Тотем (СИ)

Водяной, прознав, кто пожаловал к нему на болота по собственной воле, показался во всей красе. Хлёстко ударив хвостом, он забрался на кочку, сел профилем к гостье, чтобы она могла полюбоваться тем, какого мужчину выбрала в мужья, и хвастливо заговорил:
— Что? Передумала, рыжуля? — игриво бросался он словами, то так то эдак показывая в свете солнца зелёную чешую. — А я знал, что вернёшься.
Пригладив волосы пятернёй, водяной взмахнул головой, едва удерживая шляпу. Необъятных размеров пузо лоснилось. В худой бородёнке застряли головастики.
— Любая сама утопнуть хочет, как меня видит.
Распинался водяной, лишь изредка поглядывая на девушку. Невеста казалась ему красивой, но уж больно молчаливой и поникшей. Не годится для будущей жены!
Кайра неожиданно закрыла лицо руками, упала на колени и горько расплакалась.
Водяной растерялся. Он не ожидал такого от девушки. То не чары привели её к болоту. То пришла она по собственной воле, но отчего же?
— Эй?.. — позвал её водяной и даже оставил кочку, на которой, как считал, мог показать себя с лучшей стороны. Он плюхнулся в воду, подплыл ближе к краю топи, и попытался заглянуть в лицо девушки, спрятанное за ладонями. — Ты чего заплакала?..
Кайра не ответила.
Водяной вздохнул. Сколько раз он видел девушек, что кидались с головою в омут, потому что их лишили дома, чести и сердца? Водяной мог бы себе польстить, сказав, что это честь — утопиться в его болоте и жить с ним в качестве его жены, но никакая шутка и никакое хвастовство не залечат чужие раны.
— Пойдём со мной, рыжуля, угощу тебя чаем, а потом вернёшься туда, откуда пришла, — зазывал её Водяной, кутая в объятия из тины.
  
Глава 14
 
Лес вокруг болота — подобие жизни, что притаилась на границе двух разных миров. Там, где кончалась жизнь, начиналась — смерть. Или же… дорога сюда вела тропою смерти и лишений, и оттого жизнь оставалась где-то далеко за пределами леса?
Сэт ступил на примятую тропку, встревожив листья лишайника. Колючки не хватали его за одежду. Никакая невидимая сила не пыталась его удержать. Он остановился, поднял взгляд на покосившуюся осоку. Сойка села на ветку, посмотрела на него большими карими глазами с любопытством в птичьем взоре. Не издав ни звука, она расправила крылья, и воспарила в чистое светлое небо. В лес вернулись звуки. Ветер загулял между деревьев, тревожа кроны и траву длинным прозрачным плащом. Забил дерево дятел, где-то далеко запел соловей. В лес вернулась жизнь.
Князь опустил взгляд. Кайра в его руках лежала неподвижно. Грудь лисицы размеренно вздымалась во сне. Рыжие волосы сбились в неопрятные космы, липли прохладными мокрыми прядями к слишком светлому — болезненно бледному — лицу. Щедрым украшением — подарком от болотного князя — на прядках красовалась ряска и тина. В руках княжны, словно лепесток пламень-цветка, — покоился ярко-алый бутон водянки. Она прижимала его к груди, кутая в ладонях заботливо и нежно. 
Впервые Сэт видел в Кайре не ребёнка — наглого и дерзкого, который поддаётся эмоциям и чувствам, не думая головой перед шагом, а девушку, которая отчаянно пыталась найти выход. Жизнь плеснула в неё столько плохого, что она не справлялась, и всё же… не сделала самую большую глупость в своей жизни.
Ему хотелось коснуться её лица, заботливо убрать пряди с щеки и скулы, но пришлось бы положить Кайру на землю, потревожить её размеренный сон, а нет другого лучшего и верного лекарства кроме времени, а сон, как известно, — то место, где время течёт быстрее, излечивая отдыхом самые глубокие раны. Отбросив затею, Сэт крепче перехватил девушку, кутая её в дорожный плащ, чтоб босые ноги не застудились, а драгоценный цветок не примялся ни одним лепестком, и вместе с Кайрой медленно пошёл к воротам Стронгхолда.
***
— Нашлась, — без радости и хмуро бросил боярин Крут, с недовольством глядя на ношу князя.
Сэт остановил поток его недовольства и хлопоты вокруг себя одним взглядом. Все разом притихли, боясь вызвать его гнев, но князь знал — будут шептаться, додумывая. Многое из новых сплетен окажется правдой или чем-то болезненно близким к ней. Кайра ушла из Стронгхолда вслед за Визэром, не желая оставаться подле убийцы возлюбленного, и Сэт не мог её за это винить.
 
Расталкивая зевак, старая Этна прибежала, едва до неё дошли вести о возвращении князя с женой. Она подивилась, когда, ворвавшись в светлицу, заметила в комнате Кайру, мокрую от воды, но закутанную в плащ с заботой, и лежащую на постели, а Сэта рядом с ней — он сидел на краю, всматривался в лицо княжны, казалось, вслушивался в её дыхание и сердцебиение, пока убирал пряди с её лица. Старая росомаха опешила, замерла на пороге. Она уж хотела поднять крик и отчитать князя, но растерялась.
Сэт заметил её присутствие. Поднялся с постели и направился к выходу из комнаты.
— Присмотри, чтобы не ходила нигде босиком, — удивительно мягко попросил Сэт, обращаясь к няньке.
Этна дала бы ему пару материнских подзатыльников, чтобы лучше берёг жену, но смолкла, кивнула и первым же делом склонилась над Кайрой.
— А это что?.. — подивилась старая нянька, чем задержала князя в покоях.
— Не трогай, — Сэт оглянулся, стоя у порога. — Пусть спит с ним.
Этна не стала спрашивать, что за болотный цветок в руках у княжны и чем он так важен, но приняла это, стараясь обтирать и согревать лисицу так, чтобы не потревожить цветка. Только склонившись над ним, когда в корчме загорелась свеча, старая росомаха рассмотрела в сердцевине бутона прячущегося за полупрозрачными листьями щенка росомахи. Призрак потерянного. Душа, которую мать нерождённому подарила, украв из сердца болот.
— Так ты за этим бросилась в воду? — Этна подняла взгляд на лисицу, всматриваясь в лицо ребёнка, будто видела впервые, насколько она выросла за то время, что прожила на севере. — Спасала дитя, чтоб не агукал по лесу неприкаянной душой?
Кайра не могла ей ответить, но даже во сне прижимала цветок к самому сердцу, отдавая ему последнее тепло.
***
Беда, как повелось, не приходит одна. В зале совета скопился народ — почётные бояре, советники и воеводы, товарищи по оружию и братья, чьему мнению Сэт доверял. Забывшись в собственных проблемах, он отстранился от общего важного дела, и теперь оно напоминало о себе разорёнными деревнями, сожжёнными полями и людьми, которым не посчастливилось оказаться в рабстве, потому что их князь — слишком слаб и мягок, чтобы давать отпор.
— Мы ждали лихо от Полоза, но забыли, что есть Звери хуже змеиного князя, — хмуро заметил воевода.
Полоз, как и говорил Сэт, не лез в войну и не пытался им досадить, пользуясь милостью князя росомах, но теперь Сэт видел, что просчитался. Он считал врагом другого князя, и все свои силы направлял на борьбу с ним — глупо и бездумно грызя кость, брошенную ему шпионами. Не Полоз был его настоящим врагом. Не он подсылал к нему убийц. Не его слушался бывший товарищ и брат. Но какой уже смысл пытать предателя, когда он прав? Прав, что Сэт ослеп от собственного тщеславия и не видит дальше собственного носа.
Сэт сжал рукоять меча, но не встал с места.
— Что делать будем, князь? — подтолкнул его с ответом боярин Крут. — Некуда больше тянуть. Оставим это без внимания и вслед за заячьими землями за нами придут.
Сэт это понимал.
В лесу, где издавна правят медведи и лоси, есть и другие опасные звери.
— Передайте князю Зайцу, что мы поможем его семье вернуть свои земли и народ.
— Какой нам прок от зайцев? — Крут поморщился. — С них ни воинов, ни целителей. Только почём зря воинов на смерть гнать.
— Прок в том, что это правильно.
Такой ответ удивил Крута, и он едва сдержался, чтобы не напомнить Сэту, как именно он поступал с остальными. Вырезал семью лисьего князя, чтобы заполучить его армию лучших стрелков. Шёл на войну против Полоза и пошёл бы против медведей, не считаясь с тем, что правильно, а что нет, но теперь показывал себя героем, которого отчего-то волнует чужое худое княжество.