На все четыре... (СИ)

Выяснить это, растолкав пацана, нам не дали. Стоило нам попытаться войти в его комнату, как… тут же появилась пара охранников и преградила нам путь.
— В личные комнаты другим участникам вход запрещен. Только хозяин комнаты или администрация арены.
— Да ему, может, хреново? Может помочь ему надо? — подала голос Хиросима. — Что будет если он загнется?
— Ему сейчас хорошо! — отрезал Сиплый, и решительно завернул нас.
— Сорвался пацан, — печально проговорил Грека, когда мы вернулись в наш любимый угол.
— Да какой сорвался, — возразил я. — Готов биться об заклад: он напился первый раз в жизни.
— Да это понятно, — отмахнулся Грека. — Я не так выразился. Не сорвался, а сломался. Не выдержал.
— Вполне могу его понять, — пробормотал я, — от последних двух боев даже меня в озноб бросает.
— Не надо об этом, — попросила Хиросима, — давайте о чЁм-нибудь нейтральном поговорим?
— Давайте, — согласился я. — Давайте хоть поближе узнаем друг друга? Кто начнет?..
В итоге, время до обеда мы провели, рассказывая о жизни в своих анклавах. Больше всего рассказывать пришлось именно мне. Признаюсь честно, мои россказни оба моих собеседники поначалу принимали за не очень умелые байки. Не особо верили, что такое возможно сейчас. С трудом удалось убедить, что я не шучу, и дела в Малиновке обстоят именно так, как я и говорю. Наконец-таки поверив, ребята откровенно позавидовали мне. У них у самих все было намного печальней.
Ну, историю крохотного анклава Греки я уже в общих чертах представлял, но вот кто действительно сумел меня поразить — так это Хиросима. Мы с ней, оказывается, почти соседи!
Их анклав обитал в поселке Чистое Поле. Это такой поселок где-то в центре между Рябково, Левашово, Заозерным и нами. Ближе всего к Рябкову, конечно. Но и от нас, по крайней мере, от дальнего поста, что возле кольца, до их поселка было не больше километра. Ну, может, самую малость побольше. Да рядом, короче! Вот только я всегда был уверен, что Чистое Поле, точно так же как и Рябково, зачищено цыганами наглухо. Ошибался.
Собственно, большая часть их анклава и была из Рябково. Когда цыгане начали зачищать район, все те, кто имел хоть какое-то соображение, разбегались во все стороны. На КМЗ к Старику. В Большое Чаусово. В Чистопрудный. И вот, в Чистое Поле.
Вот только если КМЗ смогли дать вооруженный отпор цыганам, Большое Чаусово оказалось у них в союзниках, а Чистопрудный в лесу ещё пойди найди (да и дорогу они перегородили. Просто так к ним не подобраться), то вот Чистое Поле оказалось, как раз, под боком у цыган. Буквально по соседству.
И, самое главное, что у их, не такого уж и большого анклава, не было огнестрела. То есть, совсем не было. Никакого! Да и бойцов-то тоже не особо. То есть, сопротивленья цыганам они оказать бы не смогли никак. Вот и предпочитали они не сопротивляться, а прятаться. И, даже, достигли в этом определённых успехов. Цыгане дважды прочесывали Чистое Поле (правда, не очень старательно) и оба раза анклав словно растворялся. Никого не находили.
Так вот, огнестрела у них не было. Анклав слабый. От соседей-цыган предпочитают прятаться. И главной проблемой (и главным соперником тоже) у них были стаи бродячих одичавших собак-людоедов. «Спасибо за это» всё тем же цыганам, которые не хоронили погибших, а просто стаскивали тела на окраину (как раз на стык Рябково и Чистого Поля), чем и создали кормовую базу и приманили одичавших псов, как бы не со всего города!
Для анклава эти стаи стали настоящим бедствием. Вот именно тогда-то Сима (и не только она. Почти все в анклаве) и выучилась махаться длинными палками. Потому-то, и оружие она себе выбрала глефу.
А попалась цыганам Сима, считай, полтора месяца назад. Ещё до того, как мы их шугнули из Рябково. По собственной глупости, надо сказать, попалась. Или наглости? Ибо, покинула хорошо им известную локацию поселка и попыталась пройтись по краю Рябково. Об цыганских постах дозорных она понятия не имела. И, поплатилась за это.
  
Крадущуюся девчонку дозорный заметил издалека. По рации вызвал подкрепление и они устроили настоящее сафари, гоняя ее по району. Убегая Хиросима предусмотрительно уходила не в сторону своего поселка, а рвалась к лесу. Не помогло. Её поймали. Она дралась отчаянно. Благо, и загонщики, в основном, были помладше ее. Но, одна против восьмерых… Без шансов.
Что было дальше — понятно без слов. Разгоряченные и одуревшие от безнаказанности мальчишки, и новая, свежая девчонка… Вот только Серафима-то была из детдома. Половую жизнь начала, как бы, не в двенадцать лет. И, даже, бравировала этим. Так что произошедшее не оставило на её психики таких тяжелых шрамов, как у той же Совы или Малинки. Не сломало ее.
А сломать её пробовали, и не раз. Но ни изнапсилования, ни побои не помогали. Рабыни из неё не получилось. При любой возможности она сама кидалась на своих мучителей. В итоге: один сломанный нос, одна прокушенная рука, несчетное количество синяков. А когда по недомыслию ей в руки сунули лопату и приказали копать… О-о-о! Это они лопухнулись. С длинными палками она обращаться умела. Как итог — двое цыганят были серьёзно покалечены. Одному пленная медичка потом руку ампутировала. Ну, а Симу… Будь дело в феврале или в марте, её бы пристрелили не задумываясь. Но на дворе стоял конец мая и непокорную девчонку продали восточникам на арену. Хоть какая-то выгода.
Во время её рассказа на арену из своей каморки вылез бледный, как полотно, и едва живой Браза. Опираясь на костыль он с трудом проковылял в тенёк, и замер там около бочки. Прошло почти двое суток с момента его боя, но рана в бедре, видать, очень серьеёзная, и крови много потерял.
— Хана хачику, — прокомментировал наблюдавший за ним Грека — в следующем туре, на кого бы он не попал, проиграет всё равно.
— Да. Не боец, — согласился я. — Впрочем, нам всем до второго тура ещё тоже, дожить нужно.
С этим никто спорить не стал. Вообще, обсуждать турнир не тянуло. Не знаю, специально ли так было сделано, или случайность, но мы все трое ещё не участвовали в боях. А их, боев, то есть, осталось всего три в первом круге. Теоретически мы, конечно, могли разойтись по всем трех боям по одиночке. Но шансов на это, надо признать, было немного. Уж очень вероятен сценарий, когда двоим из нас прийдется встретиться на арене друг с другом. Поэтому и говорить что-то по этому поводу не хотелось.
Наши размышления прервало появление единственного в нашей компаниия, уже прошедшего первый круг. Из своей комнаты вышел Дон. Он ковылял в сопровождении того самого Чёрта-Додика, опираясь на него, и снова был пьян.
Додик явно не хотел выпускать его на улицу, но Дон с пьяной настойчивостью стремился к нам. Пьяный мальчишка был смешон и отвратителен. Пьяные все и всегда смешны своей нелепостью. Но пьяные дети — это вообще нечто! Особенно, если до этого они никогда даже не пробовали алкоголь. Он всё пытался рассказать нам о своих переживаниях после первого, убитого им, человека. Но эта серьёзная тема в устах пьяного превращалась в сущую нелепость.
Мы, конечно, попытались привести его в чувство. Шуганули Додика. Облили пьяненького холодной водой. Потом еще раз. Потом… А потом появились охранники, во главе с Кержаком, и забрали у нас мальчишку. Мол, «он сам решает как ему проводить дни между боями. Вам же говорили, что можете просить всё, что угодно. Вот он захотел выпить. Это его священное право и вы не смеете ему мешать». И увели его обратно в каморку.
— Пи…ы, — выдохнула им в спину Хиросима. Кержак дёрнулся, как от пощечины, но оборачиваться не стал.
— Они это специально, — печально заметил Грека. — Чтоб мы сбежать не могли. У Шиши, вон, девку его забрали в заложники, Дона спаивают, чтоб он от нас откололся. Арбуза в первый же день на арену вызвали.