Последнее испытание
– Можете оставить себе тридцать долларов – этого вам хватит, чтобы добраться до аэропорта и купить себе там хот-дог. Остальное отдайте начальнику судебной канцелярии.
Луис, заведующий канцелярией, встает и протягивает руку. Салливан потрясенно смотрит на судью, затем делает шаг вперед и вручает банкноты Луису.
– Вот что, мистер Салливан. Если в дальнейшем возникнут какие-то вопросы, которые суду нужно будет прояснить с представителями мисс Хартунг, я с вами свяжусь. Во всех остальных случаях воздержитесь, пожалуйста, от какого-либо вмешательства в процесс. Мисс Хартунг, вам был задан вопрос – при вас ли документы, позволяющие разглашение конфиденциальной информации, о которых вы сообщили в своих свидетельских показаниях? Правильно ли я понимаю, что они находятся у мистера Салливана?
– Да.
– Мистер Салливан, подойдите сюда и покажите эти документы мистеру Стерну, мистеру Эпплтону и мне.
Салливан, по которому сразу видно, что он сражен наповал и уничтожен, ни разу не шевельнулся после того, как опустился на стул после устроенной ему экзекуции. Неуважение к суду, в котором его без малейших колебаний обвинила Сонни, – это преступление, и за ним автоматически последуют меры дисциплинарного воздействия. Он шепотом говорит что-то на ухо молодой женщине-юристу, сидящей рядом с ним в первом ряду ложи обвинения, и та начинает рыться в портфеле, а затем вручает Салливану папку из манильской бумаги. Он подходит сбоку к тому месту, где сидит судья, и протягивает папку Сонни. Та бегло ее просматривает. По ее губам очень быстро, словно юркая ящерка, проскальзывает улыбка – и тут же исчезает. Сонни передает папку Стерну. Когда тот открывает папку, Марта заглядывает ему через левое плечо, Мозес и Фелд – через правое. Марта пожимает отцу руку. Вот это находка! Все пять документов, дающих разрешение на разглашение конфиденциальной информации о клиентах, напечатаны на бланках юридической фирмы Неукриссов. Все тексты совершенно идентичные – отличаются только стоящие внизу подписи и расшифровывающие их имена членов семей умерших пациентов. При этом все те, кто поставил эти подписи, являются наследниками состояний умерших.
– Могу я кое-что прояснить по поводу этих бумаг? – спрашивает Стерн, обращаясь к судье.
– Да, конечно, мистер Стерн, но дайте мистеру Эпплтону время, чтобы он мог успеть заявить протест по поводу ваших вопросов, если сочтет нужным.
Прокурор и адвокат уже собираются вернуться на свои места, но тут снова раздается голос Миллера Салливана:
– Ваша честь …
– Нет! – обрывает его Сонни так громко, что ее, наверное, могут услышать присяжные, и направляет на Салливана палец, словно пистолетный ствол. Нью-йоркские юристы путешествуют по всей стране и по всему миру, они, как правило, высокомерны и агрессивны. В данном случае это, несомненно, работает против Салливана. Сонни разозлилась на него еще сильнее, чем до этого на Стерна. Салливан вышел на несколько футов вперед и теперь, прежде чем снова опуститься на стул рядом со своими коллегами, вынужден пятиться. Тем временем Мозес и Фелд не торопятся возвращаться в ложу обвинения и о чем-то перешептываются. Нет ничего хуже для прокурорского работника, чем что-то, чего он не ожидает.
Приступив к продолжению допроса Хартунг, Стерн первым делом просит ее подтвердить, что документы, которые он демонстрирует ей, являются теми самыми разрешениями на распространение информации, которые она получила в офисе юридической фирмы Неукриссов.
– До того как вы получили эти документы, вы разговаривали с одним из Неукриссов? – интересуется он.
Стерн поднимает руку и смотрит на Мозеса, давая понять, что у того есть время заявить протест. Однако Мозес отрицательно качает головой. Он уже и так сделал все возможное, чтобы защитить «Уолл-стрит Джорнэл».
– С Энтони Неукриссом, – отвечает на вопрос свидетельница.
Это один из сыновей главы клана. Сразу становится понятно, кто именно был для Хартунг источником при написании злополучной статьи. Сам собой возникает вопрос, с кем и какую сделку заключили Неукриссы, чтобы получить исходную информацию. Но Стерн прекрасно знает, что ответа на этот вопрос он никогда не получит. Это все равно что спрашивать, где собака взяла свой лай. Можно, конечно, предположить, что след ведет в УКПМ, но Неукриссы также вполне могли просто заплатить кому-то из сотрудников управления. Адвокатам по гражданским делам придется воевать по этому поводу с Неукриссами в течение следующих нескольких лет при помощи целой серии апелляций.
– Эти документы, как вы понимаете, мисс Хартунг, можно трактовать лишь совершенно однозначно – разве не так?
– Да.
– Они означают, что законные представители пациентов отказались от права держать медицинскую информацию, связанную со смертями этих пациентов, в тайне.
– Я так и поняла их смысл.
– Значит, если кто-то случайно услышал об этих смертях и решил продать пакет акций «Пафко Терапьютикс», то такое решение эти люди принимали, отнюдь не опираясь на конфиденциальную информацию?
На этот раз Мозес заявляет протест:
– Юридический вывод предлагается сделать человеку, который не является юристом. Это спекуляция.
– Поддерживаю протест как обоснованный, – заявляет Сонни.
– Но, когда вы публиковали информацию о смертях этих пациентов, вы не считали, что она является конфиденциальной.
– Она не была таковой, – говорит мисс Хартунг. Это удача для представителей защиты, которой они не ожидали. Фелд уже обозначил, как гособвинение отреагирует на эту ситуацию: его представители заявят, что в руках Кирила информация являлась конфиденциальной, поскольку на нем лежала обязанность действовать в интересах акционеров, а не продавать свой пакет до того, как остальные держатели акций окажутся в равном с ним положении и получат возможность поступить так же. Но это – тонкие и сложные юридические нюансы, которые придется оценивать Сонни, причем до того, как в конце процесса исход дела будут окончательно решать присяжные. Однако по крайней мере у Стернов теперь есть серьезный аргумент, который они могут предъявить в ответ на обвинение в инсайдерской торговле. Всю ту аргументацию, которую они собирались использовать в защиту Кирила прежде, можно в лучшем случае считать дымовой завесой.
– А теперь скажите, мисс Хартунг, когда вы беседовали с Энтони Неукриссом, вы ведь понимали, что он по своей юридической специальности является адвокатом, представляющим интересы истцов по гражданским делам?
– Да.
– И вы понимали, поскольку глубоко изучили тему вашего материала, что Неукриссы собирались подать гражданские иски против «Пафко Терапьютикс» от имени семей всех умерших пациентов, потребовав в каждом случае многомиллионную компенсацию за причиненный ущерб?
Хартунг отвечает утвердительно.
– Значит, вы осознавали, что, когда вы опубликуете вашу статью, она нанесет ущерб «ПТ» и доктору Пафко?
Мозес встает, но на этот раз неохотно, словно выполняет неприятную обязанность. Они с Фелдом какое-то время тихонько разговаривают прямо в прокурорской ложе. Затем Мозес переводит взгляд на судью и отрицательно качает головой.
По идее, в этой ситуации гособвинение могло бы заявить протест, обосновав его попыткой давления защиты на свидетеля. Хартунг ждет от Мозеса какого-то действия, но тот молчит.
– У меня не было такого намерения, мистер Стерн, но да, я понимала, что это случится, – говорит Хар-тунг.
– А вы задавались вопросом, мисс Хартунг, почему юристы, занимающиеся делами о возмещении ущерба, хотели, чтобы эта информация была опубликована до того, как они подадут иски?
– Я думала об этом.
– И к какому же выводу вы пришли?
– Что я ничего не знаю наверняка.
– А вам не приходило в голову, что в случае обнародования сведений, о которых идет речь, это может стать источником важной информации при подаче исков?
– Да, приходило.
– Получается, что в результате Неукриссы могли скрыть тот факт, что именно они стали для вас источником информации?