кикимора тут же села в кровати и попыталась поклониться, а потом заметила катану в опасной близости от своей головы и замерла.
— Кто тебя прислал? Отвечай!
— Э… Да никто, собственно, — скосила глаза кикимора на уже знакомого угрюмого мужика в черном кимоно. Хотя сейчас угрюмым бы его назвать было сложно, он был скорее злющим, как русалка с сушняком после попойки на Ивана Купала. Черные волосы мужчины разметались вокруг лица, на белых острых скулах нежно порозовела кожа, губы сжались в узкую линию. А в черных глазах так и полыхает, так и горит! Кикимора аж засмотрелась.
— Как тут оказалась? — быстро спросил он.
— Заблудились, потом нас встретил дядька без лица, — честно и искренне ответила кикимора. Она почему-то совсем не испытывала страха, только какое-то подозрительное стеснение, неловкость. «Дожила, мать», — подумала она, стараясь смотреть богу разрушения в глаза и не краснеть. — Дорогу осветил. До этого темнотища была, хоть глаз выколи.
— Ноппэро-бо проводил вас до дома?
— Ага, проводил до дома. Открыл двери, вел себя очень гостеприимно. Вы уж его простите, может, не признал, глаз-то у него нету.
Дзашин недоверчиво хмыкнул.
— И Дзюбокко не нападало?
— А? — переспросила кикимора. Она понятия не имела, что такое это Дзюбокко. Восточное единоборство? Способ размешивания чая маття во время чайной церемонии?
Мужчина в черном кимоно замолчал, катану убрал и прищурился недобро.
— Еще раз повтори — кто ты такая и откуда? Что тебе нужно?
Кикимора не любила представляться дважды и в других обстоятельствах показала бы этому злому ёкаю кузькину мать, но, во-первых, он ее спас тогда на свадьбе, а во-вторых, она, похоже, без приглашения забралась к нему в дом. Вот чуяла, что лучше на крылечке посидеть у озера, а не ломиться в открытые двери. Ох уж этот русский «авось». Почему только безликий слуга ее так привечал? Путь осветил? В дом пригласил? Загадка. Притом и для Дзашина, похоже, тоже, судя по тому, как недобро он посмотрел на безликого привратника с горящим еще фонарем.
Кикимора представилась еще раз, сказала о своих целях и планах, и каукегэн, трущийся у ее колен, подтвердил. Идем, мол, к богине Бентэн, чтобы отправиться подобру-поздорову домой, в славные водно-болотные Благовещенские угодья, потому что в гостях хорошо, а дома лучше.
— Ясно, — кивнул мужик в черном кимоно. — Я прощаю вам вторжение. Более того, я не стану требовать от вас возврата долга моего гостеприимства, но сейчас же прошу покинуть вас мой дом.
И очень вежливо поклонился, сволочь такая. Потом резко приказал что-то быстрое ноппэра-бо, который, скукожившись, стоял рядом.
Кикимора встала, поклонилась в ответ и вышла, поспешно прибирая под платок растрепанную косу. А чего тут скажешь? Сама виновата. Нечего было за нечистью всякой шляться.
— Ноппэра-бо вас проводит, — раздалось ей в спину, и с тихим стуком раздвижные двери захлопнулись.