Последнее испытание

Мозес, которого критика допущенных им ошибок со стороны Стерна с каждой минутой злит все больше, встает:
– Протестую. Мы вызываем в суд тех, кого считаем нужным пригласить в качестве свидетеля, и предоставлять этим людям иммунитет мы тоже не обязаны.
Стерн поворачивается в его сторону с неожиданным изяществом, которого ему не удавалось добиться на протяжении уже нескольких десятилетий.
– Да, но вы обязаны, мистер Эпплтон, доказать ваши обвинения таким образом, чтобы их справедливость не вызывала никаких сомнений. Очевидно, что вам это не удалось. – Стерн на мгновение встречается взглядом с Мозесом, который в этот момент находится довольно далеко от него, в другой стороне той части зала, которая отведена для непосредственных участников процесса. В течение нескольких мгновений они напоминают двух джентльменов во время дуэли. Мозес, который понимает, что сейчас не его очередь выступать, если речь не идет о заявлении протеста, несколько раз моргает, стараясь придумать достойный ответ.
Сонни, которая наблюдает за противниками, выждав немного, вмешивается:
– Я буду исходить из тех пояснений, которые привел мистер Стерн. Протест отклонен.
Стерн кивает, после чего снова поворачивается лицом к присяжным.
– А теперь попытаемся представить себе, что мистер Эпплтон мог бы мне возразить, – говорит он. – Наверное, он сказал бы примерно следующее: «О боже, ну у Сэнди и фантазия. Он придумывает все прямо на ходу. Совершенно очевидно, что Кирил позвонил Анаит и отдал распоряжение о продаже акций». Что ж, прекрасно, давайте проанализируем аргументацию федерального прокурора. Думаю, можно допустить, что Кирил Пафко, медик с пятидесятилетним стажем, понимает правила конфиденциальности, касающиеся пациентов. Если Джила Хартунг скажет ему, что поговорила с врачами, он поймет, что она не могла получить от врачей конфиденциальную информацию. А значит, он, как и любой другой человек, может свободно проводить операции с акциями «ПТ». И что же мистер Эпплтон мог бы ответить на это? Знаете, я часто вспоминаю, как моя дорогая покойная жена любила говорить: «Не надо пытаться слишком тонко нарезать болонскую колбасу».
На лицах некоторых присяжных снова появляются улыбки.
– Думаю, мистер Эпплтон сказал бы так: «Да, информация о пациентах больше не была конфиденциальной. Но конфиденциальной являлась информация о готовящейся публикации в «Уолл-стрит Джорнэл». Конфиденциальность сохранялась до момента опубликования статьи, а потому Кирил не имел права продавать акции «ПТ».
Прав ли мистер Эпплтон с точки зрения весьма запутанного законодательства о противодействии инсайдерской торговле? Этот вопрос я предоставляю решать вам. Дело в том, что он не имеет значения. Судья Клонски, если хотите, объяснит вам, что для того, чтобы совершить преступление, квалифицируемое как инсайдерская торговля, доктор Пафко, во‐первых, должен был знать, что нарушает закон о конфиденциальной информации, то есть отдавать себе отчет в том, что совершает нечто противозаконное. Даже мистер Фелд согласился с этим, когда описывал позицию обвинения. Давайте вернемся назад, к 7 августа 2018 года. А именно к тому моменту, когда Кирил Пафко положил телефонную трубку после разговора. Он тогда испытывал шок и тревогу по поводу дальнейшей судьбы своего открытия, которое должно спасти жизни многим людям. Предметом его озабоченности тогда была возможность каких-либо ошибок в ходе весьма тщательно проводившихся компанией «ПТ» исследований. Его беспокоило будущее его компании, он волновался за своих внуков. Он опасался допустить какую-нибудь ошибку и тем самым нарушить требования того юридического месива, которое называется законодательством о противодействии инсайдерской торговле. Мистер Фелд настойчиво просил вас обратить внимание на те предупреждения, которые Кирил неоднократно получал от внешнего юридического советника «ПТ», а также его лекции и советы по поводу того, когда можно, а когда нельзя продавать акции компании. Но о чем все это нам говорит? Пожалуйста, подумайте над этим как следует. Столь серьезные консультации по поводу соответствующего законодательства, разумеется, означают, что Кирил Пафко ни за что не стал бы продавать акции, если бы не был уверен, что тем самым не нарушает законодательство о противодействии инсайдерской торговле. А он в этом не сомневался, потому что информация о смерти нескольких пациентов, которую ему сообщила Джила Хартунг, больше не являлась конфиденциальной.
  
Стерн снова оказывается за спиной Кирила Пафко, который на протяжении всего процесса в целом соблюдал наставление своего адвоката никак не реагировать ни на свидетельские показания, ни на аргументы обвинения и защиты. Однако на этот раз Пафко согласно кивает. Заметив это, судья тут же мечет в его сторону мрачный взгляд. Подсудимый, который отказался подвергнуться перекрестному допросу со стороны обвинения, выходит за грань допустимого, когда пытается при помощи подобных жестов воздействовать на присяжных. Стерн кладет ладонь на шею Пафко сзади и крепко сжимает пальцы, так что Кирил замирает, словно ледяное изваяние.
– Я предполагаю, – продолжает адвокат, – что мистер Эпплтон, когда ему будет предоставлено последнее слово, выйдет сюда, на подиум, и попытается высмеять меня. Но он будет делать это не потому, что ему нравится насмехаться над старыми людьми.
Это замечание, к удивлению Стерна, вызывает взрыв смеха во всем зале суда. По-видимому, это что-то вроде эмоциональной разрядки, но она распространяется практически на всех присутствующих. Хихикают присяжные, Сонни прикрывает губы ладонью, даже Мозес, которого трудно заподозрить в легкомыслии и чрезмерной смешливости, снова улыбается. Только Фелд, похоже, не уловил юмористической нотки, заключенной в последних словах Стерна.
Адвокат продолжает гнуть свою линию:
– Мистер Эпплтон скажет: «Ну что же, мой друг Сэнди привел вам разные гипотетические, притянутые за уши объяснения по поводу того, как все могло произойти. Венди Хох чего-то недопоняла во время телефонного разговора. Неукриссы рассказали Анаит про «Джи-Ливиа». А Кирил Пафко, лауреат Нобелевской премии, действовал исходя из того, что, как ему было известно, медицинская информация о пациентах уже не считалась конфиденциальной. Надо же, какое совпадение. И все эти обстоятельства сошлись самым неблагоприятным образом для бедного, несчастного Кирила Пафко. Вот он здесь сидит, бедолага, обвиняемый в федеральных преступлениях, а стоимость пакета его акций между тем поднялась чуть ли не до 600 миллионов долларов. Какое невезение. Какое неудачное совпадение».
Но скажите честно: можно ли поверить в то, что лауреат Нобелевской премии в области медицины, находясь в семидесятипятилетнем возрасте, выбросит на помойку дело, которому он посвятил несколько десятилетий, свою репутацию в глазах всего мира, всю свою долгую и честную жизнь? Насколько вероятным кажется такой поворот событий каждому из нас?
Странные случаи, совпадения, неудачные стечения обстоятельств – можно называть это как угодно, но такие вещи случаются в нашей жизни постоянно. Имей я возможность поговорить с каждым из вас и попросить рассказать о самом странном совпадении, о котором вам довелось слышать хотя бы в течение последнего месяца, у всех вас было бы что мне сообщить. Скажем, у кого-то теща и тесть умерли по разным причинам в один и тот же день – он отправился в мир иной на операционном столе, а она погибла в автокатастрофе, когда торопилась к нему в больницу. А у кого-то лучший друг в течение шести недель встречался с женщиной, а потом вдруг узнал, что она приходится ему двоюродной сестрой, с которой он давным-давно не виделся и полностью утратил с ней какой-либо контакт. Или, скажем, вашего личного врача и священника зовут одинаково – Джо Флинн. Такие вещи кажутся маловероятными, но они случаются.
У Мозеса есть своя работа. У меня – своя. Между нами стоите вы – и вы тоже выполняете свою работу. При этом я защищаю Кирила Пафко, чьи достижения легендарны, но его обвинили в преступлении за то, что он делал, создавая лекарство, которое призвано спасти тысячи жизней. Да, доктор Робб говорит, что необходимо было предусмотреть в листке-вкладыше особое предупреждение в черной рамке, и мы можем предположить, что в будущем это будет сделано. Но «Джи-Ливиа» вернется на рынок, и пациенты с онкологией будут жить намного дольше. И в больничных корпусах и палатах, на стадионах во время игр их детей и внуков в софтбол, в детских спальнях, укладывая малышей, во время свадебных и выпускных церемоний родственники виновников торжеств, многие люди будут говорить: «Да благословит Господь Кирила Пафко. Однажды его обвинили в чем-то нехорошем. Как, как это могло случиться?»