Оставить на память (СИ)

Он пробыл в L.A. три дня. Затем вернулся всего на неделю и снова исчез, захватив с собой Артура. Марта пока занималась обустройством магазина, много времени проводила с матерью Генри, и стала копить в себе обиду. Это со временем начало выливаться в стычки и серьёзные ссоры. Пытаясь меньше её расстраивать, он уговаривал её ехать с ним, правда, не особо настаивая. Марта отказывалась, ссылаясь на занятость. Но у Генри возникло подозрение, что так она лишь хочет вызвать у него чувство вины за то, что был не до конца с ней откровенен.
После первого проекта Генри стали поступать и другие предложения от независимых авторов. Неожиданно для всех, сценарий никому неизвестного мальчишки из Лондона выстрелил, собрав вокруг себя не только кассу и высокие рейтинги, но и несколько наград на фестивалях. И за четыре года Войт выступил продюсером дюжины авторских кинолент, большинство из которых становились хитами, а пара фильмов заявлялись на соискание высоких наград.
Он собирал вокруг себя молодых и талантливых людей, которые не гнались за славой, а по-настоящему любили кино как искусство, и готовы были жертвовать многим лишь бы сотрудничать с ним. О Генри заговорили как о человеке, дающим шанс реализовать свои замыслы, какими бы безумными они ни казались. Его фамилия стала чем-то вроде товарного знака, предрекающего успех. К нему обращали как и отчаявшиеся мэтры, идеи которых не нравились студийным боссам, так и воодушевлённые новички, горящие желанием покорить Голливуд.
Но долгое время Войт занимал лишь одну позицию продюсера. Пока на глаза ему не попался сценарий, не дающий ему теперь покоя. Военная драма о первой мировой войне была не похожа ни на что, чем он занимался ранее. Эпичная, наполненная напряжением, отчаянием, скроенный из подвигов, любви и смерти. И она была буквально у него под самым носом.
Генри по уже сложившейся традиции был приглашён к Альфреду на традиционный ужин с его коллегами, или "мальчишник", как шутил его сосед. Поначалу все обсуждали такие серьёзные темы, как социальное обеспечение и проблема беженцев, пока кто-то не обратил внимание на то, чем занимается Войт.
— А вы знаете, Генри, у Альфреда есть для вас сюжет! — заявил Николас Уолберг, высокий тощий профессор математики с всклокоченными седыми волосами. Он посмотрел на него поверх своих очков в роговой оправе и, не смотря на отмахивающего Альфреда, продолжил. — Он написал его лет десять назад и как-то обмолвился, что было бы неплохо показать его своему знаменитому соседу. Он мечтает увидеть свою историю на экране, но слишком скромен, чтобы обратиться к вам с такой просьбой.
— Николас, прошу тебя! — воскликнул покрасневший историк.
— Я не знал, — Генри был заинтригован и повернулся к соседу. — Почему вы не говорили, что пишете?
Альфред махнул рукой.
— Потому что я не пишу, — он откинулся на спинку стула. Видно, пара рюмок его любимого хереса всё-таки придала ему определённую смелость, и Альфред продолжил. — Вы же знаете, что моей страстью является Первая мировая война. Я долгое время изучал архивы, дневники и исторические документы и заметил, что некоторые из них переплетаются. Итак, у нас есть сухие официальные документы, ничего не говорящих нам о тех людях, про которых в них идёт речь, и дневники этих самых людей, где мы узнаём об их трагедиях, чувствах, мотивах. И вот так сплетаются многочисленные истории, повествующие о любви, смерти и самоотверженности. Я вычленил те, что показались мне самыми пронзительными. А правильно их скомпоновав, я смог свить из них одну.
— И какую! — воскликнул Николас. — Дай ему прочесть. Генри, держу пари, вы будете в восторге. Все здесь присутствующие читали его. Теперь пришла ваша очередь.
— Буду рад прочесть, — обещал Генри.
После ужина, пока все остальные расположились в гостиной, Альфред отвёл Войта в свой кабинет. Многочисленные полки высоких шкафов были битком забиты книгами, но ожидаемого хаоса Генри не увидел. Стопки книг, правда, лежали даже на широких подоконниках, но в остальном был порядок. Из нижнего ящика стола историк выудил папку.
 
— Слышали, что говорят о вас, Генри? — Альфред посмотрел на Войта с прищуром.
— Я многое что слышал, но что именно вы имеете в виду?
— Вы извлекаете алмаз из мешка с углём. — Генри засмеялся. — Это правда! Так писал The Sun. Но я могу лишь подтвердить. Я посмотрел все фильмы, которые вы выпустили. Это впечатляет, — он передал сценарий в руки Генри. — Я храню эту папку более десяти лет. Знаете, многие мои коллеги пишут документальные книги, художественные, но ни один мой знакомый не рискнул написать сценарий, — он важно поднял подбородок и усмехнулся. — Я очень хотел сохранить память об этих людях. Их истории, казалось бы, незначительные, так тесно переплелись в столь огромном полотне событий, что не способен вообразить себе ни один блестящий ум. Жизнь всё придумала за них. Николас не прав. Я даже не посмел бы мечтать о том, чтобы всё это воплотили на большом экране, но обещайте, что прочитаете и хотя бы выскажете своё мнение.
— Даю вам слово.
А на следующее утро, Генри с ответным визитом сам пришёл к учителю.
— Я хочу это! — с порога заявил он, потрясая листами. — Как вы… как вам… Альфред, это просто… — у Генри будто не хватало слов, чтобы описать свои чувства.
Старик засмущался.
— Я ничего не придумывал. Эти истории и правда имели место быть. Я всего лишь соединил их в единое целое.
— Вы были неправы, когда сказали, что я достаю алмазы из мешка с углём. Вы, Альфред, чистой воды бриллиант, сами пришли ко мне.
И теперь Генри носился с этой рукописью как одержимый. Поставить самому фильм стало его идеей фикс. Даже Марта, которая не горела желанием вникать во все его проекты, попросила его дать прочесть рукопись, но сюжет не показался ей увлекательным или по крайней мере достойным такого активного внимания. Это стало ещё одним поводом для обиды, но уже со стороны самого Генри.
Пол давно не видел своего подопечного столь увлечённого каким-либо проектом, даже в его самые продуктивные годы. Его глаза горели, он с увлечением рассказывал о сюжете, и получив его в свои руки, со всей страстью приступил к его реализации. Но суммы требовались значительные, и их у Генри не было. Но Войт не был бы самим собой, если бы не боролся за то, во что верил. Он стучался в каждый кабинет, организовывал встречи, пытаясь вовлечь рыб покрупнее, вызванивал старых знакомых по цеху. Но стоило ему упомянуть о такой непопулярной теме как жанр "военное кино", как потенциальные продюсеры сливались или предлагали свои варианты, не устраивающие Генри.
И когда Гитис договорился о встрече с шишками из Уорнер Бразерс, он преисполнился надеждой получить от них поддержку. Но Пол обещал только встречу, как и сказал. Никто не говорил, что они готовы заключить договор. Зато они слетали в Англию и поужинали в дорогом отеле за счёт Генри. Это они умели и практиковали подобное без зазрения совести, напрасно обнадёживая тех, кто заказывал им билеты бизнес-классом.
— Лучше бы назначили встречу в Zoom, чем тратить на их поганые рожи свои деньги и время, — процедил Войт сквозь зубы.
Сказать, что он был разочарован — не сказать ничего. Злость кипела в нём, хотелось запустить в стену стакан, перевернуть стол или избить до крови эти довольные голливудские морды.
— Ты их слышал? Я принёс им бриллиант, а они предлагают мне техническую роль за кулисами. Пошли они к чёрту! — выругался он, со звоном поставив стакан на стол.
— Мне кажется, ты слишком много возлагаешь на этот сценарий. — Полу и самому было неприятно, тем более что он являлся гарантом этой встречи, обернувшейся крахом. — Тебе бы успокоиться, ведь на этом не сошёлся клином белый свет. Езжай домой, отдохни.
 
Генри раздражённо взглянул на друга.
— Что такое? — спросил Пол.
— Не могу сейчас домой. Останусь у тебя в отеле.
От такого ответа Гитис даже растерялся.
— Не пойми меня неправильно, я тебе всегда рад. Но… какого чёрта, Генри? Ты повторяешься.