И аз воздам (СИ)

Першеронов и фризов на рынке не было, а именно их и хотели купить. Битюг тоже не плохо, но четыре же лошади собрались покупать.
Лукича, с его знанием астрономии, Пётр Христианович снял на весь день. Он и довёз их до Конной улицы или Конного рынка. Находилась она (улица) на самом краю города, и пришлось через непролазную грязь пролазить, Ивашкам два раза приходилось из кареты выбираться и помогать лошадям вытаскивать экипаж из трясины.
Повезло. На этом рынке повезло. Причём, получили, даже больше, чем хотели. В одном месте рынка Брехта привлекла толпа, туда и направились. А там стояла четвёрка лошадей. Три кобылы и жеребец. Пётр Христианович, когда купил битюга у соседа, думал, что уж больше лошадей, в холке не бывает. Сто восемьдесят с хвостиком сантиметров был жеребец. Почти такую же лошадь они и Сенном рынке сейчас купили. А тут все четыре лошади были гораздо выше и массивней. А вороной жеребец был просто гигантом. Он был в холке выше графа Витгенштейна, при его росте сто девяносто сантиметров, и выше прилично, скорее всего, все два метра в жеребце. Кобылы были помельче, стройнее и ниже, но и они были с Брехта ростом.
— Что это за порода? — протиснулся Пётр Христианович к продавцу.
— Шайры. Это английская порода лошадей. Потомки рыцарских коней. — На английском ответил торговец. Ну, не лишку народу его поймут в Северной Пальмире.
— Твои?
— Посла английского. Слыхал, убили его, вот викарий наш велел продать, а деньги домой родным отправить.
— Вот ведь сволочи эти поляки, на посла руку подняли. Сочувствую вашей утрате, — покивал головой граф.
— Они получат свое сэр! Даше не сомневайтесь. Уж я-то знаю. Вы хотите купить? Одну или всю четвёрку?
— Ты, брат, цену для начала назови. А то я смотрю уже вечер скоро, а ты их не продал ещё, огромные деньги, должно быть, просишь. Почём вся четвёрка?
— А какие кони! Вы знаете, сэр, что Шайры самые уравновешенные и спокойные лошади. Золото, а не характер. Легко управляемы, поддаются дрессуре. Они немного медлительны, но зато очень сильны. В три года шайр способен перемещать груз, впятеро превышающий его массу — то есть, вот этот жеребец, потянет телегу в пятнадцать тысяч фунтов. Пятнадцать тысяч, сэр.
— И сколько стоит вся четвёрка?
— Пятнадцать тысяч, сэр. Я же сказал.
— Ибическая сила! Пятнадцать тысяч рублей за четвёрку этих разномастных лентяев.
— Чего это они лентяи, сэр?
— Ну, ты же, брат, сам сказал, что они медлительны.
— Для скачек не подойдут, хоть и стопчут любого, кто на них поскачет, зато тащить пушку могут весь день. А чего разномастные? Двое вороных, да двое караковой масти. (Караковая лошадь сочетает признаки вороной и гнедой: чёрный с коричневым отливом базовый окрас с рыжими подпалинами.).
— Вот и я про то же. Двенадцать тысяч на ассигнации.
— Четырнадцать с половиной на серебро, сэр.
— Ты, брат, можешь себе представить четырнадцать с половиной тысяч серебряных монет. Гора же. Это даже твой жеребец не утянет. Последняя цена тринадцать тысяч на ассигнации. Не продашь ведь. Народ толпится, просто на диво посмотреть, цирк приехал. Без клоунов. Никто у тебя не купит, не первый день уже торгуешь, должно быть.
— Тринадцать тысяч на серебро, сэр.
— Как ты себе это представляешь, я второй раз спрашиваю? Это несколько сундуков монет.
— В пересчёте на фунты …
— Здесь, в Петербурге? Хорошо, не вашим, не нашим. Пусть будет пятнадцать тысяч, но на ассигнации, а на фунты ваши потом сам поменяешь. Это последнее предложение, Больше у меня нет, а ты ещё неделю тут будешь стоять и в результате ещё дешевле продашь.
— Согласен, сэр. И, правда, неделю уже стою. Но викарий упёрся. Добавьте ещё полтыщи. — такая жалобная морда была у нагла, что хотелось в неё кулаком зарядить. Но четвёрку нужно купить обязательно. Это уже позволит совсем на других условиях селекцией и генетикой заниматься. Опять же можно подумать с такими монстрами и о нормальных плугах.
— По рукам.
— А упряжь с дормезом не нужна?
 
— Эх, искуситель. Показывай.
И ещё пять тысяч улетело. Зато купили экипаж круче даже, чем тот, что Зубов подарил.
Вот теперь можно и в Москву отправляться.
Событие сороковое 
Знать бы, на какие грабли наступишь, обязательно бы ручку поролоном покрыл. 
Стас Янковский 
Умом Россию не понять,
Аршином общим не измерить. Для любого времени сгодится фраза.
Брехту лично Аракчеев выдал тридцать тысяч рублей на дорогу. Попроще никого не нашлось. Нужен был граф и генерал-инспектора артиллерии и будущий военный министр. Пётр Христианович сначала удивился, а когда увидел, чего ему Алексей Андреевич суёт, то понял, почему это поручили Аракчееву. На него орать неудобно. Заслуженный дядечка весь в орденах и с красной физиономией. Не понять, то ли это родной цвет лица, то ли покраснел человек. Протягивал граф ему три пачки сторублёвых белых ассигнаций. А чего, сказали тридцать тысяч рублей командировочных выдать, тридцать тысяч и выдали. Александр, наверное, забыл уточнить — давать ассигнациями или серебром. Хотя, чего уж, тридцать тысяч серебром не унести. Но сторублёвый билет ни на одном рынке не возьмут в уплату. Ведро водки или 12,3 литра стоит столько же, сколько пуд хлеба, а именно — 85 копеек. За рубль можно проехать целых 300 вёрст на ямских лошадях. За что сторублёвкой расплачиваться? Как крестьянин, продающий ведро овса за пару десятков копеек сдачу сдаст с этой белой бумажки. Ими только в ювелирном магазине расплачиваться. Круче только билет в триста фунтов стерлингов, это вообще две тысячи рублей, сотню девок купить можно. Ладно, не сотню, но Брехт своих вышивальшиц за двадцать пять рублей купил.
— Спасибо, Алексей Андреевич, — принял тяжёленькие белые пачки Витгенштейн. Деньги сейчас гораздо крупнее и почти квадратные, да и бумага потолще. И на деньги вообще не похоже, на расписку скорее, даже, вон, чёрными чернилами на каждой чего-то намалёвано. Это сколько же времени люди тратят?
— Когда выезжаете, граф? — не заметил кислой мины Витгенштейна Аракчеев.
— Завтра, Ваше высокопревосходительство. С утра и тронемся, все дела в столице закончил. Буду спешить максимально, вы уж поберегите пока Государя, не давайте ему как тому калифу-аисту по городу инкогнито шастать.
— Что делать? — по-русски говорили.
— Ну, быстро передвигаться. И что с поляками решили, которые в гвардии в Петербурге?
— Нда, сложный вопрос. По каждому человеку специально созданный комитет занимается. Многих, как вы и советовали Государю, переводят в дальние гарнизоны и полки с повышением. Но дело медленно продвигается. Кто в отпуске, кто категорически отказывается столицу покидать. Опять же гвардия, если в простой полк перевод, то и так с двумя званиями повышение, да ещё плюсом одно. Очень не просто, подпоручика да в секунд-майоры скажем. Всё не привыкну. Павел же разделение на премьер— и секунд-майоров отменил в 1797 году. Все теперь стали именоваться просто майорами. Но вы не переживайте, Пётр Христианович. Есть, кому сим вопросом заниматься. Работают чернильные душонки. Вы и, правда, поспешайте, не спокойно мне за Александра Павловича. Ну, с богом! — перекрестил Аракчеев Брехта. Потом тот сам, только с лева на право.
Ну, да не гвоздя ни жезла.
Брехт передумал деньги перепрятывать. Если всех увозит, то надёжнее место и сыскать трудно. Денег чуть уменьшилось. Граф забрал по пятьдесят тысяч для Ивашек и Сёмы Тугоухого на покупку ими земли в Крыму. Взял и себе как бы тоже столько же. Пусть купят и на его долю землицу рядом со своей и пока присматривают. Реальный Витгенштейн основал виноградарство в Молдавии и Приднестровье, почему бы Брехту ещё и в Крыму гораздо раньше виноградники не развести.