Взята (ЛП)

          — Я принесла тебе платье, которое ты наденешь сегодня, - она ставит коробки на кровать, - И на подходе еще кое-что.
          — Ты делаешь это потому что чувствуешь себя виноватым?
          — Ты всегда такая?
          — Например, какая?
          — Трудная. Агрессивная.
          — Я думаю, это то, что твоя мать думала вытянуть из меня.
 — С Люсиндой разобрались, - он посмотрел на меня, - Она перешла черту, но это больше не повторится.
 И снова он называет ее Люсиндой. Это странно.
 — Я должна быть благодарна? Я имею в виду, в конце концов, ты натравил ее на меня с самого начала.
 Он пересекает комнату и останавливается, едва не схватив меня за руку. Я вижу, каких усилий ему стоит держать себя в руках.
 Его взгляд падает на мою грудь, и я прижимаю полотенце к себе.
 — Позвольте мне уточнить, - говорит он, снова встречаясь со мной взглядом, — Это больше не повторится без моего приказа, Девочка Уиллоу.
 Девочка Уиллоу.
 Это ставит меня на мое место.
 Я изучаю его, слышу предупреждение в его тоне.
 Он не чувствует себя виноватым. Он не расстроен. Он справился с этим, что бы, черт возьми, это ни значило. Я та, кто разберется с ушибленной задницей, не говоря уже о ушибленном эго.
 — Иди к черту.
 — Я собираюсь отпустить это, учитывая обстоятельства. Одевайся и спускайся вниз. У тебя есть пять минут, - говорит он, поворачиваясь к двери.
 — Зачем? - громко спрашиваю, хотя мой голос звучит тише, и я наполовину ожидаю, что он меня не услышит. Но он останавливается одной ногой в коридоре, - Почему ты даешь мне одежду?
 — Потому что я не хочу, чтобы все глазели на то, что принадлежит мне.
 Ах. То, что принадлежит ему.
 Собственность.
 Чего я ожидал?
 — Пять минут. Я жду у подножия лестницы.
 С этими словами он уходит, и, сделав глубокий, успокаивающий вдох — потому что этот человек вытаскивает землю из—под меня, как никто другой, - я снимаю крышку с меньшей из двух коробок, чтобы найти внутри пару сандалий с ремешками. Они белые, с крошечным каблучком. Я узнаю этот бренд по журналам моей сестры. Дизайнерский.
 Я проверяю размер и с удивлением обнаруживаю, что он все выбрал правильно.
 Я завязываю большой бант и открываю коробку побольше, отодвигая ароматизированную розовую папиросную бумагу в сторону, чтобы найти внутри бирюзовый сарафан. У него короткий топ и низкий вырез на спине. Юбка заканчивается оборкой на середине бедра. Оно красивое, очень красивое, и я рада, что оно не облегает фигуру.
 Однако, когда я надеваю его, я понимаю, что сарафан достаточно хорошо смотрится. Платье не позволяет носить бюстгальтер — и даже если бы это было так, у меня его нет. Моя грудь представляет собой очень скромную чашечку B в самое полное время месяца, и такое платье для меня в новинку. Я бы никогда не надела его дома.
 Ткань из мягчайшего хлопка. Взглянув в зеркало понимаю, что оно не прозрачное. Я надеваю сандалии, и вижу, что мой взгляд мягкий. Очень женственный. Бирюза дополняет мою кожу и волосы.
  
 Я заглядываю под салфетку в поисках нижнего белья, но, похоже, там его нет. Что, вероятно, к лучшему, так как я все равно не думаю, что смогла бы надеть что-нибудь сегодня.
 Вернувшись в ванную, я расчесываю волосы и укладываю их на плечи. Мне нужно попросить у него несколько заколок, резинок для волос или что-то в этом роде. Я привыкла, что мои волосы убраны с лица и шеи, особенно летом.
 Предполагая, что я потратила чуть больше пяти минут, которые мне были отведены, я открываю дверь и впервые выхожу в коридор. Я смотрю направо, налево и вверх. В доме есть еще один уровень, и на этом этаже, насколько я вижу, семь комнат. Я не уверен, что это шкаф для белья или ванная комната, может быть, прачечная. Все двери закрыты.
 Наш дом на родине тоже большой. Это было в семье на протяжении многих поколений. Но напротив этого дома он старый и нуждается в ремонте, целые секции закрыты, и зимой там всегда слишком холодно, а летом слишком жарко.
 Я делаю несколько шагов и оказываюсь на вершине широкой, роскошной лестницы. Себастьян внизу. Я вижу его в том, что, как я предполагаю, является гостиной, и он разговаривает по телефону. Я спускаюсь вниз. Он смотрит на меня, когда слышит, как мои каблуки стучат по лестнице.
 Когда я добираюсь до первого этажа, оглядываюсь. Он заканчивает свой звонок. Большая гостиная находится с одной стороны, большая столовая с другой с длинным прямоугольным столом, который выглядит так, как будто на нем может разместиться более дюжины человек.
 Французские двери ведут наружу из каждой комнаты, делая пространство светлым.
 Парадные двери роскошные, дерево светлого цвета, резьба замысловатая, каждая дверь составляет половину нарисованного на ней гигантского символа с двумя меньшими в каждом нижнем углу.
 Себастьян подходит ко мне, и я наблюдаю, как он оглядывает меня и одобрительно кивает. Он одет небрежно, в джинсы и футболку, как и вчера. И снова я вижу татуировки. Мне требуется минута, чтобы отвести свой взгляд.
 Я прочищаю горло в неловкий момент.
 — Что это такое? - спрашиваю я, указывая на дверь.
 — Фамильный герб Скафони.
 — Ух ты. Это на случай, если ты случайно подойдешь не к тому дому?
 Он улыбается, кладет руку мне на поясницу, и от соприкосновения кожи с кожей во мне пробегает небольшой электрический ток. Это происходит мгновенно и быстро, и мне интересно, чувствует ли он это вообще.
 — Этого никогда не будет. Мы - единственный дом на острове.
 Остров. Вау. Они владеют долбаным островом.
 — Я думал, мы в Венеции.
 — Так и есть. Это Изола Анабель, один из островов Венеции.
 — Ой, - я знаю, это звучит глупо, но, честно говоря, я никогда не думал ни о чем, кроме собственно Венеции, когда думал о ней.
 — Это гостиная. Тебе здесь рады в любое время. Столовая, то же самое. Хотя я советую тебе оставаться в своей комнате, когда меня нет в доме.
 — Потому что ты мой единственный союзник?
 Он прищуривает глаза, одаривая меня улыбкой, которая предупреждает меня следить за собой, и продолжает: — Любые двери, которые закрыты на любом этаже, запрещены. Не позволяй мне поймать тебя ни в одной из этих комнат.