Магия притяжения

— Я знаю, — мягко сказала Эмили и с любовью обняла малыша. — Но с этим ничего не поделаешь, Эмили наклонилась и, взяв брата за подбородок, заглянула ему в глаза. — Мне нужно быть осторожной, и тебе тоже.
— И Джеймсу?
— Конечно, и Джеймсу тоже, — подтвердила она, несмотря на то, что солнце для его смуглой кожи было не таким опасным.
В конце концов Кори решил, что у него не такие уж липкие руки, но надеть ботинки ему все же было нужно. Он убежал, оставив их вдвоем.
Джеймс молча закрыл тюбик с кремом.
— Кори растерян, он не понимает, что происходит.
— Я знаю, — Эмили грустно обвела взглядом кухню. Этот коттедж она купила, когда ей пришлось продать родной дом, в котором прошло ее детство.
Он напоминал ей о навсегда ушедших родителях, и воспоминания были слишком мучительными. — Конечно, не понимает. Вернее, не все понимает.
Джеймс подошел к ней.
— Похоже, ты тоже растеряна.
— Нет, со мной все в порядке. Просто, наверное, я немного волнуюсь.
— До операции осталось всего пять дней.
Эмили накрутила на палец прядь волос. Этот разговор смущал ее. Тем не менее она должна задать ему вопрос:
— Ты будешь там?
Джеймс попытался заглянуть ей в глаза.
— Ты хочешь этого?
Да, подумала она, проклиная охватившее ее чувство беззащитности. Ей хочется, чтобы он отвез ее в больницу и оставался рядом с ней, только так она будет чувствовать себя в безопасности. Но вслух она произнесла:
— Какое это имеет значение? Ты мне вряд ли будешь нужен.
— Эмили, мы нужны друг другу.
— Правда? — Она посмотрела на стол, чувствуя, как у нее забилось сердце. Ей пришлось сцепить пальцы, чтоб унять дрожь. — Для чего-то большего, чем секс?
Джеймс улыбнулся.
— Не знаю, мы занимались им только один раз.
— Два раза, — поправила она и стукнула его по руке. Боже, как он действует ей на нервы! Если она не видит его опечаленных глаз, то слышит, как он отпускает глупые шутки. — Я собиралась позволить тебе пробраться вечером в мою комнату, но…
— Но что?
— Я передумала.
— Спорим, что нет? — Джеймс быстро притянул Эмили к себе, и ей показалось, что ее сердце закрутилось, как волчок.
Он оказался прав.
В небе серебрился месяц, и легкий ветерок шелестел листьями деревьев. Джеймс пересек двор и облегченно вздохнул. Сейчас он совсем не походил на ковбоя. На нем был темный пуловер, черные брюки и туфли на толстой подошве. В своей прошлой жизни ему приходилось одеваться так не один раз.
Подойдя к окну, он остановился в тени. Поблизости застрекотал сверчок, но Джеймс не обратил на него внимания. Он привык к ночным существам, он и сам был таким.
Выброс адреналина, присущий взломщикам, идущим на дело, заставил его закрыть глаза. Что это — волнение? Открыв глаза, он тихо выругался.
Какого черта он делает?
Вламывается в чужой дом, подсказала ему совесть. Как самый настоящий вор, каковым он и является. Проведя рукой по волосам, Джеймс снова выругался.
Ему нечего красть в спальне Эмили.
Кроме ее сердца.
Он потряс головой, отгоняя эту мысль. Неужели он сходит с ума? Теряет последнюю каплю разума?
Разве у него есть право завладеть ее сердцем?
Джеймса Далтона не существует. Он всего лишь иллюзия, выдумка, миф. Если Эмили влюбится в него, она влюбится в человека, придуманного правительством, а не в мужчину, скрывающегося под этой маской.
Поэтому ему надо убираться отсюда ко всем чертям. Оставить безумную мысль о том, чтобы провести ночь в ее спальне, в ее постели.
Но ведь это она предложила, напомнил себе Джеймс. Он не совершает незаконного вторжения.
Она обещала ему, что не будет закрывать окно.
Тогда почему у него такое чувство, будто он совершает преступление? Джеймс приблизился к окну спальни. Потому что он знает, что мог бы легко пробраться в дом Эмили без ее приглашения. У него многолетний опыт: он проникал в чужие дома и брал то, что ему хотелось.
Драгоценности, деньги, произведения искусства.
Но сейчас все иначе. Не нужно отключать сигнализацию, избегать камер слежения, сбивать со следа сторожевых собак — на его пути нет никаких преград.
 
Перед ним незапертое окно. Детская игрушка.
Только он не ребенок, а взрослый мужчина, который жаждет быть рядом с женщиной, дотрагиваться до нее, ласкать ее тело своими руками.
Руками преступника. Отпечатки его пальцев занесены в картотеку ФБР. И вот теперь он здесь в личине несуществующего человека.
Но разве у него был выбор? Без Программы защиты свидетелей ему бы пришлось самому скрываться от банды. Или получить пулю и остаться в какой-нибудь канаве.
Как будто это имеет для него какое-нибудь значение! Ради чего ему жить? Его жена мертва, и он никогда не увидит ни сестру, ни сына. Теперь его маленький сынишка даже не вспомнит его. У него нет никого. Ничего.
Кроме Эмили.
С сильно бьющимся сердцем Джеймс открыл окно и скользнул в комнату, как настоящий вор.
Он стоял в углу — высокая темная тень, невидимая в ночном мраке, — зная, что Эмили ничего не слышала. Свернувшись калачиком, она лежала на кровати и, поглядывая на часы, которые стояли на тумбочке, ожидала, когда он придет.
Но Джеймс не дождался условленного времени.
Тайное вторжение взволновало его, вызывая и стыд, и безумное желание.
Как воин в полной боевой готовности, он метнулся к кровати, схватил Эмили за плечи и подавил ее вскрик поцелуем, от которого она застонала.
Увидев, что она изумленно смотрит на него широко открытыми глазами, Джеймс отпустил ее.
Черт подери, никогда еще он не был так возбужден!
— Джеймс! Боже мой, Джеймс! Как тебе это удалось?
Внутри него полыхало пламя. Ее ночная рубашка с цветочным рисунком была размером с носовой платок.
— Ты же оставила окно открытым.
— Но я даже не почувствовала, что ты здесь! А потом ты… — она умолкла. — Ты…
— Я поцеловал тебя. Я и раньше это делал.
— Но не так, — Эмили вздохнула. — Это чудо.
Нет, подумал Джеймс. Это работа профессионального вора. Он потянулся к ленте на ее ночной рубашке и развязал ее.
Эмили следила за ним. В ее глазах отражался огонь свечи. Джеймс поднял рубашку, доходившую ей до бедер, и увидел, что под ней ничего нет.
— А где же штанишки?
— Должно быть, я забыла надеть их.
Он улыбнулся и опрокинул ее на кровать. Их охватило безумие, которого Джеймс даже не мог ожидать. Он разорвал ей ночную рубашку, она рванула его «молнию» на брюках и сломала ее. Эмили стянула с него рубашку и дернула за колечко в его соске.
Джеймс закусил губу, чтобы справиться с болью и наслаждением. Он подавил протяжный звук, который рвался у него из груди. Им нельзя слишком шуметь, чтобы не разбудить Кори.
Эмили наклонила голову к его коленям. Джеймс почувствовал, что умирает. Ее губы были такими сладкими, что он взмолился об облегчении.
Она смертельно опасна, мелькнула у Джеймса мысль, когда у него стало мутиться сознание. Эмили… Такая прелестная, нежная и опасная…
Эмили подняла голову и поцеловала его в пупок.
Лаская кожу языком, она подобралась к его соску.
— Тебе нужно проколоть второй, — сказала она.
— А тебе нужно запретить то, что ты делаешь с мужчиной.
Эмили рассмеялась, и в следующую минуту они уже были в объятиях друг друга, обмениваясь поцелуями, ласками и осуществляя свои самые необузданные фантазии.
Одно ощущение плавно сменялось другим, как шелк, скользящий по коже. Когда он вошел в нее, она приподняла бедра, принимая каждый толчок, каждое сладостное содрогание. Джеймс оседлал ее, ощущая, как отогревается, оттаивает его тело.
У него было такое чувство, что он оседлал мечту.
Прекрасный секс. Опасный секс. Эмили нашла его руки, и их пальцы переплелись. Именно такой близости ему не хватало — близости, которая растопит замерзшую душу. Джеймс наклонил голову, чтобы поцеловать ее, насладиться вкусом нежных губ, показать, как сильно она нужна ему.