Боль (ЛП)

Обычно он не так много думает об этом, но как правило в такое мгновение чувствует готовность, уверенность и ответственность. Он с самого детства так сильно не нервничал. Но сегодня, взбираясь по длинной цепочке лестниц, он ощущает, как его пульс учащается с каждой перекладиной. Мышцы ног начинают дрожать. И на самом верху ему кажется, будто он взобрался в гору. Здесь воздух более разреженный, в нем меньше кислорода; дыхание становится частым и поверхностным. Он знает, что его тело реагирует на стресс, и если хочет завершить прыжок без проблем, нужно обратить этот стресс в решительность, а нервозность — в адреналин. Ему известны все приемы, он долгие годы разбирал их бесчисленное количество раз со спортивным психологом, но сегодня с трудом может их вспомнить. Нервные окончания и синапсы в мозгу сражаются с более серьезной проблемой, сопротивляясь совсем другому воспоминанию, хотя оба они взаимосвязаны — словно выполнение этого прыжка символизирует другой, гораздо более горестный опыт. Но сейчас об этом нельзя думать. Сейчас он не будет об этом думать…
Он заставляет себя подойти к краю платформы, посмотреть вниз на бассейны и миниатюрные фигурки Лего. Сегодня десять метров кажутся выше обычного, вода — намного дальше, а трамплин скользким и шатким под подошвами ног. Он делает глубокий вдох и вызывает в памяти прыжок таким, какой тот должен быть. Пытается ощутить каждое скручивание и каждый поворот тела, мысленно проживая в голове каждое движение. Но что-то его блокирует, что-то преграждает путь. Его лицо покрывают капли пота, а легкие готовы вот-вот взорваться. Он вытирает лицо полотенцем, прижимая мягкую ткань к закрытым глазам, и приказывает себе представлять прыжок. Но при этом шагает по доске и слишком часто дышит, яростно крутя полотенце в руках: десять шагов в одну сторону, десять — в другую. Сейчас он пройдет еще десять шагов к краю трамплина, и все будет нормально; еще десять — обратно до стены, и он справится. Сердце колотится как пулеметная очередь, качая кровь по всему телу, словно он уже летит в воздухе. Он даже слышит произносимые вполголоса заверения, которые непрестанно повторяет себе: «Быстрее, быстрее», — пока все они не сливаются в одно слово и не теряют всякий смысл. Все его тело гудит от неконтролируемой энергии, в нервной системе то тут, то там вспыхивают электрические разряды. Он чувствует этот ток в венах: он — оголенный провод, он сияет, горит и дрожит. Дрожит!
Снизу до него доносятся крики ободрения товарищей по команде, девчонок-синхронисток, спасателей и даже пловцов-любителей.
— Вперед, Мэтт!
— Ты можешь, приятель!
— Мы знаем, что ты можешь, Мэтти!
— Мы тебя любим, малыш! — хихикают девчонки-синхронистки.
Но над всеми ними возвышается голос Переса:
— Выкинь все из головы, Мэтт, — грохочет он в мегафон, — и считай про себя. Встань в стойку и считай про себя. Ты практиковал его более чем достаточно. Твое тело точно знает, что нужно делать.
Твое тело знает, что нужно делать. Твое тело знает, что нужно делать. Но нет, нет, нет, он не хочет этого делать! Разве они впервые не слышат его? Разве он не кричит? Не борется? Не просит и не умоляет, не просит и не умоляет, как маленький ребенок? Нет, пожалуйста, нет. Не заставляйте меня этого делать. Я сделаю все, что угодно. Только не это, пожалуйста, только не это. Пожалуйста, прекратите. Пожалуйста, Господи, пожалуйста!.. Они все смотрят на него. Его тело. Оно там наверху, у всех на виду. Обнаженное, за исключением плавок Спидо, тело раскрыто для них всех. Он чувствует их взгляды на себе, вынуждающие его подчиниться. Да, его тело знает, что должно делать. Сделав раз, ты уже никогда не забудешь, никогда не забудешь, никогда не забудешь.
— Матео, ради Бога, уже сделай этот чертов прыжок! — теперь орет его отец. Он в расстройстве оставил трибуны и присоединился к Пересу возле бассейна. Двое мужчин, единые в своем разочаровании, стоят, сложив руки на груди и задрав головы. — Ты слишком все анализируешь, ты накручиваешь себя! Давай уже сделай его, ради всего святого!
 
Продолжая расхаживать по трамплину, Матео крутит в руках полотенце. Каждый раз, когда он доходит до края вышки, его разум кричит: «Нет еще!», и он, развернувшись, идет обратно к стене. Еще разок, и он это сделает. Всего разок, всего одну секундочку, тогда все будет хорошо, он будет готов. Он зарывается пальцами в волосы, ногти впиваются в кожу головы. Слышит свое испуганное прерывистое дыхание. Боже мой, Боже мой, Боже мой, Боже мой…
Внизу все стихает. Зрители дружно задерживают дыхание, ожидая, что он откажется от прыжка: спустится по лестницам и с позором скроется в раздевалке.
— Дыши глубоко, приятель, — теперь голос Переса звучит мягче, он явно понимает, что сейчас Матео на грани. — Закройся от всех мыслей. Не волнуйся, расслабься. Если ты уже сделал однажды, то знаешь, что сможешь сделать еще раз.
Ты знаешь, что сможешь сделать еще раз. Впервые ты понимаешь, что можешь умереть. Боль настолько велика, что ты надеешься умереть. Но ты не умираешь, и все повторяется снова, снова и снова…
Все смотрят на него, сопереживают ему, желают, чтобы он сделал его. И теперь он понимает, что у него нет выбора, никогда его не было, потому что его тело больше не принадлежит ему. Все остальные говорят ему, что делать, и он повинуется. Повинуется, иначе они разочаруются, иначе разозлятся. Сильно разозлятся. Да, он сделает это, и ему будет больно — настолько больно, что другие даже не могут себе представить, настолько, что он может никогда от этого не оправиться.
Матео медленно бредет к краю платформы. Находит нужную точку, делает глубокий вдох. Чуть расставляет ноги, опускает руки и ищет идеальное положение на краю доски. Он постепенно переносит вес тела в руки, запястья, предплечья, плечи. Лодыжки начинают расслабляться, и он с большой осторожностью отрывает ноги от поверхности трамплина. Не качаться, не падать. Соскользнешь — и все будет кончено. Ноги согнуты, носки вытянуты. Он сводит стопы вместе и вытягивает их прямо над головой. Тело натянуто как струна до самых кончиков — он напряжен, он силен, мышцы и сухожилия приведены в готовность. Стоя спиной к воде, он настраивается нырнуть в бездну. Готов? Никогда не будет готов, но пришло время начать отсчет.
Раз: его бьют сзади и валят на землю. Тело напрягается, он не шевелится.
Два: его хватают за волосы и ударяют лицом о пахнущую сыростью землю. Он делает глубокий вдох и вытягивается вверх как можно сильнее.
Три: его придавливают к земле, наваливаются всей тяжестью, из-под которой нельзя вырваться. Но на этот раз он может вырваться — он может улететь. Оттолкнувшись запястьями, он отрывается от доски и взлетает в воздух. Все дальше, дальше и дальше. Ему неважно куда, пока он остается свободен. А потом он вспоминает — начинает свое первое вращение и глазами ищет голубую полосу. Но ее там нет, вместо нее он обнаруживает край платформы. И во вращении летит прямо к нему. Все ближе, слишком близко! Слишком. Черт побери. Близко… УДАР!
Внезапно он оказывается мертв. На этот раз все легко. Почему так не было раньше? Он желал, просил, даже молился. Но нет же, одна лишь боль, снова и снова. А теперь, летя вниз десять метров в свободном падении, он чувствует, как мир ускользает. Он ударяется о воду. Погружается в черноту. Его тянет вниз, вниз, все глубже. А он лишь чувствует облегчение. Освобождение. Все кончено. Больше никогда. Он свободен, он прилетел. И наконец нашел то, что так искал. Он обрел покой.
  
8
  
Вниз, вниз, вниз. На самую глубину. Он пойман под водой, тонет, но у него нет ни сил, ни желания выбраться на свободу. Вдалеке слышится эхо: разговоры людей, грохот тележки, ритмичный писк аппаратов, звуки музыки вперемешку со смехом, чей-то заунывный вой. Словно радиопомехи далекой зарубежной станции, прорезаются голоса. Он балансирует на грани жизни и смерти. Кто-то зовет его по имени, и он силится открыть глаза, но веки скованы тяжестью. Нет, нет, нет. Он не хочет просыпаться. Он останется здесь навсегда, в потоках бесконечного океана. Мир может обойтись и без него, он больше не хочет принимать в нем участие. Но вокруг него бурлят слова, фразы и обрывки разговоров. Разрывающие уши голоса гулом отдаются в черепе. Ему кажется, что он вот-вот закричит, если они не замолкнут. Разум прорезают резкие яркие вспышки. Он пытается ускользнуть вглубь, но мозг шипит и искрится, провода перегорают. Он чувствует приближающееся забвение, может коснуться его, даже попробовать на вкус, но разум ведет его своим путем, то вводя в беспамятство, то приводя в сознание.