Тотем (СИ)

Сэт снова пошёл в наступление. Мечи врезались друг в друга, высекая искры. Визэр тяжело дышал, но всё ещё держался на ногах. Князь осклабился, вены на его руках и шее вздулись. Казалось, что он во что бы то ни стало хочет пробить защиту медведя, и когда ноги Визэра, упираясь в землю, заскользили по ней, оставляя от сапог две рваные борозды, он наконец-то почувствовал желанную слабость. Меч Визэра не мог сдержать его натиска; он ушёл в сторону. Сэт по инерции подался дальше, желая обагрить свой меч кровью в третий раз, но неожиданно почувствовал крепкий и увесистый удар в челюсть.
Визэр весело усмехнулся. Никто не запрещал им использовать кулаки, если представится возможность. Получив в лицо, Сэт понял, что весь этот представление с поехавшими ногами, — всего лишь уловка, и он, как зелёный юнец, клюнул на неё.
Потрогав скулу, Сэт хищно ухмыльнулся. Медведь дерзил ему даже сейчас. Это забавляло князя. Визэр не воспользовался коротким замешательством росомахи, но как преднамеренно показал этой выходкой, что его зря недооценивают.
Незначительный промах раззадорил Сэта. Он пошёл в наступление, показывая удивительную для росомахи прыткость. Серия крепких ударов мечом была такой быстрой, что каждый новый удар отличался лишь звоном устрашающей стали. Мечи то схлёстывались над головами бойцов, то едва не рассекали артерию на бедре — каждый удар мог если не отнять жизнь, то искалечить противника.
Пользуясь слабостью Визэра, Сэт направил остриё меча в недавно зажившее и всё ещё слабо подвижное плечо медведя. Оно открылось для его удара после череды хитрых и выверенных атак. Одержимый целью лишить Визэра действующей руки, Сэт почувствовал крепкий удар под рёбра. Настолько сильный, что ему показалось, будто ударили наковальней.
Сэт увидел, как к его незащищённому боку стремится меч. Второй удар опрокинул его наземь. Сэт коснулся бока, охваченного пламенем боли, но не нащупал ни раны, ни крови. Визэр унизил его, ударив рукоятью меча, а теперь князь лежал на земле и ждал последнего удара врага, который должен был отнять его жизнь. Он уже видел, как на клинке Визэра разгорается пламя погребального костра.
— Визэр, прошу тебя! — Кайра, удивляя всех, закричала так громко, что на неё оглянулись росомахи. — Не надо!
Визэр замер, отвлёкся на крик — слово этой женщины было для него законом, и даже в шаге от победы он готов отказаться от неё, потому что Кайра этого не хотела. Этой секунды промедления хватило, чтобы меч Сэта пронзил его тело.
Медведь пошатнулся. Лезвие выскользнуло из его тела. Из раны полилась кровь. Визэр опустил руку с мечом, но не разжал пальцы на рукояти. Он опустил взгляд на окровавленную ладонь, и видел, как кровь сочится из его живота, капая под ноги на песок и запылившуюся золотую монету.
Закрыв глаза, Визэр усмехнулся, и упал на колени.
Глаза Кайры расширились от ужаса. Она осознала, что натворила. Стараясь оградить Сэта от смерти, признавая силу и победу Визэра, княжна невольно, не думая о последствиях, подставила под удар медведя. С испугом и отрицанием она смотрела, как на одежде Визэра расцветает багрянцем кровавое пятно. Как тонкие нити крови быстро бегут, стекая наземь. Визэр оставался спокойным и улыбался. Он признавал поражение, и знал, что рана — смертельна. Князь росомах использовал свой шанс.
Но отчего толпа не ликует?..
***
— Я убиваю всех, кто мне дорог, — шептала Кайра, не в силах сдержать слёзы.
В старом доме целителя впервые было тихо. Не осталось никого из больных. Даже лекарь вышел из дома, притворившись глухим и слепым.
Кайра не отпускала руки Визэра и сидела на полу подле постели, вслушиваясь в его слабое и прерывистое дыхание. Сэт не пожелал добивать княжича и дарить ему быструю смерть, но, удивив росомах, приказал отнести Визэра к лекарю и даже позволил ей — своей жене — остаться с ним один на один без свидетелей. Кайра не знала, что означал этот жест, и не думала о том, что ждёт её, едва она вновь выйдет за порог. В эту минуту её сердце разрывалось на части и ей казалось, что какая-то часть её самой умирает вместе с медведем.
 
— Не плачь, лиска, — даже на пороге смерти Визэр оставался тёплым и ласковым. Он слабо сжимал её пальцы в ответ, пытаясь приободрить, и жалел, что нет сил утереть её слёзы. В его глазах, поблёкших из-за потери крови, были те тепло и любовь, с которыми он встречал её каждый день, и не было там ни тени злости, обиды, ненависти или презрения, а Кайре казалось, что своим поступком она заслужила проклятия. Ведь это она довела его до такого. Она помешала ему одержать победу над князем.
Не останавливало даже понимание, что, убей Визэр князя Стронгхолда в честном поединке, росомахи, умывшись горем и злобой, всё равно разорвут его на части, посчитав убийцей. Никто не позволит им втроём — ей, Визэру и Тельконтару — оставить стены неприветливой крепости и пойти своей дорогой. Единственный, кто сдерживал росомах от гнева, — сам Сэт. И одним Богам известно, зачем он это делал.
Кайра опустила голову, уткнулась лбом в тыльную сторону ладони Визэра. Плечи княжны содрогались от слёз, и она не могла остановиться. Не могла вымолвить ни слова в ответ. Княжич медведей, найдя в себе силы, приподнял её лицо за подбородок. Он улыбнулся ей. Даже сейчас с заплаканным лицом Кайра казалась ему прекрасной.
— Я рад, что сражался за тебя.
Грубые и мозолистые пальцы княжича удивительно легко и ласково стёрли с её щеки проступившие слёзы. Кайра вцепилась в его руку, прижала ладонь к своей щеке, ласкаясь, прикрывая глаза и отчаянно желая, чтобы этого дня никогда не было. Чтобы не было тех слов, брошенных в пылу сражения от страха.
Зачем она это сделала? Зачем подарила Сэту жизнь?..
— Я… — она нашла в себе смелость сказать, что уже не первый день носила в своё сердце.
— Визэр.
Кайра почувствовала, как рука медведя ускользает из её пальцев.
— Визэр?..
Колкое осознание закралось под кожу раскалённой спицей.
Кайра открыла глаза. Рука княжича упала на постель и свесилась с краю. Он не смотрел на неё горящими янтарными глазами. Веки опущены, голова повёрнута набок. Он уже не слышал её слов.
— Визэр! — княжна подскочила, вскричала. Крепко ухватила медведя за плечи, обнимая, прижимая к себе и качая в руках. Она сжала пальцы на его плече с такой силой, что ткань испорченной рубахи натянулась, и бесконечно шептала молитвы, обращённые к Зверю, чтобы он забрал её сердце, душу и мысли, только бы повернул время вспять.
***
В лесу какой живности ни водилось. За старой опушкой, прячась в окружении деревьев и кустов, притаилась опасная топь. К ней вела тропка, выглядывая из высоких зарослей травы, и ловко прикрытая листьями репейника и лопуха. Места эти считались поприщем опасным — магическим, но вместо силы, которую обычно даровали любые Источники, это — питалось жизнями.
Раз год, а то и чаще, случалось одинокому путнику, заблудившись в лесу, не сыскать дороги обратно. Тогда лес показывал ему тропку, а по ней отчаявшийся путник шёл и шёл, пока не доходил до топи. Когда его ноги опасно вязли в тине, тут-то и приходило осознание неизбежности.
Топи были коварными. Они прятали корневища деревьев и ветки старых кустарников прямо на глазах тонущего, чтобы тот не смог в отчаянии и нежелании смерти ухватиться за них и получить хотя бы слабый шанс на спасение. Но была здесь и иная магия — она притягивала, манила, очаровывала и обещала заветное избавление от всех горестей мира.
Девушка в белоснежной сорочке шла к топям сама, не разбирая дороги. Невидимая рука вела её между деревьев. Листья лопухов и репейника расступались, открывали ей путь, и не цеплялись за одежду колючками. Ничто не останавливало её. Только она сама.
Добравшись до берега, девушка села у края опасной топи. Несколько минут она стояла у края, будто не хватало решимости на последний шаг. Топь казалась тихой и безжизненной. Не было ни лягушки и жабы поблизости. Не пели птицы, не стрекотали хором цикады, как вдруг поверхность топи, что была поближе к цветущей кочке, вспучинилась. Над поверхностью воды показалась пара глаз, а кочка, приправленная кувшинкой и камышом, оказалась шляпой.