Икар из Пичугино тож

Открыв телефонный справочник, Вера Афанасьевна нашла Валерку — давнишнего друга своего сына, который работал на эвакуаторе. Эвакуатор с краном-манипулятором идеально подходил для творческого выступления.
На Шестнадцатой улице долго ломали голову, зачем к Плакущевой вот уже несколько дней приезжает спецтехника. Соседи могли наблюдать, как Валерка что-то грузил в машину, затем Вера Афанасьевна и Аллочка уезжали часа на два в неизвестном направлении. Когда Елена Федоровна поинтересовалась происходящим, Вера Афанасьевна ловко сыграла на своих филантропических качествах. «Езжу в соседнюю деревню ставить капельницу. Надо помочь людям», — нехотя врала она. И они действительно отправлялись в направлении той самой деревни, но, свернув на проселочную дорогу, принимались репетировать.
Первое время Вера Афанасьевна стояла под краном, чтобы в случае чего можно было бы поймать Аллочку. Высота была совсем небольшой, но все же… Получалось очень хорошо. На второй репетиции, когда Аллочка попросила поднять кран выше, Плакущева не раздумывая кивнула Валерке. А однажды, за два дня до праздника, они отправились репетировать в сумерках. У дачных сторожей Вера Афанасьевна раздобыла прожектор, чтобы попробовать, как будет с ним. Она все боялась, не будет ли он слепить глаза девочке. И верно, прожектор был таким сильным, что сначала не хотели рисковать, но Аллочка настояла.
Решено было делать праздник во время наступления первых сумерек, чтобы прожектор уже смог проявить парение воздушной танцовщицы. Аллочка как знала — взяла свой белый купальник, расшитый золотыми блестками. Вера Афанасьевна тут же придумала легенду, что внучка будет олицетворять последний солнечный луч особого Дня летнего солнцестояния, а участники праздника должны зародить добрые намерения на следующий год и загадать желания. Для этого она рассадила всех вокруг костра наподобие отрядного круга в детском лагере и с комсомольским энтузиазмом пионервожатой объяснила, что нужно делать.
В условленное время в полной тишине на площадку выступления медленно вкатился кран-манипулятор. Вот он — звездный час Аллочки! Гимнастка подошла к воздушным полотнам. Зазвучал «Весенний вальс» Шопена. Номер начался.
Никто из жителей Шестнадцатой улицы прежде не видел Аллочку в деле. Даже сама Вера Афанасьевна до этого смотрела выступление внучки лишь на видеозаписи и лишь недавно — на репетиции номера. Она никогда не подумала бы, что у ее девочки столько силы. Аллочка взмыла ввысь, и начались растяжки, стойки, повороты, кувырки. Она делала все очень музыкально и женственно. И непонятно, чего было больше в ее движениях — акробатики или танца. Мальчишки смотрели завороженно, а Лиза немного с завистью, думая о том, что у нее тоже непременно должен быть свой бенефис. Для всех жителей улицы Аллочка была открыта совершенно заново, кто-то и вовсе только сейчас обратил внимание, что она существует. В переполненных гордостью глазах Веры Афанасьевны стояли слезы. Это была ее девочка. Она была восхищена ее смелостью. Молодец! Вот взяла и обратила на себя всеобщее внимание, заставив всех дивиться. А ведь так важно иногда обращать на себя внимание других, напоминать им о том, что ты есть на белом свете, но обязательно делать это красиво, чтоб до мурашек.
Наверное, из-за выступления Аллочки и еще из-за Шопена в этот вечер не было громких раздольных песен. Хотелось чего-то мягкого, нежного, лиричного. До глубокой ночи Шестнадцатая тянула задушевные песни, и Волга так же неспешно, в унисон, несла свои воды к древнему морю, которое прежде называлось Хвалынским.
  
Глава 39
 
ТЯГА К ПРИКЛЮЧЕНИЯМ
 
Летом детям хотелось приключений. Дача — это, конечно, очень хорошо, но иногда ужасно не хватает походов или какого-нибудь шалаша, на худой конец. Когда дети начинали «страдать по шалашу», им говорили, что у них и так уже есть и чердак в беседке, и мачта «Дерзкого», и даже целая крыша на флигеле. Что им еще нужно? После истории с лесом строго-настрого запрещалось уходить далеко от дома без взрослых. «Второго раза я просто не переживу», — говорила Елена Федоровна. Ради спокойствия бабушки внукам приходилось идти на уступки.
 
Алешу больше занимали всякие индейцы, ковбои, пираты, кладоискатели и следопыты всех мастей, чем «Майнкрафт» и гонки. За последние полтора года он сделал большой скачок от «Чиполлино» и «Трех толстяков» до отрывков романов Дефо и Стивенсона. Еще прошлым летом бабушка читала им про муми-троллей, зимой «Тома Сойера», а теперь вот уже взялись за «Приключения Гекльберри Финна» — книгу местами совсем не детскую. Вслед за героями Марка Твена Алеша мечтал пуститься в путешествие на плоту, чтобы можно было жить в палатке, готовить на костре, встречать новых людей. Плавучий дом Астраханцева еще больше распалил его мечты. В определенном смысле он снял табу на их масштаб, фактом своего существования показал, каким поистине безграничным может быть этот размах. Теперь можно было грезить о гораздо большем.
— Послушай, у нас где-то в кладовке лежала двухместная палатка. Ее можно поставить на газоне, и следопытствуй себе на здоровье круглые сутки. Можешь рядом с ней даже еду готовить себе сам на костре, — предложила Елена Федоровна.
— А пока живешь в палатке, что-нибудь смастеришь, — тут же включился Сергей Иванович, проходя мимо по каким-то своим делам.
— А что? — спросил Алеша.
— Не знаю. Но ты же должен понимать, что не будешь сидеть в палатке все время. Нужно чем-то себя занять.
— Хорошо, ты прав. Я подумаю.
— Подумает он! — пробурчал дед в ответ, но Алеша этого уже не слышал.
Елена Федоровна возилась с грядками, когда к ней подбежал Алеша:
— Может, я буду делать плот, как у Марка Твена? — спросил Алеша у бабушки.
Елена Федоровна не сразу поняла, о чем идет речь:
— Какой еще плот?
— Да как в книге про Гекльберри Финна.
— Ну я не знаю, мой хороший… А зачем он тебе нужен? Что с ним делать-то?
— Как что, бабушка? Плавать, конечно.
Елена Федоровна покачала головой. Алеша знал, что в данном случае это не означает ничего хорошего, но Елена Федоровна никогда не резала по живому в отказах, предпочитая мягкую силу убеждения.
— Дорогой, надо подумать хорошенько. Может, все же ты будешь строить что-нибудь другое? Ты уже говорил с дедушкой?
— Но почему нет?
— Сам подумай, плот — довольно большая штуковина. Нужно будет искать бревна. А где их взять? У нас их нет. Потом все это тащить к воде, затем где-то хранить. Нет, я не представляю всего этого. А главное, самостоятельно ты не сможешь его построить — значит, надо будет нагружать дедушку. Ему придется все бросить и делать тебе плот? Он и так устает. Давай его пожалеем.
Алеша искренне соглашался с доводами Елены Федоровны, но и плот — его так сильно захотелось построить, что отказаться от этой, пусть и внезапно возникшей идеи было непросто. Елена Федоровна это прекрасно понимала, но в отношении предложений «помастерить» ничем не могла помочь внуку.
— Дорогой, поговори с дедушкой. Я думаю, что он подскажет что-нибудь интересное.
Не то чтобы Алеша не хотел идти к деду. Вовсе нет. Но он обращался к нему, когда предмет разговора полностью вызревал с его стороны, когда за этим заключалось что-то выношенное и более-менее завершенное. Елене Федоровне можно было спонтанно задать вопрос, повинуясь импульсу, а к Сергею Ивановичу так было нельзя подходить. Причем это «нельзя» Алеша установил для себя сам, никто, разумеется, к этому его не подводил.
Сергей Иванович ставил хомут на трубу для полива, которая снова дала течь, а перед этим прочищал засор. Больше всего он не любил работу сантехника, но, как назло, на даче ему приходилось регулярно упражняться именно в этом деле. Сейчас Сергей Иванович вспомнил данное себе обещание поменять этой весной трубы и то, что он его не сдержал, — и вот теперь расплачивался за свой «авось».