Отшельник (СИ)
На звук адаптивной машины в кабинет ворвались два дежурных врача, но увидев происходящее, невольно замедлили шаг, не решаясь прервать то, что здесь сейчас происходило.
Наконец, Анна Сергеевна разжала кулак, и тело Федорина безвольно раскинулось на полу, изрыгая алую кровь.
— Я закончила, — сказала она врачам, устало опуская руку на подлокотник. — Наладьте работу машины. Не хотелось бы потерять пятнадцать лет репликации из-за… Вот этого.
Врачи поспешили к своей пациентке. И в то время, когда Федорин пытался сделать еще хотя бы один вдох, они перенастраивали процесс и проверяли состояние своей пациентки.
Когда писк адаптивной машины наконец стих, Анна Сергеевна устало прикрыла глаза.
— Мы должны проверить работу всех систем, — осторожно не то предупредил, не то спросил разрешения молодой доктор.
— Делайте, что нужно, — отозвалась женщина.
В ту же минуту ей быстро расстегнули рубашку, закрепили датчики на груди. Потом — на запястьях.
И на тонких, не по возрасту изящных щиколотках, приоткрыв татуировку на правой ноге — три четырехлистных клевера, изящно склонивших головы друг к другу.
Каждый — в честь жизни, которая должна была угаснуть, но тем не менее продолжалась, несмотря ни на что.
Глава 10
Пустыня грешников
Остаток дня мы шли по пустоши, сторонясь выходов из чужих убежищ. При этом на закате все равно умудрились натолкнуться на какую-то группу вольников: те вдруг вышли из-за валуна в паре сотен метров от нас и опасливо остановились, поглядывая в нашу сторону.
Их было четверо. Нас — всего двое.
Мы тоже остановились.
— У нас все плохо или все хорошо? — спросил я Егора, который сморщился, как шарпей, пытаясь разглядеть людей, залитых слепящим оранжевым солнцем.
— Это мужики Крота, — сказал он, наконец, приветственно поднимая правую руку. — Ко мне соваться не станут.
В ответ на жест Егора один из вольников тоже поднял руку, и группа двинулась прочь, время от времени оборачиваясь на нас.
— Что, наслышаны о твоей крутости? — в полушутку поинтересовался я.
— Нет, — угрюмо отозвался Егор. — О том, что у меня брать нечего. И мы отправились дальше.
— Что, совсем не везет в поисках? — спросил я, перемешивая ботинками песок.
— Неудачный год.
— А до этого?
— А до этого был еще один неудачный год.
— Ну а еще раньше?
— Я чего-то не понял, ты подокапываться, что ли, решил от нехер делать? — уже раздраженно ругнулся на меня Егор.
— Еще скажи — ограбить, — буркнул я.
— Нет, ну а что ты хочешь услышать? Как я лопатой аполлоний загребал, в промежутках между стиркой единственных штанов и латанием ботинок?
— Да просто интересно, как тут люди выживают, как добывают ресурсы всякие, — пояснил я, пропуская мимо ушей недовольство Егора. — Как вообще все это работает. А не сколько у тебя штанов и чем ты их здесь стираешь! Хотя, кстати… И правда, чем? — спросил я, мысленно прикидывая, что воды-то в пустоши нет.
Егор шумно выдохнул.
— Знаешь, когда я подобрал Эмку… То очень радовался, что вселенная вручила мне в руки самого ненавязчивого и молчаливого ребенка в мире. Но, видимо, эта самая, сука, вселенная просто знала, что чуть позже она мне охрененно отомстит, подбросив тебя с твоими расспросами. Хочешь знать, как тут все работает? Сейчас расскажу. Вот, например, есть у нас легенда пустоши, мутный хрен по прозвищу Беляк. Некоторые, правда, утверждают, что это у него фамилия такая, но не суть. Слышал даже байку, что с ним прямой контракт какая-то корпорация заключила — врут, конечно, но глаза Минервы он просто лопатой гребет. Как находит, куда деньги девает — не понятно. Будто душу дьяволу продал.
— Осуждаешь? — хмыкнул я.
— Завидую. Я бы тоже не прочь так вот душу продать, да только че-то не предлагает никто, — усмехнулся Егор. — Еще есть у нас парень по имени Крот. Заэпической удачей не блещет, но всегда имеет ровную и уверенную прибыль. В отличии от меня. И добивается он этого очень просто. А именно — тадам, щас откровение будет! — он копает пустошь. Копает много и быстро, а то, что находит, продает постепенно и по хорошей цене постоянному закупщику. Вот только проходческий мини-щит способен буравить землю с максимальной скоростью двенадцать метров в сутки. А еще он, паскуда, время от времени ломается и требует дорогостоящего обслуживания. Так как же удается Кроту всего с пятью подельниками и доисторическим щитом перепахивать землю со скоростью ужаленной в жопу землеройки?
— И как же? — с любопытством спросил я.
— С помощью толпы идиотов и пары камешков в кармане, покрытых напылением аполлония. Все местные знают эту его схему. Но и неосведомленных всегда навалом — вольники ведь редко сидят на одном месте. Волка ноги кормят. Все ищут, где им будет лучше. И тут они находят Крота. У него постоянных компаньонов всего пятеро, остальные — наемные рабочие. Вот он их набирает… — речь Егора замедлилась. Несколько секунд он пристально вглядывался в линию горизонта, а потом махнул рукой. — Не, показалось. Так вот, набирает он их и ставит брести за щитом. Тот копает надежно, уплотняет землю, регулирует безопасную глубину — все, как надо. А потом в отработанной земле высеивается камешек… Крот с серьезным видом говорит, что самородок высшего качества, аполлония не меньше девяноста процентов. Пьянка, радость. Слезы, сука, счастья. Иногда даже бонусные выплаты тут же, на месте. Надо говорить, что происходит дальше? Правильно, по первому же намеку на свой страх и риск наемники хватают лопаты, кирки, ведра и начинают херачить руками, потому что так быстрее. И — фантастика! Кто-то из них находит еще один камень! И вот тут-то, Марат, у людей окончательно срывает крышу…
Я вроде внимательно слушал Егора, но то, что он только что назвал меня по имени, дошло с опозданием. Причем произнесено оно было так легко и между делом, будто что-то само собой разумеющееся.
Но меня это почему-то неожиданно торкнуло.
Наверное, потому что вот так сходу даже вспомнить не мог, когда в последний раз слышал свое имя.
Марат. Что-то уже почти чужеродное, далекое, но при этом родное. И очень личное. Как любимая игрушка, которую ты уже взрослым вдруг находишь в старой коробке на чердаке.
А Егор, широко шагая, между тем продолжал:
— … и начинается настоящий штурм пустоши. И плевать на безопасность. Они копают с утра до ночи, и с ночи до утра, сдирая с ладоней шкуру вместе с кровавыми мозолями. И при такой отдаче реально находят что-то. Даже редкие завалы никого не останавливают. Подумаешь, минус один старатель. Остальным больше достанется. И все это происходит до тех пор, пока Крот не нащупает жилу. Новички падки на самородки, но на самом деле наличие или отсутствие камешков не имеет никакого отношения к близости жилы. А вот по качеству почвы ее можно предсказать запросто. И как только наемники приближаются к чему-то по-настоящему ценному — бабах! Типа случайный завал. Дохнут все, кроме кровников Крота. А потом в это место перетаскивается щит и начинается настоящая работа. Выбирается все до пылинки, продается куда надо, делится между своими — и шоколадно! Крот, говорят, уже давно себе и сыновьям пропуск в город организовал и жилье выправил. Сейчас еще пару жил откопает, денег отложит побольше на черный день — и свалит из пустоши к чертовой матери. А такие, как я, еще лет двадцать будут проваливаться в вырытые им тоннели под их собственными. Вот так тут все работает.
— Погоди, а ты что, правда проваливался в его тоннели?
— Один раз. Два года назад. До сих пор долги выплачиваю.
— За что?
— Проходческий щит был не мой. В аренду взял. Еще повезло, что людей не положил. Одним словом, дурак был.
— И что, все знают о делах Крота, и никто ничего не делает?
— Ты о тоннелях? Так он, паскуда, знает, под кого копать можно, а под кого — нет. И потом, чем докажешь?
— А люди? Все эти подставы с завалами?
Егор фыркнул.