Небесная академия. Ученица и наездник

Силвейн вдруг замолчал, вскинул голову и посмотрел в лицо Мэйлиру. В синих глазах преподавателя уже не плясало пламя. Там полыхал пожар.
– …убил сам себя, – закончил Силвейн мертвенным тоном и потянулся к перчатке.
«Бух! Бух!» – застучало в моих ушах сердце.
Говорят, у людей перед смертью перед глазами за миг пролетает вся жизнь. А у меня пролетели картины того, что случится, если попечитель закончит свое движение и поднимет демонову перчатку.
Наши занятия прекратятся. Мне больше не у кого будет просить помощи, если что-то случится. Никто не спасет меня, если у Забавы в ее куриной голове опять что-то помутится и она на меня нападет. Не будет ни этих волшебных синих глаз, ни обаятельной улыбки, ни добрых шуточек, ни крепкой ладони, поддерживающей меня во время подъема на вторую вершину…
И неизвестно, что будет с малышом Закатом, который в последние дни стал так хорошо расти.
В глазах вновь потемнело. Как и в прошлый раз, я больше не отдавала себе отчет в том, что делаю. Какая-то часть моего разума, сумевшая остаться трезвой, только и успела, что ужаснуться тому, как я кинулась к Силвейну и трусливо, эгоистично выкрикнула:
– Тарен, а как же я?
Рука, уже почти коснувшаяся перчатки, замерла. Силвейн медленно выпрямился. Помутневший взгляд прояснился, и на губах, согревая душу, неожиданно появилась улыбка.
– Спасибо, Эйри. Забылся я что-то.
Он прокашлялся, одернул камзол, снова улыбнулся, на сей раз ехидно, и громко заговорил:
– Мне напомнили, что как преподаватель и попечитель я в ответе не только за себя и поэтому не имею права принимать поспешных решений. Мой ответ, Мэйлир, таков, – и Силвейн вдруг пнул злосчастную перчатку. Та улетела куда-то в кусты хризантем. – Перевожу для салаг, как любит поговаривать мой добрый друг Куланн. Хочется меня очернить – очерняйте. Можете придумать в следующий раз какой-нибудь более изощренный повод. Ну, там, я не знаю, скотоложство, питье крови невинных младенцев, поклонение демонам…
По задним рядам прошлись сдавленные смешки. Силвейн помахал рукой, давая понять, что он слышит и приветствует такую реакцию, и продолжил:
– Главное вот что. – И тут он сделал нечто совсем странное – отвернулся от Мэйлира и повернулся к архею, который до сих пор стоял поодаль и не вмешивался в происходящее. – Придется сильно постараться, чтобы сбросить меня с должности и удалить из академии.
– Вы все-таки трус, – прошипел Мэйлир.
– Да-да, совратитель и лжец, – Силвейн к этому моменту уже полностью вернул самообладание, поэтому насмешливо покрутил рукой в воздухе. – Помню. Можешь рассказывать об этом хоть в каждой таверне. Вперед.
Я боялась, что Мэйлир сейчас вцепится ему в глотку. К счастью, у сына виконта, в отличие от меня, хватило самообладания.
– Высшее общество непременно узнает, что вам там не место, – процедил он.
– Какая потеря! – Силвейн картинно воздел руки к небу.
Студенты засмеялись. Почти все они были аристократами и должны были бы осудить отказ от дуэли, но такое лихачество им нравилось. Куланн, наоборот, с неодобрением покачал головой. От преподавателя ожидалось более серьезное поведение.
Но это был Силвейн. Всего на несколько лет старше ребят, которых он обучал. Он понимал их, чем они живут, и сумел вывернуть ситуацию в свою пользу – я видела это по тому, как улыбались и смотрели на него зрители. Не студенты, а именно что зрители, потому что трагедия с вызовом на дуэль незаметно превратилась в театральный фарс.
Мэйлир это почувствовал. Наверняка он догадывался, что чем дольше задерживается на импровизированной сцене, тем хуже делает сам себе. Потому он бросил сквозь зубы в сторону соперника: «Шут!» – на каблуках развернулся и направился к общежитию.
Но далеко он не ушел.
Сначала раздался стук копыт, затем, едва вписавшись в узкие внутренние ворота, во двор влетела карета. Герб на дверцах сообщал, что она принадлежит бургомистру.
В глазах Мэйлира и его брата, до сих пор растерянно стоявшего рядом со мной, затеплилась надежда. Ведь это мог быть глава Вайля, приехавший обвинить Силвейна в растлении его дочери…
  
Дверцы со стуком распахнулись. На булыжники мостовой спрыгнула очаровательная брюнетка в пышном платье. Повеяло душным ароматом роз.
Студенты вмиг оживились, принявшись еще громче перешептываться и с интересом подходить ближе к «сцене». Это же Лорна Гернель! Бургомистрова дочка и «предмет» едва не случившейся дуэли собственной персоной!
Лорна поправила прядь в и без того идеальной прическе и растерянно оглядела собравшихся во дворе людей.
– Что случилось? Вам уже доставили новости? – удивилась она.
– Какие новости, леди Гернель? – Куланн шагнул к ней.
И вдруг вперед, обогнав старого вояку, выскочил взъерошенный Хит.
– Леди Гернель, – выпалил он, – где вы были сегодня утром?
Девушка изумленно воззрилась на него.
– Дома. До обеда выбирала с портным, каким будет мой наряд на День Хедена.
– И… – Хит сглотнул. – Это кто-то может подтвердить?
– Да вся прислуга и мои собственные родители! Я даже разругалась из-за этого со своей почтенной матушкой, потому что она хотела видеть меня в совсем другом платье. А почему вы спрашиваете?
Бедняга Хит по цвету сравнялся с небеленым полотном. На Мэйлира и вовсе было страшно взглянуть.
Он уничтожил свою карьеру, опозорился перед академией – и все это… из-за ничего. Из-за собственной мнительности, слишком богатой фантазии и несдержанности.
Мэйлир сгорбился, спрятав лицо. Как он ушел, никто не видел.
Лорна, по-прежнему не понимавшая, что происходит, раздраженно всплеснула руками.
– Ай, все это точно может подождать! Я не просто так к вам мчалась, а хотела первой сообщить крайне важную новость, которую только что доставили моему дражайшему отцу!
– И что же случилось? – вновь спросил Куланн.
Девушка выдержала паузу, заставив всех к себе прислушаться, и торжественно произнесла:
– Король умер!
  
Глава 20
 
Вся академия жужжала, как растревоженный пчельник. Правитель умер! Что же теперь будет?
Король Серен успел процарствовать не так уж долго. Он взошел на трон всего три года назад, после смерти отца, и не слишком заботился о государстве, предпочитая проводить время на балах. Монарх был молод – двадцати трех лет от роду, и в академии болтали, что нравом он отличался легкомысленным и вздорным. Вот, например, Силвейна якобы вышвырнули из Грифоньей стражи и вообще из столицы потому, что Серен приревновал его к своей жене, молодой королеве.
Наверное, слухи о характере были правдивы, потому что король не позаботился об одной из главных своих обязанностей – не дал стране наследника.
Трон могла занять и королева – при условии, что она сумеет перетянуть на свою сторону аристократию и удержать власть в кулаке. Правда, почти вся академия в этом сомневалась, потому что жена Серена была не старше нас, студентов, то есть слишком юна и неопытна.
Еще на корону претендовал дядя короля, хотя в его шансах тоже многие сомневались. И еще всегда мог неожиданно выдвинуться какой-нибудь влиятельный лорд, который захватит власть и станет основателем новой династии. Среди студентов назывались какие-то имена, но я их не запоминала.
Это для них, аристократов, все может измениться. Чей-нибудь родственник сидел на обочине, а теперь станет королевским казначеем, советником по торговле или займет еще какую-нибудь хлебную должность во дворце. Или, наоборот, кто-то из студентов не знал бед, а теперь на его род ополчатся из-за того, что к власти пришли его давние враги.
Для меня все останется так же, как и было. Одна радость – в этой суматохе все забыли о Силвейне и дурацкой дуэли. Хотя следовало признать, что для покровителя сегодня история сложилась лучше некуда. Ну да, он отказался принимать вызов, едва не замарал честь, но ведь сразу выяснилось, что его оболгали!
И только я, пока все оживленно обсуждали, кто следующим наденет корону Аэнвина, не могла перестать думать о дуэли. Вернее, об одной детали.