Последнее испытание
– А-а, вот оно что. – На губах Кирила появляется кривоватая улыбка. – Не забудьте захватить с собой беруши. Она будет говорить обо мне страшные вещи. «В самом аду нет фурии страшнее, чем женщина, которую отвергли». Кажется, это где-то у Шекспира сказано, а, Сэнди?
– Лучше заранее знать, что нас ждет, Кирил.
– Согласен.
Год назад, в тот день, когда Кирил умолял Сэнди заняться его делом, Стерну следовало предупредить друга – и самого себя – о том, что, защищая клиента в уголовном процессе, адвокат редко имеет возможность улучшить свое мнение о подзащитном. Гораздо чаще случается наоборот. В течение многих лет в практике Стерна встречались отдельные исключения из этого правила. То есть ему иногда все же попадались клиенты, которые демонстрировали храбрость и самоотверженность и умели быть честными по отношению к себе. Но чаще ему приходилось иметь дело с людьми, которые в итоге его разочаровывали. Стерн раньше не имел представления о том, что Кирил, оказывается, в течение многих лет имел отношения с женщиной вне брака, на стороне. Для мужчин, облеченных успехом и властью, такие вещи, конечно же, не редкость. И тем не менее, сам будучи мужем, хранившим беззаветную верность обеим своим женам, Стерн поведения Кирила не одобрял. К тому же он слишком хорошо относился к Донателле, чтобы воспринимать любовные похождения Пафко как безобидные шалости. Правда, Сэнди понятия не имел, что известно супруге Кирила, а что нет.
Но если длительные отношения с Иннис что-то значили для Кирила, то сегодня по нему этого было не видно. Он явно не хотел говорить о ней, и Стерн через какое-то время прекратил попытки что-либо выяснить. Проводив Кирила, адвокат вернулся в свой кабинет и, расположившись у окна, принялся размышлять, глядя вдаль. При этом уже не впервые у него в голове возникли мысли о том, какую загадку представляет для него его клиент и отношения с ним.
В тот день, когда Стерн дал свое согласие защищать Пафко, Кирил, прослезившись, обнял старого адвоката и заявил о своей невиновности. Затем, уже направляясь к двери, остановился и снова заключил Стерна в объятия.
– Спасибо, Сэнди, – сказал он, – спасибо. Честное слово, я считаю вас своим самым близким другом.
Эти слова удивили Стерна, потому что сам он никогда не сказал бы ничего подобного. Он в самом деле испытывал теплые чувства к Кирилу и Донателле. Супруги Пафко, с которыми Стерн знаком уже несколько десятилетий, люди достойные и обладают многими замечательными качествами. Но блестящие манеры Кирила – это своеобразный барьер, мешающий Стерну сблизиться с ним по-настоящему. В сущности, он мало знает о том, что Кирил за человек.
Впрочем, этой темой размышления Стерна не ограничиваются. Ему, например, не дает покоя мысль, что он, похоже, не в состоянии назвать хотя бы одного из живущих на свете мужчин, с которым его объединяла бы по-настоящему глубокая дружеская привязанность. Да, есть те, с кем за годы работы, в том числе по весьма сложным случаям, у него возникло много общего в сфере профессиональной деятельности. Всегда найдутся такие, с кем можно сыграть в карты или посидеть рядом за какой-нибудь другой азартной игрой. Однако правда, к которой Стерн пришел с возрастом, состоит в том, что самые близкие отношения у него складывались только с женщинами – с матерью, сестрой, с Хелен и Мартой, даже с Кларой в первые годы их брака.
Тем не менее в течение последних десяти лет Кирил стал играть важную роль в жизни Стерна и превратился в человека, к которому старый адвокат питал инстинктивную привязанность. Сегодня, когда он вновь испытал в зале суда уже знакомое ему чувство обреченности (оно впервые появилось у него, когда ему поставили диагноз, и вот уже несколько лет бросало мрачную тень на всю его жизнь), Стерн в момент неожиданного просветления вдруг ощутил глубокую благодарность по отношению к Кирилу. Пафко был не просто врачом, который обеспечил Стерну возможность использовать лекарство, способное спасти жизнь. Кирил дал ему нечто более важное, чем «Джи-Ливиа», более значимое по своим последствиям.
В 2013 году, когда Кирил приступил к оценке состояния Стерна, они с Сэнди встретились в небольшом смотровом кабинетике на территории медицинского факультета Истонского университета. Пафко был в длинном белом халате и чувствовал себя полностью в своей стихии. К этому времени ему уже редко приходилось заниматься осмотром пациентов, но чувствовалось, что он прекрасно умеет общаться с больными один на один. Стерн к тому времени посетил многих онкологов. Некоторые из них считали необходимым выглядеть бодрыми и оптимистичными, другие предпочитали бесстрастно констатировать факты, которые не могли вызвать у пациента ничего, кроме отчаяния. Кирил же в роли лечащего врача демонстрировал невероятную харизму, которая, вне всякого сомнения, была свойственна ему от природы. Когда Стерн присел на краешек смотрового стола, Кирил положил обе руки ему на плечи и наклонился вперед таким образом, чтобы они с пациентом имели возможность посмотреть друг другу прямо в глаза.
– Сэнди, я верю в это лекарство, – сказал Кирил. – Но я также верю в вас. Если построить график эффективности лечения пациентов, он будет выглядеть как колоколообразная кривая. Всегда есть пациенты, чьи результаты превосходят ожидания. Почему? Одна только воля не может справиться с болезнью, Сэнди. Но если человек хочет жить и имеет серьезные причины для этого – это уже совсем другое дело. Любой онколог скажет вам, что эти вещи имеют значение, хотя никто не сможет объяснить, как это работает. Вы, Сэнди, из той категории пациентов, которые выживают, побеждая в борьбе с недугом, гораздо чаще, чем большинство других.
Кирил продолжал внимательно вглядываться в лицо Стерна, словно был по отношению к нему не лечащим врачом, а отцом, и адвокат ощущал на своих плечах тяжесть его рук, от которой ему стало тепло и комфортно. Несколько месяцев спустя, еще до того, как Стерн начал ощущать положительные результаты лечения, он, вспоминая этот момент, понял, что именно тогда началось фундаментальное изменение его отношения к тому, что с ним происходило. Он перестал мысленно готовиться к смерти и снова думал о будущем – о том, как хорошо вернуться домой, к жене, которая беззаветно любила его; предвкушал, как будет наблюдать за тем, как расцветают, словно чудесные цветы, его внуки; как будет с гордостью подводить итоги жизни, которая, по большому счету, удалась. Сейчас Стерн чувствует, что он в долгу перед Кирилом еще и за то, что доктор Пафко каким-то непостижимым образом дал ему возможность снова почувствовать вкус к жизни, а не только за «Джи-Ливиа».
Теперь Пафко попросил Стерна каким-то образом отблагодарить его за все это – в частности, не позволить, чтобы у самого Кирила отняли те счастливые годы жизни, которые ему еще оставались. Правда, увы, состояла в том, что, скорее всего, решение этой задачи не под силу никому на земле. Конечно же, Стерн сегодня уже смирился с тем, что прошли те времена, когда он, Сэнди, мог это сделать. Но сейчас, в этот момент, когда он, проводив Кирила, стоит у окна и смотрит вдаль, он яснее, чем когда бы то ни было раньше, понимает, почему он взялся за это дело. И с особой остротой чувствует эмоциональный груз, который он тем самым на себя взвалил.
11. Иннис
Если смотреть на вопрос с точки зрения адвоката по уголовным делам, «США против Пафко» – дело просто идеальное. Обвинения требуют весьма тонкой и квалифицированной работы защиты. Интерес к процессу общенациональных СМИ привлекает статус Кирила как нобелевского лауреата, а массированная пиар-поддержка и прямая реклама «Джи-Ливиа», в свое время организованные Ольгой Фернандес, поднимают градус общественного внимания сразу на несколько уровней. И, наконец, еще один немаловажный момент – дело обещает прекрасную финансовую отдачу. Во-первых, успех в нем привлечет дополнительный поток богатых клиентов, готовых платить за услуги адвоката-победителя: всем понятно, что любые капиталы будут бесполезны, если их владельца осудят и посадят в тюрьму. К тому же компания «ПТ», если Кирила оправдают, наверняка примет правила внутреннего распорядка, согласно которым возьмет выплату адвокатского гонорара на себя и проявит в этом вопросе большую щедрость.