Первый инженер императора – I (СИ)

— Кем? — таким вопросом я откровенно нарывался на неприятности, но тон моего голоса был абсолютно спокойным.
Понятно, что меня могли тут же поколотить, сломать пару конечностей или выдрать все ногти на пальцах, чем явно этот «малыш» тут и занимался на дознаниях. А судя по его габариту самых неразговорчивых еще и ел на завтрак.
Но пока что обходилось. Мой вопрос застал их врасплох. Глаза открылись, лица исказились в масках непонимания, рты разинули и стояли переглядывались друг на друга.
  
— Как это «кем»? Законом! — наконец-то пришел в себя один из мундиров, тот, что был выше и худощавее. Его голос сорвался от возмущения, напомнив мне вскукарек молодого петушка ранним утром. Я подавил в себе желание улыбнуться.
— Как хранители правопорядка, будьте любезны, предоставьте мне документ, в котором четко указано, что я обязан быть заключен за решетку. И на данный момент я не понимаю по какой причине вы выдворили меня из кузницы, потому что ни про арест, ни про его причины вы не сказал ни слова. Просто вломились и начали крушить все вокруг.
Пухлое лицо детины покраснело от злости. Было видно, что он понял максимум четверть от того, что я сказал и это его раздражало.
— Я тебе сейчас покажу букву закона! — взревел он и двинулся ко мне, грузно шагая по полу темницы. Его шаги глухим эхом наполнили помещение.
Не скажу, что дрогнул. Чем больше шкаф — тем громче падает. Однако, думается мне, любой бы испытал легкое волнение при виде такой туши. Словно бегемот на всех парах несся.
Мозг сразу подал варианты.
Первый: он грузный сверху, но голени были непропорционально тонкими для такого веса. Если как следует пнуть стул и попасть ему в колено, то с вероятностью девяносто процентов он скорее всего завалится набок, как Титаник.
Второй: стол довольно широк, а этот кретин неповоротлив. Можно выиграть время, если начать возиться с ним вокруг вмурованной столешницы. Он быстро выдохнется, потому что явно не привык к долгим и активным кардио нагрузкам.
Но были еще двое. Хотя что-то мне подсказывало, что они предпочтут остаться в стороне и просто наблюдать за происходящим, как за цирковым представлением. Слон гоняется за мышью.
— А ну успокоились все! — гаркнул новый голос и после этого перешел на неразборчивое бормотание. Помещение тут же наполнилось запахом старой браги и перегара. Все трое работников сразу перевели взгляды на правую часть помещения, где в потемках скрывалась деревянная дверь, из-за которой и вышел мужчина. — Совсем от рук отбились… Кого вы на этот раз приволокли?
— Это… — замялся худой мундир, — тот, что в кузнице сидел… который занимался черти чем там… запрещенными делами. Научничал, вот!
То, как он лебезил и подмазывался явно говорило, что он побаивается этого мужчину. Либо по званию старше, либо провинился ранее и теперь выслуживался.
Мужчина вышел к нам ближе. В свете тусклого коптящего под потолком фонаря он выглядел неважно. Глубокие синяки под глазами. Помятое осунувшееся лицо казалось неестественно бледным. Складывалось впечатление, что большую часть вчерашнего вечера он сначала искал дно у бутылки с крепким пойлом, а потом всю ночь обнимался в уборной с унитазом. Или что тут у них осталось.
Форма выглядела помятой и замызганной, как и ее обладатель. А запах… о нем я уже говорил.
Мужчина приложил ладонь к лицу и провел сверху вниз, словно смахивая накопившуюся усталость. Либо пытался таким образом раскрыть закисшие глаза или унять головную боль. А может и все разом.
— Этот? — спросил он, осматривая меня своими покрасневшими глазами, словно не веря в услышанное. — Научничал?
Меня даже несколько оскорбило то, с каким пренебрежением и недоверием произносил этот мужчина слова в мой адрес. Словно я не инженер, а какой-то полоумный, который два плюс два сложить неспособен.
— Не научничал, а мастерил, — поправил я их, на что получил еще один недовольный вздох от, судя по всему, их командира.
С одной стороны, я мог попробовать отбрехаться от того, что эти двое выдумали. А так как всю лабораторию разнесли в щепки, то и доказать-то они ни черта не смогут. Скажу, что кузнечные приблуды были для изготовления подков и инструмента на продажу.
А с другой стороны, ничего запретного я не делал. Вроде. Хотя, кого я обманываю. Делал еще и как. Но это не значило, что меня надо было арестовать и отправить в темницу!
— А ты у нас, получается, самый умный? — одарил меня вопросом повелитель подземелья, подходя к столу. Он абсолютно расхлябанным образом отодвинул ногой стул и просто рухнул на него, скрестив руки на груди, после чего закинул ноги на край стола. — Садись, погутарим, — сказал он, кивнув головой на стул возле меня.
— Капитан, а…
— А вы можете быть свободны, — обрубил он. — Ты тоже, — обратился он к верзиле.
Я все же присел за стол, наблюдая за происходящим. Двоица в мундирах вышла прочь из полуподвального помещения темницы, а здоровяк скрылся за колонной и потом исчез с поля зрения.
Может он притаился где-то в полумраке и задремал, а может и ушел куда-то глубже. Насколько тут обширное пространство мне не очень довелось понять, да и не особо-то и хотелось.
— Ну, рассказывай, — сказал он. — Чем жизнь не мила, раз чудачества запрещенные делать решился, — начал он.
— Я бы хотел знать с кем разговариваю, — ответил я спокойно, без хамства и с максимально располагающим тоном. Просто хотелось говорить не с абстрактным мужчиной, который явно имел какой-то вес здесь в душном подвале, а с кем-то более конкретным.
— Свиридонов Олег Евгеньевич, — представился мужчина. — Начальник темницы и ответственный за исполнение приговора.
— То есть палач? — уточнил я.
Олег Евгеньевич усмехнулся, чуть прикрыв глаза. Было видно, что мой вопрос слегка его развеселил.
— Палач — это тот детина, с которым ты хотел тут в кошки-мышки поиграть, — ответил он, не соблюдая ни единой формальности. — Смею заметить, что если бы он ухватил тебя за шею, то, скорее всего, свернул бы, не думая.
— То, что он думать не любит я уже понял.
Олег Евгеньевич снова хмыкнул, а губы тронула тонкая и едкая улыбка.
— Будешь говорить почему закон старый нарушаешь или нет?
— Что конкретно я нарушил? — спросил я. Да, я знал, что все, что связано с наукой, прогрессорством и развитием тут под запретом, но хотелось бы понять конкретнее. Почему-то среди местных жителей никто точно не мог мне ответить.
Олег Евгеньевич вздохнул.
— Ты правда хочешь, чтобы я тебе это сказал или придуриваешься?
— Действительно хочу знать.
— Согласно Императорскому Слову от две тысячи четыреста девяносто пятого года июля месяца, двенадцатого числа — все научные разработки прекращаются и встают под запрет. Всякий, кто будет продолжать идти вопреки Указу — должен быть незамедлительно казнен без суда и следствия.
Ну, приплыли. То есть покойный император просто так запретил все, что касалось технологического и развития в общем, чтобы… что? И… две тысячи четыреста девяносто пятого года… это что, с момента, как я уснул прошло более четыреста семидесяти лет⁈
Вопрос хороший, нужно будет изучить, но сейчас есть более насущные проблемы.
— Так, — сказал я. — А я тут причем?
— Есть свидетели. Множество. Что ты собирал какие-то механизмы в заднем помещении кузницы.
Я открыл было рот, чтобы возразить, что мало ли что там за механизмы в кузнице могут быть. Чай для простого народа стараюсь, однако Олег Евгеньевич поднял палец, не дав мне сказать ни слова.
— Я бы рад был закрыть на эти слухи глаза, потому что народ у нас… темный, дремучий. Им кузнечные меха покажи, так все — темное колдунство. А про царский самовар я вообще молчу. Но есть одно маленькое «но».
Я поднял бровь в немом вопросе. Внутри себя я догадывался о чем могла идти речь и даже признавал, что был не прав, но виду не подавал.
— Маленькие механические заводные волчки, которые ты подарил бедным детям недалеко от храма. Признаю, действительно увлекательные штуковины, особенно в наше время. Сам-то я не застал тех времен, когда кареты по небу летали, а ты, думаю, о них и не слышал даже.