Царь царей (СИ)

Дед почувствовал, как струя предательского липкого пота холодной змеей скользнула по позвоночнику. В висках нарастал шум тысячи барабанов, а перед глазами расстилалась мгла. Казалось, еще чуть-чуть и его сердце остановится.
— Мы нашли ее. Теперь нужно дождаться лишь срока…
— Конечно, нашли. Я сам указал твоему подопечному примерное расположение реликвии. Я, кстати, не ощущаю звона Осколков в его душе. Что с ним?
  
— Он погиб, — дрожащим голосом ответил Трепов.
— Ты не говоришь мне всей правды, я это вижу.
— Он мешал. Хотел власти в Ордене. Пришлось послать его на сложное задание, с которым он не справился.
— Люди, люди… — негромко произнес Морок. — Вы одинаковы во всех мирах. Но меня не интересует ваша возня. Главное, чтобы реликвия была добыта. Ты же понимаешь, сколько поставлено на карту?
— Да-да, господин, само собой, — залепетал Трепов. — Я добуду ее даже ценой собственной жизни.
— Конечно. Потому что если ты не справишься, смерть — это то, о чем ты будешь мечтать. Нежизнь щедро награждает своих слуг, но и нещадно карает отступников. А если ты не справишься с возложенным заданием, это будет равнозначно предательству.
Трепову показалось, что Морок хочет сказать еще что-то. Явно не самое приятное. Однако образ Черного бога внезапно всколыхнулся. Будто картинка по старому чужанскому телевизору — Деда когда-то сильно поразил этот человеческий вид техники.
А следом Черный бог стал говорить нечто неразборчивое. Со стороны казалось, будто ему вдруг позвонили по телефон и Мороку ничего не оставалось, кроме как ответить на звонок.
Черный бог отвлекся ненадолго. Прошло меньше минуты, однако это происшествие произвело сильное впечатление на Морока. Он вернулся другим. И пусть тон первого жреца Нежизни не изменился, говорил господин все так же холодно и неэмоционально, но на мгновение Деду почудилось, что в голосе Черного бога мелькнуло нечто человеческое. То, что еще не окончательно вымыла Нежизнь. Правда, показалось это лишь на мгновение, после чего исчезло.
— Есть еще кое-что, Тимофей. Нечто не менее важное, чем реликвия. Создание, связанное с хистом. Химера, наполовину кошка, наполовину орлица. Она обладает высоким сопротивлением к хисту и как-то связана с Осколком. Я смог поговорить с ней, смог убедить, но наша связь зыбка. Нам стоит опасаться ее и дитя, которому она может дать жизнь.
Трепов был сообразительным и искренне считал, что это качество гораздо более ценное, чем развитый ум. Хотя и дураком себя Тимофей Валентинович назвать не мог. Однако именно умение быстро сопоставить одно с другим и сделать правильные вывод Дед считал своей сильной стороной.
Ему хватило нескольких секунд, чтобы понять, что речь идет о грифоне. Точнее, о грифонихе. Вот только, насколько Трепов знал, уже пару веков никто не слыхивал о них.
— Что надо сделать с ней?
Ответ он получил не сразу. Морок будто бы действительно обдумывал сложившееся положение. Пока наконец не вынес свой жесткий вердикт:
— Убить. Можно попробовать перетянуть создание на нашу сторону, но это очень рискованно. Даже сейчас я не могу в полной мере управлять ею. Ум слишком подвижен, словно она молода.
— Тогда нет никаких причин беспокоиться, — облегченно вздохнул Трепов. — Для половозрелости грифонов требуется минимум полгода.
Впервые за все время Трепову захотелось кричать. Тьма обступила его, заглянула в душу. И накатила такая тоска, что единственным желанием стало закончить эту бессмысленную жизнь прямо сейчас. Вот только Тимофей Валентинович не мог пошевелиться. Его тело, пропитанное Осколками, не слушалось.
— Если бы мне требовались твои советы, я бы попросил их, — неторопливо сказал Морок. — Я лишь говорю, что ты должен найти и убить ее. Это такая же важная задача, как достать реликвию.
— Я понял, господин. Прошу простить меня за мою самонадеянность.
Трепов с облегчением заметил, как тьма медленно отступила. К нему вернулись старые чувства, пусть и значительно притупившиеся с возрастом. На мгновение ему в голову даже закраласт крамольная мысль — может, жизнь не так уж и неплоха. Вот только следом пришла легкая боль в теле, усталость и прочие прелести старости. Сколько бы хиста ни плескалось в нем, время нельзя обмануть. Все, что имеет начало, имеет и конец. И единственной лазейкой в этом условии, которую обнаружил Тимофей Валентинович, была Нежизнь.
— Как мне найти грифониху? — задал он вопрос, чувствуя, как пересохло во рту.
— Через рубежника. Я ощущаю связь существа с молодым и полным сил рубежником. И еще химера совсем близко к реликвии. Это тоже настораживает. Будто все происходящее есть части одной общей цепи.
Морок говорил все это холодно, безэмоционально, зато Трепова охватила гневная дрожь. Он не был до конца уверен, но уже догадывался, кто за этим стоит. Тот, кто постоянно путался у него под ногами. И кого он по-прежнему не мог убить.
— Я ощущаю, что ты все понял, — проговорил Морок. — Это хорошо и плохо. Плохо, что ты до сих пор не разобрался с проблемой. И хорошо, потому что знаешь, что нужно делать…
Темный бог помолчал, но все же продолжил:
— Надеюсь, к следующему Зову ты скажешь мне то, что я хочу услышать.
— Да, господин.
Трепов еще долго стоял на коленях, слыша только шум крови в голове. А когда поднял взгляд, то понял, что в комнате лишь он один.
Дед тяжело встал, придерживаясь за спину. Нет, такая жизнь, полная старческой немощи, ему не нужна. Он станет бессмертным наместником этого мира. А кто будет фактически им править — не так важно.
Вот только для начала необходимо разобраться уже наконец с надоедливым мальчишкой. Немыслимо, где тот мог достать грифониху? Если бы подобное сказал кто-нибудь из рубежников, Трепов бы попросту не поверил. Но Морок не мог ошибаться.
Дед прикрыл глаза и сосредоточился, взывая к единственному замиреннику, который у него был. И, наверное, единственному другу. Если у рубежников есть смелость заявлять о подобном спустя столько лет.
Довольно скоро сухая костлявая рука открыла дверь. Старик, шаркая, прошел по кабинету, совершенно не заботясь о несоблюдении субординации. Наедине они могли быть выше всяких условностей.
— Тимофей… ты слышал? — задал Минин риторический вопрос.
— Слышал.
— Что он сказал?
— Что мы должны срочно убить Бедового, — чуть изменил суть сказанного Мороком Дед. — Его и все его окружение. Медлить больше нельзя. До лунного затмения осталось слишком мало времени.
— Я думал, что ты и так разобрался со всем. Фурии сделают свое дело. Ведь Травница сообщила, что подселила их.
— Тем проще тебе будет все провернуть, — улыбнулся Дед. — Если он действительно ослаблен, убить Бедового не составит труда. Правильно ведь говорят, хочешь что-то сделать — сделай сам. А единственный человек, которому я доверяю как себе — это ты. Мы отправимся вместе. Я отвлеку Князя и всю его челядь, а ты тем временем займешься мальчишкой.
— Я старик, — слабо улыбнулся Минин, хотя Дед прекрасно видел, что глаза замиренника оставались холодными и угрюмыми. Он будто чувствовал, куда клонит собеседник. — Мне ли тягаться с молодежью, если даже у Шуйского не получилось? А ведь теперь Бедовый почти кощей.
— Так и ты будешь не с пустыми руками.
Дед вытащил со слова то, что хранил там уже долгое время. Пять небольших Осколков, заполненных до отказа. Трепов мелом начертил на полу пентаграмму, положив в основание каждого угла часть Оси. Причем пока совершал все необходимые манипуляции, искоса поглядывал на оцепеневшего Минина. Тот заговорил лишь когда все было завершено.
  
— Мое тело же разорвет в клочья! — сухо и бесцветно произнес Старик.
— Ты что, правда решил жить вечно? — усмехнулся Дед. — Не разорвет. Точнее, тело несомненно разрушится, но не сразу. У тебя будет пара месяцев, а этого времени нам вполне хватит. Когда Морок придет в этот мир, он сделает нас с тобой бессмертными.
Дед видел, что Минин колеблется. И понимал почему. Сейчас, даже в случае их неудачи, он сохранит жизнь. Недолгую (сколько там ему осталось — лет семьдесят-сто?), плохую, немощную, но жизнь. В случае ритуала шанса вернуть все как было попросту не будет. Это являлось своеобразной точкой невозврата, где на карту ставилось очень многое.