Икар из Пичугино тож

— Дед, — позвал Алеша согнувшегося в три погибели Сергея Ивановича у поливной трубы. — Хочу с тобой поговорить.
— Отличное время нашел для этого, самое подходящее, — шутил Сергей Иванович.
— Я могу потом.
— Ничего, говори.
— Ну… Я хочу что-нибудь смастерить, как ты говорил, но вот только не знаю что. Вообще, я хотел плот, но бабушка…
— Бабушка сказала, что это плохая идея?
— Да. А я не знаю, что тогда вместо него.
— Понятно.
Поглощенный работой Сергей Иванович молчал. Алеша терпеливо наблюдал, как он затягивает последнюю гайку. Он видел, как вздулась вена на его шее, как он вспотел, слышал, как кряхтит. Алеша подумал, что, безусловно, бабушка права — не стоит его перегружать, — но при этом совсем сдаваться все же не собирался.
Когда Сергей Иванович начал складывать инструменты, Алеша повторил вопрос:
— Что скажешь?
Сергей Иванович встал с корточек и внимательно посмотрел на внука:
— Не передумаешь?
— Нет. Я буду жить в палатке, готовить на костре и что-нибудь строить, — повторил, как выученную мантру, Алеша. — Только давай сразу договоримся не предлагать мне делать новый скворечник или чинить ту табуретку, которая сломалась под Герой в прошлом году. И я не хочу…
— Что-то больно много условий, — усмехнулся Сергей Иванович.
Алеша поджал нижнюю губу, словно соглашаясь с этим и одновременно давая понять, что ничего не может поделать.
— Ладно, пойдем, — сказал Сергей Иванович, приглашая Алешу за собой.
Они поднялись на второй этаж «Хема», в библиотеку.
— Двигай стул к письменному столу и садись, — по-деловому, словно обращаясь к взрослому, сказал Сергей Иванович.
Старший Глебов занял свое кресло по другую сторону письменного стола. Его лицо сделалось серьезным, как если бы предполагался какой-то важный разговор. Он барабанил пальцами по столешнице.
— Ты знаешь, что скоро будет праздник Дня летнего солнцестояния. У меня уже почти все готово к нему, остались лишь небольшие, но очень важные доработки.
Алеша с удивлением смотрел на деда. «Почти все готово», — но он ничего не слышал про это, и другие, скорее всего, тоже, иначе он все равно что-то, да знал бы… Если… если, конечно, это не держится в секрете. Что за тайна такая?
Сергей Иванович понял недоумение внука.
— Особенности праздника в этом году таковы, что все узнают обо всем только двадцать первого июня. В этот раз такая игра, понимаешь?
— Да, — выпалил Алеша, который хотя и ничего не понимал, но почувствовал запах приключений.
— Я хочу, чтобы ты кое-что подготовил к празднику, но так, чтобы никто ничего не узнал. Сможешь?
— Конечно.
— Замечательно!
Сергей Иванович нагнулся. К внешней стороне стола была прислонена деревянная дощечка. Он взял ее в руки и положил на стол перед Алешей. Доска была уже обработана — белая, гладкая с двух сторон.
— Вот, смотри, — показывая пальцем на доску, объяснял Сергей Иванович. — Она будет приделана к одному предмету, который на празднике окажется самым главным. Твоя задача — выбрать рисунок, который будет перенесен на эту доску, а потом нанести его при помощи выжигателя.
— А что за рисунок?
— Подожди, дослушай. Рисунок должен отражать, как тебе объяснить… Ну то, ради чего стоит жить на этом свете. То, ради чего живет наша семья, ради чего думаешь жить ты сейчас и когда вырастешь. Кстати, это не обязательно должен быть рисунок. Это может быть какой-то знак, символ или просто фраза. Может даже, всего лишь одно слово. Вся библиотека в твоем распоряжении.
Алеша хлопал глазами. От сложности задачи у него захватило дух. Он подумал, что, пожалуй, это будет поинтереснее плота.
— Я тебе помогу, разумеется, — засмеялся Сергей Иванович. — Давай договоримся так. Завтра и послезавтра ты думаешь, что будет изображено на этой, скажем так, табличке, а на третий день здесь, в это самое время, ты предложишь мне свои варианты. Согласен?
— По рукам, — сказал Алеша, протянув деду свою руку.
Весь оставшийся день Алеша пребывал в некотором замешательстве. Он был слегка отстранен и тогда, когда с Герой ставил палатку, и когда под руководством бабушки варил уху в котелке на костре, и даже когда вся соседская детвора набилась в его новый брезентовый дом, Алеша мысленно витал совсем в других измерениях.
 
— Да что с тобой? Ты не рад? — спрашивала Елена Федоровна.
— Конечно рад! — словно оправдывался Алеша.
Ночевать в палатке бабушка ожидаемо не дала — «Что еще за фокусы? Что за необходимость такая?» Но зато он лежал там допоздна. Голова была полна идей, но ни одна из них ему не нравилась. Он вспомнил, что говорил ему про библиотеку дед, но какие именно книжки нужно взять, не сказал. Да и разве возможно все это прочитать за два дня?
Алеша слушал сверчков. Он решил завтра каждого из членов семьи аккуратно расспросить о том, ради чего стоит жить на этом свете. Да, это единственно верное решение. Довольный таким решением, Алеша пошел домой, где быстро провалился в сон.
Алеша решил начать с самого легкого, то есть сначала расспросить бабушку. С ней было всегда просто. С ней можно было говорить обо всем на свете, она быстро подхватывала тему, вспоминая разные случаи, и при этом не учила, как жить, не морализаторствовала. Даже в тех случаях, когда Елене Федоровне не нравилась тема разговора или позиция собеседника, она никогда не ругалась, а всего лишь задавала наводящие вопросы, после которых мягко, но уверенно озвучивала свою позицию. Больше Алешу настораживала ее проницательность, ведь она могла быстро обо всем догадаться, отличить праздный вопрос от серьезного.
Когда мальчик увидел Елену Федоровну, выходящую из дома, сразу понял: надо действовать.
— Ба, давай я тебе помогу. Скажи, что нужно делать? Но так, чтобы вместе.
Елена Федоровна улыбнулась в ответ:
— Ну давай. Чисть картошку, а я пока приберусь на летней кухне.
Летняя кухня всегда немного раздражала Елену Федоровну — тесно, неудобно. Большая часть кухонной утвари и сами продукты находились в доме, поэтому за день приходилось ходить туда-сюда несчетное число раз. К этому маршруту прибавлялась беседка, где в летнее время завтракало, обедало и ужинало все семейство. Накрыть на стол, убрать со стола. Беседка — летняя кухня — дом, дом — летняя кухня — беседка. Ей помогали дети, но все равно значительную часть этих «кругов» приходилось наматывать Елене Федоровне самой.
Алеша любил чистить картошку, потому что во время этого процесса можно было думать о чем-то своем. В этом они были очень похожи с дедом, который использовал для того же самого полив.
— Бабушка, а ты кем хотела стать, когда была маленькой?
Елена Федоровна мыла овощи для салата, но этот вопрос заставил ее на минуту прерваться и взглянуть на внука.
— А почему ты спрашиваешь?
— Так просто. Интересно.
Елена Федоровна продолжила заниматься овощами.
— В детстве я хотела стать следователем.
— Что? Серьезно? — удивился поначалу Алеша, хотя потом добавил: — А вообще-то, у тебя получилось бы.
Они засмеялись.
— Ты считаешь? — спросила Елена Федоровна.
— Не сомневаюсь. Чем тебе это нравилось?
— Подростком я, наверное, начиталась детективов. Мне нравилось, что в них сыщики разгадывают тайны и сложные головоломки. Тогда я думала, что это романтично.
— А потом? А сейчас что думаешь?
— А сейчас я думаю, что преступление — это и есть преступление. И нет в этом ничего романтичного, ни-че-го-шень-ки. Что хорошего, когда убивают, воруют, грабят, вымогают или просто хулиганят? Конечно, следователь — очень нужная профессия, но тут надо понять, сможешь ли ты быть в этом мире. Я — нет. Просто я думаю, что то, что окружает человека… может сделать его таким же… Словом, это не проходит бесследно. Короче говоря, лучше каждый день видеть радость, чем слезы.
— И поэтому ты выбрала кормить свою семью? Теперь я, кажется, понял, — одобрительно сказал Алеша. — Когда вкусно — все довольны.