Идеальная ложь

— Ну как? — пожимает плечами он. — Индейка, ветчина, пюре, корнеплоды. А еще есть и подливка.
У этой подливки имелось немало поклонников. Я не сомневаюсь, что о ней еще до конца декабря начнут слагать легенды.
— Между прочим, буду рада, если заедешь ко мне, — говорит Карла.
Она приглашает меня как минимум в десятый раз. Бедный Бад. Какая острая конкуренция.
— Да, спасибо, я знаю, — говорю я в ответ. — Ну а ты, Кайл? Какие у тебя планы?
Из разговоров, которые мы ведем уже несколько месяцев, я почерпнула, что у Кайла с родственниками не самые теплые отношения. Теперь он остался у родителей один. Только я не уверена, что они общаются. Отец, Генри, успел жениться еще два раза, после того как развелся с матерью Кайла, и теперь они с новой супругой занимают особняк, а Кайл облюбовал себе домик возле бассейна. Когда он последний раз виделся с кем-то из близких, я не имею ни малейшего представления. Типичный подход богатого белого протестанта к семье: живи поближе к состоятельной родне, чтобы тебя вписали в завещание, но при этом соблюдай дистанцию, чтобы тебя из него не вычеркнули.
Один мудрый человек как-то сказал: сложно испытывать сочувствие к богачу, потягивающему шампанское на собственной вилле возле бассейна; однако по мере того, как я узнаю Кайла ближе, у меня складывается впечатление, что ему было предначертано судьбой появиться на свет совсем в другой, нормальной семье где-нибудь на Среднем Западе. Я знаю, что Кайл богат, но он не сорит деньгами. Он красив — женщины так на него и вешаются, — но этим не пользуется.
В нем присутствует какое-то внутреннее напряжение, и я чувствую, что он ощущает себя куда спокойней и расслабленнее не среди равных себе, а в нашем обществе. Особенно в моем.
Кайл в ответ пожимает плечами, и тут меня осеняет. Друзья собрались здесь, желая отвлечь меня от мыслей, что впереди меня ждет первое Рождество без Дэнни, а ведь Кайл его тоже впервые отпразднует без своей сестры.
— Мне предстоит разделить трапезу с величайшими из сынов и дочерей нашей страны, которые соблаговолят почтить своим присутствием наш родовой особняк, — произносит Кайл таким тоном, словно ему предстоит пройти курс электрошоковой терапии. — И мне останется лишь благодарить Всевышнего, если все пройдет без эксцессов и папа не трахнет служанку, мама не вырубится, натрескавшись успокоительного, не явится последняя любовница папы, чтобы закатить скандал и разбить хрустальную вазу, а дедушка не закроет для меня доступ к трастовому фонду.
Несколько секунд мы все молчим.
— Тебе непременно следует праздновать у меня, — наконец, говорит Бад.
— Так я же вроде не отказывался, — быстро отвечает Кайл.
Мы смеемся.
Как это ни странно, но мне становится лучше на душе, и приближение Рождества пугает куда меньше.
У меня есть друзья. Есть сестра, и плевать, что сейчас нас с ней разделяют тысячи километров.
Кроме того, было бы несправедливо обходить стороной сотрудников моего издательства. Сегодня вечером я ушла с работы с двумя огромными, красными, каку Санта-Клауса, мешками, набитыми подарками, которые сейчас лежали на полу под нашим столиком.
Я не перестаю хвалить себя, что не забыла сегодня с утра прихватить на работу открытки. Мои коллеги так обо мне заботятся ну как их за это не обожать?
— Ну что, повторим? — спрашиваю я, спрыгивая со стула.
Все в ответ кивают, даже Кайл, который потягивает «Гиннесс» с таким выражением лица, словно его пытают.
Я терпеливо стою у барной стойки, пока бармен, которого бы в Ирландии выгнали с работы за неспособность быстро обслужить нашу крошечную компанию, ждет, когда осядет шапка пены на пиве, которое он так неудачно налил в бокал.
— Ему лучше заново начать наливать.
Я узнаю голос прежде, чем успеваю повернуть голову.
Рядом со мной стоит доктор Лесли Кляйн. Хотя мы находимся не на улице, а внутри теплого помещения, где довольно душно, на психологе широкий шарф из пашмины и вязаный шерстяной свитер. Как ни странно, Лесли не выказывает ни малейших признаков того, что страдает от жары. Серебряные от седаны волосы обрамляют ее точеное лицо. На нее начинают оглядываться мужчины.
 
— Здрасьте, — говорю я.
— Привет.
Она тепло улыбается. Судя по всему, она рада меня видеть, хотя и не ожидала встретить здесь.
— Что вы здесь делаете? — спрашиваю я.
— Тут? Решили посидеть с коллегами.
— Я, если честно, думала, вы встречаетесь в роскошных ресторанах.
— Обычно так оно и есть, но там иногда недоливают.
Я улыбаюсь.
— Я давно заприметила вас за столиком, но не хотела беспокоить, — признается Лесли.
— Вот как, — я оглядываюсь на свою компанию, которая покатывается со смеху над какой-то шуткой Бада. Скорее всего, он только что сказал, что именно пойдет на подливку рождественского жаркого.
— Как у вас дела? — спрашивает она.
Мне постоянно задают этот вопрос, так что я уже навострилась улыбаться и пожимать плечами — мол, не беспокойтесь, все хорошо, честно-честно, не вру, спасибо, что спросили.
Впрочем я имею дело с профессиональным психологом, у нее наметанный глаз, и так просто ее не обведешь вокруг пальца.
— Хорошо. Насколько это возможно в моем положении, — говорю я.
Неплохой ответ. Ставлю себе плюсик.
Нет, доктор все же берет в Лесли верх.
— Я много о вас думаю, — произносит она.
— Вот как?
То же самое я могу сказать и о Лесли. Ужасно интересно, что ей поведал мой муж и какие его секреты она хранит.
Несмотря на это, я не искала с ней новых встреч. Я прекрасно знала, что мне не достучаться до Лесли — она будет раз за разом ссылаться на конфиденциальность.
Однажды, когда я отправилась гулять в два часа ночи — не спалось, и все тут, — меня посетило желание взломать ее офис и выкрасть медкарту мужа. Я преодолела искушение с огромным трудом.
И вот волею случая мы встретились в баре, и она первая подошла ко мне.
Я-то думала, что Лесли, завидев меня, пустится наутек и остановится, только пробежав километра три, а то вдруг я полезу к ней со своими вопросами.
— Да, — кивает она. — Я постоянно о вас вспоминаю. Думаю, в тот день, когда вы ко мне пришли, я должна была разговаривать с вами иначе. Вы находились в состоянии шока. Мне следовало позже связаться, предложить вам выговориться. Как подруге. Не думаю, что было бы правильно предлагать вам свои профессиональные услуги. Но если хотите, могу порекомендовать вам хорошего специалиста. Вы уже обращались за помощью к психотерапевту?
Я показываю на бутылки с крепкими спиртными напитками, стоящие на полках за спиной бармена.
— Вот мои психотерапевты. Они привычнее и дешевле.
— Мы с «Джеком Дэниэлсом» старые приятели, — Лесли расплывается в улыбке, — крепко дружим, хотя и встречаемся пару раз в год.
Занятно. Я не ожидала, что она будет шутить.
Она молча разглядывает меня еще пару мгновений, а потом склоняет голову набок.
— Вам лучше избавиться от чувства вины.
— Что, простите?
— Вы чувствуете себя виноватой в том, что живы.
— Ничего подобного.
— Ну что ж, рада это слышать. Вы имеете право быть счастливой. Вы это право заслужили. Он ведь вам это говорил. С наступающим Рождеством вас, Эрин.
Она идет прочь и скрывается из виду в толпе гуляк, а я поворачиваюсь обратно к барной стойке.
Лесли настоящий профессионал, у нее этого не отнять.
Каждый день, каждый миг меня терзает чувство вины, которое я никак не могу побороть.
Я чувствую себя виноватой за то, что жива, а Дэнни — нет.
* * *
Канун Рождества, а я не могу выкинуть из головы мысли о Дэнни.
Это был бы наш третий год вместе.
Каждую минуту, что я провожу в квартире, кажущейся голой оттого, что я не стала ее украшать, я думаю о Дэнни и вспоминаю наш последний год.
Чтобы хоть как-то отвлечься от навязчивых мыслей, я принимаю решение чуток покопаться в деле Лорин Грегори. Как это ни странно, но так я чувствую какую-то близость с мужем. Да, он ничего не рассказывал об этом деле, но ведь именно его расследовал, когда погиб, и занимался этим не без серьезных причин. Дэнни было достаточно пообщаться с Кайлом буквально пять минут, чтобы заметить в нем ту боль, что непрерывно мучила меня. Конечно, проще всего было в лоб расспросить Кайла о его сестре, но я дала себе обещание не бередить его раны.