Оставить на память (СИ)
Так и сейчас. Да, эти студенты, Артур и Рик, нашли его сами, осмелились наобум предложить ему авантюру. На что надеялись эти парни, одному Богу известно. Но Войт и тут разглядел в них искру. А Пол доверял другу.
— Я в субботу буду у Люси Спенсер. Она работала над сценариями для Netflix как раз такой направленности. Покажу ей материал. Она поможет откорректировать кое-какие моменты. Скинь мне данные ребят, я сам свяжусь с ними. Сможешь прилететь в конце этой недели?
Генри задумался, почесав нос.
— В конце недели? — повторил он неуверенно. — Да, наверное, смогу.
Вечером Генри объяснил всё Марте. Рассказал про Артура и Рика, о том, как загорелся их сценарием и о том, что он улетает. Он знал, что жена будет недовольна, но произошла самая настоящая ссора. Их первая из многих.
— Улетаешь в пятницу? — Марта застыла над кастрюлей, в которой готовила к ужину пасту. — В субботу у нас открытие. Ты не мог забыть, потому что я раз сто тебе напомнила.
— Я помню…
— Значит ты намеренно меня бросаешь? — вскипела она. — Вот значит каковы твои приоритеты! Зачем мне было тогда бросать любимую работу, если ты собираешься вернуться? Или во всей Англии не нашлось ни одного человека, который знает как делать кино? — в ней чувствовался еле сдерживаемый гнев. Генри до этого момента никогда не видел её рассерженной.
— Там у меня уже налажены связи. Я много кого знаю. Плюс Пол помог бы мне на первых порах. Это его и моя стезя. И будет легче…
— Я думала, что ты решил отойти от всего этого! — Марта перебила его даже не слушая. — И думала, что ты поможешь мне наладить здесь дела. А теперь ты отправишься обратно в Калифорнию заниматься тем, от чего по твоим же словам ты безумно устал! А я останусь в Лондоне. Одна!
— Я и вправду покончил с тем, от чего устал, — он пытался объяснить ей, и чувствовал как эмоции набирают оборот. — Я не буду больше сниматься. Это же совсем другое. И не будет отнимать столько времени и сил. Я уезжаю всего на несколько дней. Ты прекрасно подготовилась, я уверен, что открытие пройдёт гладко. Ты справишься, а когда я вернусь…
— Ты решил это без меня! Ты даже не поделился мыслями, что у тебя созрело такое желание. Просто поставил меня перед фактом, что через день ты улетаешь, — глаза Марты покраснели и стали влажными. — Я думала, мы действуем как команда! Что займёмся вместе нашим магазином.
— Твоим! — Генри, не выдержав, повысил тон. — Это была твоя идея. Да, я уговорил бросить тебя работу и уехать со мной, и поддержал, когда ты предложила заняться винным бизнесом здесь. Но ты спросила, чем бы хотел заниматься я?
— Но ведь я не знаю! Я только слышала, что тебе осточертел Голливуд и ты хочешь оставить кино, — две мокрые дорожки прочертили лицо Марты.
Генри растерялся. В первый раз он видел её слёзы. Вдруг стало страшно и неприятно за свои слова. Но ведь он и вправду до недавнего времени был уверен, что хочет того же, что и Марта. Или просто уговаривал себя, надеясь со временем обрести ту же вовлечённость, с какой она стала строить здесь своё дело. Но встреча с этими двумя студентами расставила всё на свои места. Он не хотел оставлять кино. Он хотел перестать играть на камеру, и изображать из себя того, кем не является.
— Ты ничего мне не говоришь, даже когда я задаю вопросы, — лицо Марты было перекошено от обиды. — Всегда "главное, чтобы ты была довольна". Но мне важно знать, чего ты хочешь, чего желаешь, что чувствуешь. Почему ты никогда не говоришь об аварии?
— Боже, при чём тут это? — прошептал Генри.
— Притом! Потому что это, возможно, единственная часть твоей жизни, куда мне до сих пор нет доступа. Я так надеялась, что со временем ты откроешься мне! Я же вижу как при каждом упоминании Уилла, ты закрываешься ото всех. Но со временем это же должно было пройти. Но, видимо, я недостаточно заслуживаю твоего доверия, раз ты не пускаешь меня в самую трагичную страницу твоей жизни.
Марта резко развернулась и бросилась прямиком в спальню, громко хлопнув дверью. Самым разумным решением, было бы последовать за ней, просить прощения, утешать и стирать с её ресниц слёзы. Но Генри застыл, не смея сделать и шагу. Противоречивые чувства раздирали его изнутри. Он злился на себя, что так и не стал по-настоящему честен с Мартой, и на неё из-за того, что она требовала от него невозможного — показать свою уязвимость.
"Ты не должен бояться показаться слабым".
Этот голос, который он стал забывать, вдруг чётко прозвучал в его голове. Голос единственной, кому он позволил заглянуть в своё сердце. Генри тряхнул головой, желая избавиться от наваждения, но перед глазами встал сверкающий образ рыжеволосой колдуньи. Её улыбка, глаза, обнажённое тело, извивающееся под ним — всё это промелькнуло перед ним с такой ясностью, что отозвалось в груди болью.
Когда же это закончится и он сможет окончательно её забыть?
"Это самообман", — подумал про себя Генри. — "В твоей спальне каждый день спит одна из самых красивых женщин, а ты хранишь память о той, с которой провёл только одну ночь. Надо покончить с этим, иначе рискуешь застрять в иллюзиях".
Он развернулся и прошёл в свой кабинет. Закрыв за собой дверь, он взглянул на стену над рабочим столом. На светлых обоях были аккуратно развешаны черные рамки, внутрь которых были помещены рисунки простым карандашом. Эскизы растений, скал, женских рук занимали почти всё пространство. Все её рисунки, которые она оставила в своей хижине и которые он не посмел бросить на одиноком острове. Центральное место занимал её автопортрет — не тот, что он показывал Полу, когда просил найти её. Это была несмелая попытка вернуться к позабытому занятию. Линии были отрывистыми, рваными, будто портрет был не окончен. На нём её голова была склонена набок, ресницы опущены, а губы чуть приоткрыты. Видимо, Ника рисовала себя с фотографии. Угловатые плечи, тонкая шея, кисть руки, прижатая к груди, прикрывающая наготу. Его снова кинуло в жар при взгляде на рисунок. Воспоминания о том как он сжимал это тело в своих руках всколыхнуло в нём желание.
Да что с ним творится? Он только что рассорился со своей женой, а вместо того, чтобы вымаливать у неё прощение, рассматривает другую, мечтая вновь оказаться в её объятиях. Чёрт бы её побрал!
Генри решительно пересёк комнату. Оторвав рамку с её портретом, он кинул его на стол. Стекло треснуло от удара, но ему было всё равно. Он с остервенением снимал каждый рисунок, бросая куда придётся, пока не избавился от всех. Сделав шаг назад, чтобы осмотреть голую стену, он почувствовал, как под ногами хрустело битое стекло.
— Генри! — он обернулся. В дверях стояла побледневшая Марта, испугано озираясь вокруг. — Зачем ты это сделал?
Генри тяжело дышал, будто пробежав стометровку. Какое же безумное зрелище он наверняка сейчас производил на свою жену. Ни с того ни с сего он разгромил всю комнату. Господи, да она даже не знала, что значил для него этот алтарь рисунков. Ей казалось это дизайнерским решением украсить пустующую стену, тогда как для него это был важный, хоть и такой краткий, но самый потайной момент его жизни, от которого теперь он хотел бежать без оглядки. И да, в него он тоже не посвятил Марту и никогда не решится. Это только его.
Генри пробормотал какие-то нелепые оправдания, что его давно бесило это оформление, и на эмоциях из-за ссоры он решил от него избавиться. Он не знал, поверила ли ему Марта, но она, ни сказав ни слова, принесла метлу и, поставив её у стены, удалилась. Генри вытащил из рамок все рисунки и бросил в ящик стола. Он был пока не готов отправить их в урну, но хотя бы убрал с глаз долой, тем самым утешая себя мыслью, что это только начало. Войт смёл осколки, оставив себе на память несколько порезов, и в три захода убрал их в мусорные контейнеры.
Этой ночью он всё-таки пришёл в спальню к Марте и горячими поцелуями вымолил себе прощение. Она не сразу отдалась ему, уворачиваясь от объятий, но он смог уговорить её. Сначала словами, а затем ласками. И она простила. Как потом ещё много раз.