Там, где цветет ликорис (СИ)

— О ком вы? — он выдавливает максимум непринужденности, замечая, что все трое смотрят на него с удивлением. Наверно, его эмоции нельзя было не заметить.
— Марк говорил, что вы хотите послушать историю об одном мальчишке. Так я о нем и начал, — отвечает ему Амори, приглашая жестом сесть за стол.
Алексис садится, косясь на Марка на соседнем стуле. Амори напротив. Чуть сбоку — старый альфа.
— Мне сказали, что он умер. Мне интересно… как? — Алексис сглатывает — по горлу дерет, ком распирает с каждым вдохом все сильнее. Сухо, но чай он не трогает.
Эта жажда… ее не утолить водой. Странное ощущение.
— Его звали Алексис, — Амори поднимает чашку, и видно, как напиток расходится кругами от дрожания рук. Алексису так непривычно слышать свое имя, что он запоздало вздрагивает. — В моих воспоминаниях и снах он навсегда останется веселым авантюристом. Молодым, — Амори вздыхает и ставит чашку обратно, так и не отпивая с нее чай. — А вы угощайтесь, история будет длинная.
— Я не голоден, — сдавленно произносит Алексис. Ему не хочется есть. Да и не до еды — он настраивается улавливать каждое новое слово.
— Ох, он был таким же независимым. Жаль, с возрастом я забываю. Все забываю. А ведь самое ценное — это воспоминания, в них и есть наша личность.
Алексис слушает его и сильно жмурится, прогоняя слезы: Амори всегда любил поразмышлять, и с возрастом черта характера осталась неизменной. Белокурый Амори… он навсегда запечатлен молодым в его памяти.
— Так, о чем я? А… Мы с Алексисом дружили с ранних лет. Все было хорошо, пока к нам не переехал один жуткий альфа. Я уже не помню его имени, помню только, что глаза у него были странные, цвета янтаря и что поселился в доме, в котором теперь живете вы, — Алексис ощущает, как холодный пот скатывается по вискам. Он не помнит, чтобы в каменном доме кто-либо жил.
— Да, и этот альфа помешался на Алексисе. Ходил за ним, ухаживал. Али долго от него воротил нос, а потом вдруг согласился. Они вступили в брак, едва ему исполнилось шестнадцать, когда это позволил закон. И они два года жили, как пара. Али сильно поменялся, отдалился от всех, ходил ни мертв ни жив. И только за пару дней до своей смерти сознался, что брак для него мучителен, а муж оказался «монстром». Я помню… Али все шептал: «Он монстр, я видел, он монстр», — как умалишенный. Говорил, что собирается уйти от мужа, а на следующий день его нашли мертвым.
На последней фразе Алексиса сильно передергивает. Его как холодной водой обливают: и сразу после кипятком. Чем дальше рассказывает Амори, тем жутче становится Алексису: он не помнит ничего из перечисленного. Вообще ничего. Его воспоминания обрываются на пятнадцати годах, а последующие три года, если верить словам Амори, — как отрезаны.
Какой муж, какой мучительный брак?
— Я… я был тем, кто его нашел. Боги мои, до сих пор на слезы пробирает, когда вспоминаю, как пытался поднять его, а он лежал безвольной куклой и не просыпался. Страшно поверить, что родной человек может вот так взять и умереть, — на старческом лице Амори отображается застарелая боль, а голос сипит. — Я тоже не верил. Пришлось. Знаете, его смерть странная. Я думаю, его убил его муж со злости, но сами обстоятельства… На его шее нашли рваную рану, как от клыков животного, но в теле не было ни капли крови. Ни капли! Его кожа вся ссохлась и поморщилась, была твердой и похожей на кору дерева. Врачи не смогли это объяснить, а священник, когда увидел, отскочил, сказал захоронить в отдельном месте, за кладбищем. Трясся весь и отказывался проводить церемонию, отпевать. Боялся. О, папа Али едва умом не повредился, он был безутешен. Старик до сих пор верит, что это был не его сын, а Алексис жив и придет к нему. У его папы кроме него никого и не было, даже пес и тот сдох следом за Али. Мы до сих пор не знаем, что произошло в ту ночь и что за зверь его убил. Да и поздно прошлое ворошить. Прошло пятьдесят лет, вот день-два назад и был ровно срок.
Алексис не знает, что сказать. Он не дышит. Смотрит расширенными глазами на Амори и молчит.
  
— О-о, видать, вы поражены. Но не бойтесь, думаю, ваш дом безопасен. Давайте переведем тему, не хочу, чтобы вы потом боялись спать ночью. Я вот живу рядом с каменным великаном уже столько лет, и ничего неестественного не замечал, дом как дом. Наши с Дерелом дети давно уже выросли и образовали свои семьи, уехали жить в город, так что… о чем я? А, я рад, что у нас есть Марк. Мы уже старые, не справляемся, а он помогает, — говорит Амори. — Так вы археолог?
Алексис кивает. Диалог заходит в тупик.
…Да, он узнал о собственной смерти. Только что это меняет? Его убийца или состарился, или умер. Мстить некому. Тогда зачем его неупокоенную душу вернули, и почему он не помнит последние три года жизни? Что за мистические обстоятельства окутывают его убийство? Что произошло на самом деле? И главное, как объяснить, что вернулся он в тот же дом в теле похожего на него омеги? Вопросов много и все они роятся, а в голове гудит, будто она превратилась в улей.
А ведь судя о рассказу Амори, воспоминания срезаются ровно на моменте, когда он познакомился с «мужем». Есть ли в этом смысл?
Он не слушает беседу старых супругов. Думает, думает, думает — без конца. Подробности о прошлом его шокировали, и только теперь он отходит от оцепенения. Мышцы слабеют, отдают мелкой дрожью. Рядом слышно писк комара, который садится на щеку и тут же улетает. Даже насекомые его сторонятся.
Кто он?
Кто Алек?
Собственные воспоминания ввели его в заблуждение. Но как верить в происходящее, если он не может верить самому себе?
Алексис прощается с Амори и его мужем, позволяя Марку провести себя до ворот соседнего дома. Он в замешательстве. Как ни пытается восстановить забытое — ответ один: пустота. Алексис столько всего узнал, что понадобится несколько суток без сна, чтобы осознать и разложить по местам.
И, как всегда, вопросов больше, чем ответов.
Ночевать в доме страшно. Именно тут он жил с тем, кому дом принадлежал раньше. И тот самый человек превратил его жизнь в ад, если верить Амори. Схоже, что именно в этих стенах его убили. А сам убийца скрылся, ведь после его не видели. А теперь дом купила молодая пара, омега из которой очень сильно похож на него самого.
Что за путаница, и как из нее выйти?
Алексис сидит и покачивается на кровати, все порываясь встать и задернуть шторы. Свет от уличных фонарей, бьющих в окно, настораживает. Ему хочется в темноту. Полнейшую, без просвета. Закрыть бы глаза и вспомнить три утерянных года прошлой жизни…
Он открывает глаза и по прежнему не помнит. По углам паутина — все комнаты ею застланы, а Алексис всегда боялся пауков. Но сейчас его страшит неизвестность.
Да, он не просто так помнил дом, никакая это не «мышечная память Алека». Осознание пугает еще больше. Алексис ищет в себе хоть что-нибудь, хоть намек на образ его убийцы. Кем был владелец дома? Безопасно ли находиться здесь?
Чем больше он об этом думает, тем больше растет ощущение, что за ним наблюдают.
Алексис задергивает шторы, оставляя окно открытым — тут жарко. Зря он зажег огонь в камине — раньше вид сгорающих дров его успокаивал, а треск поленьев наводил дремоту. Но не теперь. Он сжимается все больше, преследуемый непосильной тревогой. Янтарные глаза убийцы преследуют и в мыслях и, кажется, наяву.
Свет по полу разбросом — складывается в причудливые тени. Вытянутые, копошащие, живые. Живые? Алексис сглатывает и присматривается. Это блики от камина.
Огонь… нужно погасить огонь.
Он в бреду поднимается, шагая, как по раскаленной лаве. Резковато оборачивается назад — в углу за спиной ему мерещится длиннолапая тень. Паук. Огромный паук. Желтоглазая тварь из прошлого, вестник страшного происшествия, беспечно им позабытого.
Монстр.
Алексис отпрыгивает. По телу мурашки, он не чувствует себя от паники. Хватает какую-то тряпку и тушит камин.
Не гори, не гори, не гори, исчезни!
Ему нужна темнота. В ней — покой. Только не свет, нет, пожалуйста. Он убивает, он порождает монстра. А паук перебирает лапами, шевелит, мерзко выскребая по стенам. И скрежет этот настолько отчетливый, будто тварь существует на самом деле, а не в его голове. Алексис четко видит даже ворсинки на лапах — оно реально.