Танец с драконами. Книга 2. Искры над пеплом

Сир Барристан Селми проверил под плащом, хорошо ли меч выходит из ножен. Оружие в присутствии короля могут носить только телохранители, а он, Селми, как будто еще в их числе, несмотря на отставку. Никто по крайней мере не требовал, чтобы он сдал свой меч.
Дейенерис Таргариен принимала просителей на скамье черного дерева, которую сир Барристан заботливо устелил подушками. Король Гиздар водрузил на месте скамьи два трона из золоченого дерева со спинками в виде драконов. Сам он восседает на правом — в золотой короне, со скипетром. Левый пустует.
Драконье седалище, даже искусно вырезанное, не заменит подлинного дракона.
Справа от тронов стоит Гогор-Великан, громадина со зверским, в шрамах, лицом. Слева — Пятнистый Кот в леопардовой шкуре через плечо. Позади — Белакуо-Костолом с Хразом. Все они матерые убийцы, но одно дело встречать врага на арене, когда о нем возвещают трубы и барабаны, и другое — обезвредить затаившегося злодея до того, как тот нанесет удар.
В самом начале дня сир Барристан чувствовал уже такую усталость, будто всю ночь работал мечом. Чем он старше, тем меньше сна ему требуется. Оруженосцем он мог проспать десять часов и все-таки зевал, выходя на учебный двор. В шестьдесят три ему и пяти хватает, а прошлой ночью он почти и вовсе глаз не смыкал. В его каморке рядом с покоями королевы раньше спал какой-то комнатный раб. Там есть кровать, ночное судно, шкаф для одежды и даже стул. На столике у кровати восковая свеча и фигурка Воина. Он не особо набожен, но с Воином ему на чужбине не так одиноко и есть к кому обратиться в темные часы ночи. «Избавь меня от сомнений, грызущих душу мою, и дай мне силу поступить правильно», — так молился Селми, но ни молитва, ни рассвет не вселили в него уверенности.
Народу в чертоге собралось много как никогда, но Селми отмечал лишь тех, кого не было: Миссандею, Бельваса, Серого Червя, Агго, Чхого и Ракхаро, Ирри и Чхику, Даарио Нахариса. На месте Лысого стоит толстяк в рельефном панцире и львиной маске, широко расставив массивные ножищи под юбкой. Мархаз зо Лорак, кузен короля, новый начальник Бронзовых Бестий. Селми, повидав немало таких в Королевской Гавани, проникся к нему здоровым презрением: ясно, что он пресмыкается перед высшими, суров с подчиненными, хвастлив, слеп и преисполнен гордыни.
Скахаз скорее всего тоже здесь и прячется под какой-нибудь маской. Между колоннами стоят сорок Бестий, и в их бронзовых личинах отражаются факелы: одним из них вполне может быть Лысый.
Сто голосов, отражаясь от мрамора, сливались в гневный зловещий гул. Словно в осином гнезде, из которого вот-вот вырвутся осы. На лицах читались гнев, горе, подозрение, страх.
Не успел умолкнуть новый герольд, начались беспорядки. Одна женщина выла по брату, погибшему на Арене Дазнака, другая по сломанному там паланкину. Мужчина, сорвав повязку с руки, предъявил свежий ожог. Аристократа в синем с золотом токаре, который завел речь о геройски павшем Гархазе, сбил с ног какой-то вольноотпущенник — шестеро Бестий насилу выставили обоих из зала. Лис, ястреб, тюлень, саранча, лев и жаба. Значат ли что-нибудь эти маски? Носят их Бестии постоянно или меняют каждое утро?
— Тише! — молил Резнак мо Резнак. — Как я могу отвечать, если вы…
— Так это правда? — закричала вольноотпущенница. — Наша мать умерла?
— Да нет же! Королева Дейенерис вернется в Миэрин, когда сама пожелает, во всей силе и славе своей, а до тех пор за нее будет править король Гиздар…
— Он мне не король, — заявил еще кто-то из освобожденных рабов.
— Королева жива, — говорил, перекрывая шум, сенешаль. — Кровные всадники ищут ее величество за Скахазадханом, чтобы вернуть любящему супругу и верным подданным. У каждого из них под началом еще десять всадников, у каждого человека по три быстрых коня. Скоро они найдут королеву.
Следующим взял слово высокий гискарец в парчовых одеждах. Отвечал ему опять-таки сенешаль; король Гиздар ерзал на своем троне, стараясь изобразить одновременно заинтересованность и невозмутимость.
 
Гладкие речи Резнака сир Барристан пропускал мимо ушей: в Королевской Гавани он научился слушать, не слыша, особенно когда оратор подтверждал истину, гласящую, что слова — это ветер. В задних рядах рыцарь приметил дорнийского принца и двух его спутников. Не надо было им приходить. Мартелл не сознаёт, как это опасно: единственным его другом при этом дворе была Дейенерис. Понимают ли они хоть слово из сказанного? Даже сир Барристан не всегда разбирал гискарский диалект этих рабовладельцев, особенно когда говорили быстро.
Слушал принц Квентин по крайней мере внимательно. Истинный сын своего отца — невысокий, коренастый, с простым лицом, разумный как будто и порядочный юноша, но девичье сердце из-за него не забьется быстрее. А Дейенерис Таргариен, при всех ее других качествах, совсем еще молода, как сама любит говаривать. На первое место она, как все хорошие правители, ставит народ, иначе ни за что не вышла бы за Гиздара зо Лорака, но живущая в ней юная девушка жаждет страсти, веселья, поэзии. Она хочет огня, а Дорн шлет ей землицу.
Из земли можно сделать примочку от лихорадки. В нее можно бросить семя и вырастить урожай. Земля питает человека, а огонь пожирает, но глупцы, дети и юные девушки всегда выбирают огонь.
Сир Геррис Дринквотер шепчет что-то на ухо Айронвуду. У него есть все, чего недостает принцу: он высок, строен, красив, остер и движется с грацией фехтовальщика. Дорнийские девушки, несомненно, часто запускают пальчики в его выгоревшие волосы и целуют лукаво улыбающиеся губы. Будь принцем он, все могло бы обернуться иначе, но на вкус Селми этот Дринквотер чересчур сладок. Фальшивая монета — старик повидал таких на своем веку.
Шептал он, должно быть, что-то смешное: его лысый приятель прыснул так, что привлек внимание короля. При виде принца Гиздар зо Лорак нахмурился, поманил к себе своего кузена Мархаза и тихо отдал ему какой-то приказ. Сиру Барристану все это очень не нравилось.
«Дорну я не присягал», — напомнил себе старый рыцарь. Но Ливен Мартелл был его братом по оружию в те времена, когда в Королевской Гвардии еще считались с такими узами. Принцу Ливену на Трезубце сир Барристан не помог, но племяннику его помочь в силах. Мартелл стоит в змеином гнезде, не видя змей у себя под ногами. То, что он продолжает торчать здесь, когда Дейенерис в присутствии богов и людей дала брачный обет другому, любого мужа взбесило бы, а без королевы его некому защитить. Разве что…
Сир Барристан ощутил эту мысль как пощечину. Квентин вырос при дорнийском дворе, привычном к интригам и ядам. Принц Ливен — не единственный его родич, был еще Красный Змей. Если Гиздар умрет, Дейенерис вновь станет свободна. Быть может, Лысый ошибся, и саранча в меду предназначалась не для нее? Ложа принадлежит королю — в него, возможно, и метили. С его смертью хрупкий мир сразу рухнул бы, Сыны Гарпии снова бы начали убивать, юнкайцы возобновили военные действия, и у Дейенерис не осталось бы иного выбора, кроме Квентина.
Борясь с этими подозрениями, сир Барристан услышал топот тяжелых сапог — в чертог входили юнкайцы, трое мудрых господ со своими солдатами. На одном токар багровый с золотом, на другом в бирюзово-оранжевую полоску, на третьем панцирь с нескромными инкрустациями из темного янтаря, нефрита и перламутра. Их сопровождал капитан наемников Красная Борода, сущий злодей с виду — свирепая ухмылка и кожаная сумка через плечо.
«Принц-Оборванец и Бурый Бен не пришли, — отметил сир Барристан. — Вызвать бы этого наймита на поединок, недолго бы он ухмылялся».
— Мудрые господа оказывают нам честь, — выскочил вперед Резнак. — Его блистательность король Гиздар приветствует вас. Мы понимаем…
— Поймите вот что. — Красная Борода запустил руку в сумку и кинул в сенешаля отрубленной головой.
Резнак с криком отскочил, и голова, пятная кровью пурпурный мрамор, подкатилась к самому трону Гиздара. Бестии взяли копья наперевес, Гогор-Великан заслонил короля собой, Пятнистый Кот и Храз стали по бокам от него, образовав стенку.