Дочь атамана

Изабелла Наумовна же, обрадовавшись тому, что ей нашлось дело, читала мальчику народные сказки — да такие страшные, что и у Гранина волосы на затылке шевелились.
На кухне пеклись крестцы — особое печенье, которое нужно будет съесть наутро, запив святой водой.
Дворня наконец-то взялась за уборку, ведь все святки нельзя было выносить сор из избы, ткасть и прясть. А сегодня стало можно, и Шишкин очищал печи от золы, а Груня подметала пол, да так лихо, что непоседливая Саша Александровна немедленно отобрала у нее метелку.
— Вот как вскачу на нее и улечу-у-у, — воскликнула она, держа веник наподобие шпаги.
Марфа Марьяновна у нее метелку отобрала, стеганула воспитаницу пониже спины и вернула Груне. А Саша Александровна захохотала и повалилась на диван рядом с Андре:
— Вот как меня обижают в собственном доме. Беллочка Наумовна, да бросьте вы запугивать мальчика. Неужели у вас нет сказок повеселее?
— Повеселее? — поджала губы гувернантка. — Андре, разве тебе не весело?
Он только спрятал лицо за ладошками, ничего не ответив.
— Михаил Алексеевич, — воскликнула Саша Александровна, на которую напал добрый и великодушный дух, — а не позвать ли нам на ужин этого колдуна? Преломим вместе голодную кутью, — тут она сморщилась, неправедно огорчаясь постному, — как думаете?
— Ах, Саша! — вскричала Изабелла Наумовна испуганно, однако этим и ограничилась. Ей было до смерти любопытно посмотреть на страшного Драго Ружа поближе.
— Пожалуй, — согласился Гранин. Последний ужин у того как-никак.
Драго Ружа, как и все предыдущие дни, лежал на полатях в хибарке Шишкина, не проявляя ни малейшего нетерпения или страха. Казалось, он просто дремал, глядя куда-то внутрь себя, перебирая ли свои прегрешения, мечтая ли об избавлении от опостылевшей ему жизни.
— Ужин в барском доме? — переспросил он удивленно. — В этом есть что-то символическое, правда, лекарь?
— Правда. Я принес тебе новую и чистую одежду.
— А то как же. Умирать всенепременно нужно в чистом, — согласился колдун обстоятельно, сполз с полатей, забрал у Гранина кулек с махрами и пошел за печку переодеваться.
Тихо трещали дрова, завывал в трубе поднявшийся к вечеру ветер, метелило и вьюжило на улице так, что в шаге ничего не видно было.
— А барышня-то, — донеслось до Гранина, — замуж за тебя собралась. Как же ты допустил такое, лекарь?
— Тебе-то что за дело, — ответил он резко, потому как и сам себе частенько задавал этот вопрос.
— Может, и есть дело, — ехидно заметил колдун, — нехорошо ить выходит: получить старика вместо жениха.
— Не передумал ли ты умирать?
— Да какое тут передумать, — Драго Ружа вышел из-за печки и показал Гранину свою пятку, припорошенную коростой: — Копыто, лекарь, прорастает. Нет, все должно быть решено сегодня, иначе потом ты со мной не сладишь. Бесовское возьмет надо мной верх, и страшно представить, каким чудищем я тогда стану. Ведь не отступишься ты?
— Не отступлюсь, — пообещал Гранин, с ужасом глядя на ногу его. — Это ведь тоже своего рода целительство.
— Вот не зря я всю жизнь побаивался лекарей, — ухмыльнулся колдун. — Суровый вы люд.
— Кабы я был чрезмерно жалостлив, Саша Александровна умерла бы с матерью своей.
— Верно, лекарь, — Драго Ружа надел обувку, оправил одежду, пригладил волосы и бороду. — Вот и не забывай про это: не к убийству ты готовишься, а к исцелению.
Гранин не ответил.
Что тут скажешь?
Убийство оно и есть убийство, хоть как его назови.
Драго Ружа узнал Ани с первого взгляда.
— Модистова дочка, — проронил он, сверля ее взглядом, — вот так раз! А уж искали твою матушку, как искали. Карл Генрихович-то думал, что дочь его с мадам Дюбуа бежала.
Изабелла Наумовна немедленно насторожилась:
— Дочка великого канцлера? Которая умерла давным-давно от лихорадки?
— Да садитесь вы уже за стол, — перебила их Саша Александровна, — мало ли что было!
— Просто мама шила для Екатерины Карловны, — объяснила ей Ани.
— И что же, барышня бежала из дома? От отца своего, канцлера? Какой скандал! — восхитилась Изабелла Наумовна. — Неужели с мужчиной?
 
— А ведь на вас, милая, лежит обет безбрачия, — вдруг брякнул колдун, насмешливо взирая на гувернантку, — вижу как на духу, что не просватают вас, пока не снимете его.
Тут Изабелла Наумовна побелела вся и едва в обморок не хлопнулась.
— Правда нешто? — пролепетала она.
— Ну уж нет, — вмешалась Саша Александровна, — никакого колдовства этой ночью!
— Вы сходите к цыганам, — посоветовал Драго Ружа, — они мастаки порчу и снимать, и накидывать.
— Порчу? — Изабелла Наумовна совсем перепугалась. — Что это за глупые суеверия! Кто же в наше время верит в такие предрассудки.
— Ну как знаете, — не стал спорить колдун, — коли у вас от женихов отбою нет, так не о чем и говорить.
— А меня что ждет? — робко спросила Ани.
— А тебя, беглянка, ждет пышная свадьба и большая любовь, — объявил колдун торжественно.
Гранин едва не двинул его по уху — вот зачем он тут барышень ему дурит, они и так нервные все.
Саша Александровна прыснула.
— Вот так Ани, — заметила она весело, — вот так тихоня! А вы, Беллочка Наумовна, не кручиньтесь, съездим и к цыганам, раз надобно, мы там бывали уже — и ничего страшного.
— Только если ради забавы, — нерешительно протянула гувернантка.
— А что мои лошади? — спросила Саша Александровна у колдуна. — Удастся ли мне создать такую породу, чтобы и вынослива была, и холодов не боялась, и в упряжи, и в выездке хороша?
— Тебе, Александра Александровна, все удастся, — твердо сказал Драго Ружа. — Моленая дочка, материнской надеждой укрыта, отцовской любовью окутана.
— Не только отцовой, — поправила она, зардевшись, и стрельнула озорно глазами в Гранина.
И он понял, что не сможет объясниться с ней лицом к лицу.
Оставит записку, как последний мерзавец.
Ближе всего к усадьбе был пруд, но Драго Ружа заупрямился, заявил, что ему всенепременно нужна проточная вода, вот и двигались они сквозь беснующуюся вьюгу к реке.
Зима как взъярилась этой ночью, застилала дорогу, бросала снежные вихри в лицо, леденила губы и слепила глаза. Гранин не понимал, в верном направлении они продираются или заплутали давно. Но пуще всего его пугала свора чертей, распавшаяся из копошащегося кома и теперь щелкающая клыками вокруг.
Они не нападали лишь оттого, что все карманы обоих были набиты толченым чертополохом, но защита была уж больно хлипкой.
— Ох и дурень ты, лекарь, — несмотря на ужасающую погоду, колдун умудрялся ворчать сквозь зубы, — кто же с крохотным скальпелем на такую ораву прет! Тут понадобится дрын поболе.
— Ничего, тебе хватит и скальпеля, — отплевываясь от снега, прокричал Гранин.
— А им? — зубоскалил Драго Ружа, указывая на их сатанинское сопровождение.
— А с ними я голыми руками…
Колдун засмеялся — зло, отрывисто, лихо, и черти будто отступили немного, попятившись.
К реке они все же выбрались — пониже деревни, к мосткам, где бабы белье полоскали. И оттого прорубь уже была прорублена, а пятачок вокруг натоптан. Сверху вьюга накидала, конечно, пригоршни снега, но под ними явно и матово блестела вода.
Место колдун выбрал, заботясь о Гранине. «Ну куда тебе, старому, потом труп мой девать, — умудренно пояснил он, — не копать же промерзлую землю. А тут река сама справится».
— Дошли, — Драго Ружа зачем-то скинул с головы шапку, оставшись с непокрытой головой. — Дай хоть покурю, лекарь, ох и ядреная махра у твоего Шишкина.
Гранин и вовсе никуда не спешил.
Он очертил веткой чертополоха круг вокруг них, не глядя на дикие морды за чертой. Крест на груди раскалился, обжигал кожу.
— Как только эти дурни поймут, что ты задумал, так набросятся скопом, — предупредил колдун, глубоко затягиваясь. — Но потом должны сгинуть вместе со мной. Следует ударить так, чтобы сразу насмерть. Чем дольше я буду умирать, тем опаснее для тебя.