Темные числа

– Ольга Эдуардовна, пожалуйста, помогите этому славному жителю Омска. Он торопится на поезд.
Дюпон криво улыбался в сторону и видел сам себя, криво улыбающегося в сторону. Билетерша посмотрела на слипшиеся волосы на висках, испачканное пальто и грязь под ногтями Дюпона. Когда Трофимыч снова кивнул ей, она вздохнула, всем видом давая понять, какое одолжение делает. Словно в качестве компенсации, она так изобретательно обсчиталась, что Дюпону пришлось отдать все оставшиеся в кошельке купюры. Как только он спрятал билет и монеты, Трофимыч велел поторапливаться. На платформе он сдал Дюпона в надежные руки курсантки, которой было по пути, и, ухмыляясь, отдал честь, когда поезд тронулся.
•
Транссибирская магистраль, 1987 год
Под скептическими взглядами веснушчатой курсантки Дюпон уснул в тепле, убаюканный равномерным стуком колес, и проснулся спустя двадцать один час. Страшно хотелось пить, желудок урчал. Плацкартный вагон освещали слабые ночные лампы. Дети сопели, пыхтели, причмокивали. Храпели баритоны и меццо-сопрано. Снаружи бушевала пурга, окно залепил обледенелый снег. На полке курсантки спал старик, и Дюпон понял, что уже по крайней мере одну станцию проехал без присмотра. Вдобавок он заключил, что курсантка могла быть той самой Толстой, которая принесла ему лотерейное послание в гостиницу «Россия», а Толстой, вероятно, уже осведомлен о его местонахождении и принимает необходимые меры. Ввиду отсутствия медицинской реабилитации он сделал еще несколько заключений и спустил ноги с полки: необходимо прощупать обстановку. Когда Дюпон нагнулся, надевая ботинки, в глазах потемнело и в висках снова застучало. Он нацедил горячей воды из титана, съел яблоко, которое обнаружилось в кармане пальто. Жуя, Дюпон изучал свое отражение в стекле вагонной двери: он видел сомнительного типа в замызганном пальто, в лучшем случае дальнего родственника, который стоял, скрестив ноги и прислонившись к покачивающейся стене; небритого инвалида с недоумевающим взглядом и кругами под глазами; блеклого пассажира в блеклом вагоне, переходящем на блеклый запасный путь. По всей видимости, никого из тех, кого он увидел, глядя на себя в зеркало, не ждало будущее, которое согласовывалось бы с его прежними планами. Самое позднее в Омске у всех сходящих с поезда проверят паспорта – доступ в закрытые города строго контролируется. Уже по этой причине следует использовать первую подвернувшуюся возможность и покинуть поезд. Но где он сейчас? Проводницы скрылись в купе. Вагон-ресторан закрыт. Матрос, куривший у окна в коридоре, лишь частично мог выражать мысли, притворялся, что специализируется на подводной географии, и переключился на угрозы поубивать предполагаемых соблазнителей своей невесты. Дюпону казалось, что движение губ матроса не совпадает с произносимыми словами. Дюпон закрыл глаза, но от покачивания поезда его снова замутило. Возвращаясь в купе, он высматривал, что можно использовать вместо туалетной бумаги. «Аргументы и факты», которые он стащил с багажной полки, помогли ему установить следующее:
Накануне дважды Герой Советского Союза Юрий Викторович Романенко вернулся на Землю, проведя в космосе рекордные триста двадцать шесть дней, и отныне вес очередного ордена будет прочно удерживать его на Земле.
Советский Союз установил дипломатические отношения с расположенной в Южном полушарии Республикой Науру площадью 21 км2.
Под влиянием физических перегрузок и биохимических веществ у Дюпона, очевидно, открылось кишечное кровотечение, или же он съел что-то, из-за чего его выделения приобрели такой критический цвет.
Газетную страницу можно свернуть пополам не более семи раз, но разорвать более ста раз.
Однако прежде чем он успел прийти к заключительным оценкам, в дверь забарабанили. Дюпон вернулся на полку, ломая голову, что делать дальше. Прочие ранние пташки и страдающие морской болезнью выстраивались в очередь у туалета. Старик с полки напротив, поприветствовав Дюпона, предложил ему кусок засахаренной лиственничной смолы. Дюпон знал, что это только усилит слюнотечение, но с благодарностью взял смолу. Студент на верхней полке над стариком читал потрепанную книжку Семенова. Два монгола на боковушках сделали из пластиковых банок стаканчики и смягчали пересохшее со сна горло кумысом.
  
Буря улеглась. Облака разошлись, и под робкими лучами восходящего солнца открылся вид на просеку, которая тянулась до самого горизонта. В падающем сбоку свете тысячи пней под снегом казались Дюпону шрифтом Брайля на рулоне бумаги, словно послание для слепых великанов. Но подумать о содержании послания он не успел: поезд остановился на перегоне. Рельсы делали поворот, и взору Дюпона предстали десять человек в форме, взбирающиеся по склону недалеко от локомотива. Гусеничная машина, которая, наверное, и доставила эту компанию, выпустила облако копоти и развернулась. Что это, облава или обычная проверка при въезде в закрытую зону Омска? Паспорт остался в гостинице «Россия», вид на жительство, правда, действителен только в столице, а в кармане пальто лежала записная книжка с лазурной обложкой. Даже если записную книжку получится спрятать или подсунуть попутчику, она будет навсегда потеряна для Дюпона. Kdo uteĉe, ten vyhraje – снова вспомнилось ему. Знать бы только, в какой момент бегство превращается в победу.
– Отец, а давно ты подсел?
– В Перми, а еду дальше, по БАМу, в Советскую Гавань, там мой зять работает на судоремонтном заводе, – пустился болтать старик.
Дюпон накинул пальто, на ходу прихватил ушанку, одеяло и туго набитую авоську, из которой торчал батон.
– Бабуля, дядя насу сумку заблал, – залепетал маленький мальчик.
Дюпон заторопился к вагонной двери, но та была заперта.
– Не торопись, – рявкнула на него проводница. – Ты где-нибудь видишь хоть одну забегаловку?
Поезд тронулся со скрипом. Дюпон поспешил в соседний вагон, где опять или все еще курил ревнивый матрос. Дюпон сшиб матроса на пол, встал на него, протиснулся в окно и вывалился наружу.
Рухнув боком в обледенелый сугроб, Дюпон смог смягчить удар и не потерять сознание. Вцепившись в корку льда, он стал ждать, пока пройдет поезд. Потом Дюпон соскользнул на железнодорожное полотно и лег рядом с потрепанным одеялом. С неба упало несколько крохотных снежинок. Дюпон с горечью подумал, что Полковник в Париже, наверное, покачивается в теплом воздухе, а мадам, конечно, жалуется, что на Маврикии страшная жара. Он со стоном встал на ноги, поднял воротник. В свете того, какой жалкий у него счет, остается собрать разбросанные по насыпи продукты и тронуться в путь.
•
Дюпон обессиленно тащился вдоль рельсов на запад, радуясь хотя бы тому, что поезд расчистил путь в свежевыпавшем снегу. Он считал шаги. Просека со все еще не тронутым шрифтом Брайля для великанов осталась на восемь тысяч семьсот тридцать девять шагов позади. Двигаясь мимо согнувшихся под снегом елей, сосен, снова елей, опять елей и увешанных сосульками семафоров, он добрался до моста, переброшенного через туманную лощину. Подкрепившись замороженными сырниками и апельсиновыми вафлями, Дюпон перешел мост. В туманной дымке петляла речушка, свободная от льда вопреки трескучему морозу. Чем ближе подходил Дюпон к противоположному берегу, тем увереннее и окрыленнее себя чувствовал. Ему уже казалось, что на горизонте виднеются две фабричные трубы с красными верхушками. К югу от железнодорожной насыпи простиралась широкая равнина, а над ней в нескольких километрах возвышалась одинокая гора. Высотой она была, вероятно, метров триста и, будучи пятиглавой, напоминала Бештау в миниатюре – но вовсе не форма и не размеры привели Дюпона в замешательство. Он остановился, приложил ладонь козырьком к глазам. Ему показалось, что гора движется вдоль железной дороги. Но как она может двигаться? На колесах в подножии? Нет, наверняка оптическая иллюзия, просто воздушные массы сталкиваются. А может, так начал проявляться эффект снежного кома? Дюпон слишком много очков потерял за последние шестьдесят четыре часа.