Новенький (СИ)

Я провожу в опустевшем холле еще сорок минут после окончания олимпиады, пока меня не выгоняет вахтер. Белоснежку я так и не увидел. Может, пропустил, хоть и внимательно вглядывался в лица всех девушек, а может, она ушла еще до того, как я вышел со своей олимпиады. Подруг ее я тоже не видел. Впрочем, особо и не выискивал их.
Домой я плетусь медленно и без настроения. Вдруг так тоскливо становится на душе. Как и где мне ее искать? Проходя мимо книжного магазина, я притормаживаю.
К книгам я всегда был безразличен. Урок литературы не является обязательным в моем личном списке приоритетов, поэтому с легкой душой я прогуливал этот предмет, если возникали более важные дела.
А Белоснежка, должно быть, много читает, раз участвовала в олимпиаде по литературе. Не знаю, зачем, я захожу в книжный магазин и начинаю бесцельно бродить по рядам с книгами. Останавливаюсь напротив русских классиков. Шолохов, Толстой, Грибоедов, Лермонтов, Пушкин…
Тянусь к собранию сочинений Александра Сергеевича. Книга содержит несколько его произведений. Полистав, решаю купить. Дома, удобно расположившись на кровати, начинаю читать. Затем я возвращаюсь в этот магазин и покупаю еще книг, а потом еще. Так, благодаря неизвестной мне девушке, я открываю для себя мир литературы.
Антон, увидев у моей кровати стопку книг, брезгливо морщится.
— Ты совсем, что ли, кукухой поехал?
— Заткнись, ты ничего не понимаешь.
— Ты думаешь, что книги помогут тебе выбраться из нашей дерьмовой жизни?
— Думаю, да.
За стенкой как раз раздается гогот пьяного отчима и звяканье бутылок, а затем и его крик, обращенный к дочери:
— Леська! Нарежь колбасы!
— Ну пааап! Я только ногти накрасила, еще не высохли!
— Кому сказал!
Я накрываю лицо книгой, мечтая никогда не слышать эти голоса за стенкой: ни отчима, ни его дочери, ни моей матери, которая там с ним ждет, когда Леська нарежет закуску.
— Коршун тебе такое предложение сделал, а ты… — говорит Антон с укором.
— Отвали от меня со своим Коршуном, — раздражаюсь. — Я не хочу за решетку.
— На вписку-то пойдешь хотя бы?
— Нет, — отрезаю.
— Как хочешь.
Антон собирается и уходит, а я остаюсь в квартире. Пьяная вакханалия за стенкой усиливается, в квартиру приходят и другие собутыльники матери с отчимом, и я уже на полном серьезе думаю зайти на кухню и заткнуть их всех силой.
Раздается тихий стук в дверь.
— Да? — недовольно спрашиваю, откладывая в сторону книгу.
Дверь приоткрывается и на пороге возникает Олеся. Она на два года младше меня. У нее рыжеватые волосы и веснушки. В целом, девчонка не плохая, вот только вместо мозгов у нее опилки.
— Дим, — приваливается плечом к дверному проему. — А давай в кино сходим? — и хлопает накрашенными ресницами.
Мне искренне жаль Олесю. И не потому что у нее отец алкаш, а матери нет, а потому что у нее мозг размером с птичью какашку. Может, со временем она еще поумнеет, но я в этом сомневаюсь.
Вот зачем, спрашивается, она красится перед тем, как зайти в мою комнату? Зачем пытается со мной заигрывать?
— Не хочу, — отвечаю грубовато. — Иди к себе, Лесь.
— Мне скууучно, — тянет и заходит в комнату, прикрыв за собой дверь. — Давай тогда поиграем во что-нибудь?
— Во что?
— Может, в карты?
Вздыхаю.
— Леся, поиграй с подругами. И вообще, — поднимаюсь с кровати как раз в тот момент, когда за стенкой начинает раздаваться пьяная песня. — Мне нужно уходить по делам.
Лучше вписка у Коршуна, чем пребывание в этой квартире.
— Ты совсем не уделяешь мне время, — обиженно хнычет.
— А с какой стати я должен тебе его уделять? — опять грублю.
Открываю шкаф и достаю свитер.
— Я тебе что, совсем не нравлюсь!?
— Чего???? — Разворачиваюсь к девчонке. Она смотрит на меня со слезами на глазах. — Быстро вышла отсюда. Зайдешь, когда поумнеешь.
Леська, всхлипнув, наконец-то покидает мою комнату. Ну и дура же непроходимая!
Вписка Коршуна проходит в старом деревянном доме на окраине Москвы. В гостиной битком народу, орет музыка, присутствующие уже не совсем адекватные. Я опускаюсь на свободное кресло и внимательно оглядываю присутствующих. Некоторых из них я знаю, но есть и неизвестные мне люди. Антон стоит с группой своих товарищей, если можно назвать их таким словом.
 
Мы с братом совсем не похожи, даже внешне. Он светловолосый и ниже меня ростом. Характеры и жизненные принципы у нас тоже разные.
— Скучаешь? — на подлокотник моего кресла опускается девушка.
Перевожу взгляд с Антона на нее. Девушка выглядит старше. Может, ей лет восемнадцать или девятнадцать. Волосы выкрашены в красный цвет, в брови пирсинг.
— Меня Таня зовут, — представляется.
— Дима.
— Почему ты ничего не пьешь?
— Не хочу.
От нее пахнет дешевыми сладковатыми духами. Кожа слишком темная. Вряд ли Таня была на заграничном курорте. Автозагар или солярий, скорее всего. Короткая юбка на девушке задралась почти до трусов. На улице двадцатиградусный мороз, а она в прозрачных колготках.
Таня еще что-то говорит и аккуратно сползает с подлокотника мне на колени. Я не противлюсь, даже когда она обнимает меня за шею. Еще через десять минут она первая лезет целоваться.
— Пойдем наверх? — мурлычет на ухо.
— Пойдем, — соглашаюсь.
Мой мозг упорно представляет на месте ее выкрашенных в красный цвет волос натуральные светлые, вместо обмазанной автозагаром кожи — белую, а вместо карих глаз — серо-голубые.
Девочка-Белоснежка никак не хочет уходить из головы, хоть я уже и смирился, что больше никогда ее не увижу.
Дорогие читатели, эта глава была написана некоторое время назад, ее оставалось только отредактировать. Когда я смогу написать новую проду, пока не могу сказать.
  
Глава 14.
 
Я чувствую поцелуй Соболева на своих губах даже следующим утром. В груди бушуют разные чувства: то злость на новенького, то…
Нет, я даже не хочу думать, что поцелуй с Соболевым мог мне понравиться.
Вчера, вернувшись домой, я закрылась в своей комнате и не вышла на ужин. Маме не терпелось устроить мне допрос, по какой причине я заперлась с Соболевым на перемене в чужом кабинете, поэтому она бесцеремонно вломилась ко мне в комнату перед сном.
— Сонечка, — начала елейным голосом. — Я сегодня очень удивилась, увидев тебя с новеньким мальчиком в кабинете русского языка. Это же не ваш кабинет. А что вы там делали?
Обжимались.
— Обсуждали проект по культурологии, — нехотя ответила.
Вот сейчас начнется.
— Соня, — елейный тон, как ветром сдуло. Теперь в материнском голосе послышалась сталь. — Я предупреждала тебя насчет него. Я не хочу, чтобы ты общалась с Соболевым.
— Тогда зачем ты определила его в мой класс?
— Потому что в твоем классе самая маленькая численность учеников.
— Пф.
— Соня, он из неблагополучной семьи, неоднократно был замешан в драках и имеет приводы в полицию. Я не хочу, чтобы ты с ним дружила.
— Не буду, — честно пообещала. — Но он мой одноклассник, и у нас совместный проект по культурологии. А еще он записался в книжный клуб. Так что общения нам не избежать.
— По вопросу уроков ты можешь с ним коммуницировать, но не более того.
Я и сама не жаждала дружить с новеньким, но тот факт, что мама ставила мне запреты, немного раздражал. Так было всегда: она с детства решала, с кем мне можно дружить, а с кем нельзя. В прямом смысле слова могла запретить мне общаться с какой-нибудь девочкой, если та, по мнению матери, могла плохо на меня влиять.
— Мам, а можно я уже сама буду решать, с кем мне дружить, а с кем нет? — заявила немного грубовато.
— Соня, я не допущу, чтобы ты попала в плохую компанию!
— Я буду в той компании, в которой сама захочу быть, а не в которой ты мне скажешь быть.
— Софья, это что за тон!?
Слегка прикусила нижнюю губу и воссоздала в памяти поцелуй с новеньким. Всего на секунду я обрадовалась, что Соболев сделал это: назло моей маме.