Бабочка

Но это было практически невозможно. Не так-то просто оставить позади восемь часов, проведенных в операционной, а затем еще обход ожоговых палат, заседание комитета по этике, недопечатанную статью для журнала Американской медицинской ассоциации. У Линды было слишком много забот, она отвечала за слишком много вещей, контролировала слишком многое, чтобы вот так просто отбросить все это и притвориться, что она свободна, беззаботна и ничем не обременена.
Она смотрела, как он ходил по комнате, разговаривая с ней величественно. Лицо его наполовину было скрыто маской. Черный бархатный костюм смотрелся на нем так, как будто он рожден был, чтобы носить именно такие костюмы. В голосе его слышался какой-то особый оттенок, глубокий и красивый.
Господи, позволь мне насладиться этой сказкой. Позволь мне забыть, кто я есть. Позволь мне, наконец, испытать то, что испытывают другие женщины в руках своих любимых!
— Мадам?
Она подняла глаза. Он стоял рядом, наклонясь над ней, его черные глаза пристально смотрели на нее. Позволь мне забыть хотя бы ненадолго о всех комитетах, больных, медицинских картах. Позволь мне раскрепоститься. Позволь мне расслабиться и получать удовольствие, как я этого хочу…
— Я… — начала она.
Неожиданно он взял ее за плечи, поднял на ноги, притянул к себе и поцеловал.
— Я хочу вас, — прошептал он хрипло. — Сейчас. Казалось, комната поплыла. Он никогда раньше этого не делал — не предпринимал ничего, пока она не давала ему знак, что готова. Она даже почувствовала головокружение.
— Да, — пробормотала она, — сейчас.
Торопясь, он сбросил с себя камзол и жилет. Шелковая рубашка с широкими рукавами и кружевным жабо была заправлена в узкие черные бриджи. Белый напудренный парик с бантом и черная маска, закрывающая половину лица, придавали ему вид человека, приготовившегося к дуэли. Линда представила его себе дерущимся на шпагах с ловкостью и силой Казановы.
Он целовал ее, расстегивая запутанную шнуровку платья, держал ее своими губами, пока руки его работали быстро, нетерпеливо. Быстрее, будто торопила она. Быстрее, быстрее…
Наконец корсет из китового уса упал на пол, и он помог Линде выйти из него. Затем он развязал огромное число завязок на ее корсаже, медленно, по одной, копошась над ними, увеличивая ее возбуждение и нетерпение. Он снова целовал ее, их губы слились во взаимном нетерпении. Корсаж упал на ковер, он спустил бретели ее шелковой сорочки с плеч, медленно открыл грудь и, крепко обняв за тонкую талию, притянул к себе.
Но когда он стал развязывать тесемки ее последней нижней юбки, она остановила его.
Взяв его за руку, Линда подвела его к кровати. Задув свечи так, чтобы комната оказалась в полумраке, она легла на кровать и притянула его к себе. Они долго целовались, наслаждаясь телами друг друга. Он сжимал ее груди, а она засунула руку к нему в бриджи и крепко обхватила его член. Но когда его рука потянулась под юбку, чтобы потрогать ее там, Линда отбросила его руку.
— Сейчас, — прошептала она, — сделай это сейчас.
— Но, — пробормотал он, — вы еще не готовы.
— Я готова.
— Дайте мне убедиться в этом.
— Нет.
Он вошел в нее быстро, не коснувшись ее руками внизу, — он знал, что она так предпочитала, и дал ей самой выбрать ритм.
Он был в ней долго, нежно целуя ее, лаская груди, глядя ей прямо в глаза. Она старалась полностью отдаться ему, расслабиться, старалась позволить волшебству этой сказки очаровать ее, чтобы она, наконец, могла поверить, что она — это кто-то еще, и что она свободна, чтобы чувствовать. Но чем больше она старалась, тем хуже у нее получалось. Все, о чем она могла думать, это были эпизоды из прошлого, когда она занималась любовью с другими мужчинами, которые видели ее шрамы, и после этого они никогда не возвращались.
Она отгоняла от себя эти мысли и старалась сосредоточиться. Ее партнер был хорошим любовником, он старался доставить ей удовольствие. Но Линда никак не могла избавиться от того, что сдерживало ее. Чем сильнее и глубже он входил в нее, тем больше она зажималась. И тем меньше удовольствия получала. Наконец она просто лежала, стараясь понять, что же каждый раз не срабатывало, что же было не так, стараясь проанализировать, разложить по полочкам весь акт, вместо того чтобы наслаждаться им, понимая, что опять, в который раз, сказка не удалась.
 
И потом все кончилось.
— Это все неправильно, — подумала она. Сказки и маски не помогут мне справиться с моими проблемами. Мне придется бороться с моими демонами в реальной жизни, с реальным человеком.
Она подумала о Барри Грине.
Наконец-то пришел этот день — день нью-хэмпширских предварительных выборов.
Сегодня определится примерная расстановка сил на предстоящих президентских выборах. И Дэнни Маккей мог стать одним из основных действующих лиц. Он был включен в избирательный бюллетень.
Шел дождь. Беверли посмотрела из окна на холодные серые штормовые волны, бушующие по всей Южной Калифорнии. Она чувствовала запах сырой земли и холод даже сквозь закрытые окна ее гостиной, слышала шум ливня, непрекращающегося ни на минуту Она казалась себе отрезанной от мира и одинокой, как — будто была на необитаемом острове в океане. Она не спускала глаз с дороги, в ожидании роллс-ройса, который послала за Мэгги и Кармен. Скоро будут известны первые результаты выборов, и Беверли хотела чтобы ее подруги были вместе с ней.
Она поежилась и обхватила себя руками за плечи. Победит ли Дэнни Маккей?
Наконец она увидела машину, появившуюся из дождя как призрак, наблюдала, как шофер вышел из нее и открыл заднюю дверцу. Подошел привратник с открытым зонтом и проводил двух женщин в дом. Беверли отошла от окна и пошла навстречу подругам через всю огромную гостиную, сопровождаемая шелестом шелка своего синего халата.
Женщины вошли, поеживаясь от холода. Кармен сразу прошла к камину, который был выше ее самой, а Мэгги — к буфету, где была приготовлена еда и серебряный кофейник с горячим кофе.
— Есть какие-нибудь новости? — спросила она, садясь на старинный розово-кремово-голубой диван с чашечкой кофе в руках.
Беверли ответила:
— Нет, еще нет, — и посмотрела на часы над камином. Она включила «Сони», стоящий на столике красного дерева, и села рядом с Мэгги.
Все втроем смотрели на экран телевизора.
Их лица были напряжены. Руки Мэгги, сжимающие кофейную чашку, побелели в суставах; Кармен, одетая в шерстяные брюки и шелковую блузку, стояла перед камином, едва дыша. А сердце Беверли билось все быстрее и быстрее.
Наконец начались новости. На настоящий момент подсчитано только пятнадцать процентов всех бюллетеней, — объявил диктор, — но уже определился явный лидер — Дэнни Маккей, он набрал сорок два процента голосов. Этого никто не ожидал.
Дождь пошел сильнее, барабаня в окна. Ветер хлестал пальмовыми ветками стены дома. В камине потрескивали дрова. Казалось, весь дом наполнен каким-то глухим стоном.
«Похоже, что основатель общества Благая весть, — говорил диктор, — побеждает благодаря лишь силе своей личности. Как вы знаете, Дэнни Маккей никогда не занимал никакого политического поста. Более того, он даже не зарегистрирован официально как кандидат в президенты. Но результаты предварительных выборов показывают, что у него сильная поддержка среди населения…»
Где-то вдалеке прогремел гром. Мэгги обнаружила, что она про себя считает секунды. Центр грозы был еще далеко, где-то миль за двенадцать, но быстро приближался.
Часы над мраморным камином, тихо тикая, показывали, что прошло уже несколько часов. Мэгги несколько раз наливала себе кофе, Кармен приняла от горничной чашку горячего шоколада и села в угловое кресло, а Беверли так и не сдвинулась с места. Она сидела, не отрывая глаз от телевизора.
Дэнни Маккей, поразительно, продолжал лидировать. Тридцать шесть процентов подсчитанных бюллетеней, — объявил диктор, — показывают, что за Дэнни Маккея проголосовало пятьдесят пять процентов избирателей. Он, без сомнения, вероятный кандидат этих первых предварительных президентских выборов.