Потапыч

Здесь доказательства нормальности новенькой Хали-Гали дали слабину, ну, типа нельзя называть адекватной деваху, которая на полном серьёзе пытается отправить со спасительной миссией игрушку.
Хали-Гали показал пальцем на Глюкера, который уничтожал всё съестное со скоростью сельскохозяйственного комбайна, и заключил, что толстяк, например, тоже не выглядит таким уж нормальным. Потом он напомнил о том, что мы слышали в четвёртой палате перед тем, как новенькая попыталась удрать. А это он ещё не знал, что было у нас ночью.
Короче, Хали-Гали уничтожил мои последние попытки удержаться в нормальности.
В общем‐то, если принять доводы этого Шерлока, то получалось, что новенькая прошла через что‐то очень страшное и едва осталась жива. Её медведь, очевидно, сыграл в этом не последнюю роль. Теперь, когда она со своим Потапычем оказалась в больнице, некто, по её мнению, остался без защиты, которую новенькая или её плюшевый медведь могли обеспечить.
Когда я подвёл итог, Глюкер заржал самым оскорбительным образом.
— Это н-ничего. Н-нервы. Я к… к д-е-эвчонкам п-ой-ду. Н-нада им расс… ка-азать.
К этому моменту Миха более или менее пришёл в себя, и мы с ним увязались за Хали-Гали в четвёртую палату. Глюкер решил, что на сегодня с него хватит впечатлений, и решил зарыться под одеяло.
Однако через минуту он уже догнал нас, поскольку сообразил, что для этого ему пришлось бы остаться в одиночестве.
Девчонки сидели, уткнувшись в телефоны. Кто‐то играл, другие, собравшись в кучку, пытались пробиться в сеть, третьи снимали видосы впрок, чтобы выложить сразу, как только появится Интернет.
Народу собралось шесть человек, хотя обычно в палатах на нашем этаже селилось по три-четыре. Лишними здесь, конечно, были бывшие обитательницы тринадцатой, откуда им пришлось переезжать в срочном порядке.
Девчонки сидели кто у себя на кроватях, кто на столе или окне, а кто и вовсе прямо на полу. В палате царили ужасная духота и запах потных носков.
А ещё про нас, пацанов, что‐то говорят.
Не зная, как к нашей информации отнесутся переселенцы, мы с Михой вызвали Соню, Киру и Софу. Чтобы не палиться, мы вернулись к нам и поплотнее закрыли дверь.
Я и Хали-Гали по очереди объяснили наши последние умозаключения. По ходу рассказа мы воодушевились так, что последние реплики практически выкрикивали. Но наш горячечный энтузиазм естествоиспытателей, совершивших открытие, мигом разбился о простое и ёмкое Сонино:
— И чё?
— В смысле и чё? — растерялся я.
— В коромысле! — Соня капризно сложила губки с таким видом, будто всё, что она думает, само собой разумеющееся. Однако, не найдя на наших лицах чего‐то хоть отдалённо похожего на понимание, девушка закатила глаза и снизошла до объяснений: — Да вообще пофиг, кого там эта притыренная хочет спасать со своим медведем. Нам‐то что?
— А т‐то, что… — пустился в объяснения Хали-Гали, — м-может, ей какая‐то помощь н-нужна.
— И чё? — Соня снова прибегла к своему железному аргументу.
Будто ища поддержки, Хали-Гали посмотрел на остальных девчонок. Поддержки не нашёл. И тогда он обернулся к нам с Михой, ощущая в нас надёжный тыл.
Мишка за словом в карман не полез.
— Ну, тип прикольно. С ней явно связана какая‐то загадка! И не знаю, как вы, но я собираюсь её разгадать!
Соня фыркнула и затолкала в рот пластинку Orbit. Софа покрутила пальцем у виска. Кира, судя по виду, явно заинтересовалась, но, чтобы не упасть в глазах однопалатниц, тоже сказала, что ей это неинтересно.
— Да вы чё? — настаивал Миха. — Это ж как в ОСД  [3]! Вдруг она психичка, как и Оди?
На этот раз Соня даже спорить не стала. Она просто надула большой пузырь из жвачки и лопнула его прямо напротив лица моего друга. То есть максимально оскорбительно.
— В-вы что? — вдруг вскипел Хали-Гали. — Как-кая загадка? Как-кая псих… ичка? В с-смысле «и чё»? Вы офигели? Ч-человеку, м-м… может, грозит смерть, а вы т-тут… т-тут… Да ну вас!
Хали-Гали внезапно махнул рукой и вылетел из палаты со всей доступной ему скоростью.
  
— Чего это он? — спросила Кира.
Мы с Михой переглянулись и ничего ей не ответили. А что тут скажешь, если и сам не знаешь?
— Вообще‐то он прав, — наконец сказал я. — Что, если новенькой и правда нужна помощь?
Соня сложила губки и закатила глаза. Остальные девчонки переплели руки на груди и уставились на меня с таким видом, будто я только что сморозил что‐то неприличное.
— Ну, вот чем мы ей можем помочь? — тем временем напустилась на меня Соня. — Мне двенадцать, тебе тринадцать, этому вот… — она посмотрела на Миху. — Тебе сколько?
— Четырнадцать, — обиженно выдавил Мишка. — Будет. Скоро. Через полгода.
— Этому тоже тринадцать! — округлила Соня. — Вот чем мы можем помочь этой притыренной? Это в ваших американских сериалах дети постоянно мир спасают, а тут мы нужны только затем, чтобы родители иногда вспоминали про нас, когда надо наорать по поводу учёбы, а в остальное время лучше бы нам не путаться у них под ногами!
Соня резко встала. Скрипя прорезиненной подошвой тапок, она тоже ушла вслед за Хали-Гали.
— А с этой что? — сказал Миха.
Кира покрутила пальцем у виска, встала и вышла следом. Софа развела руками и сказала:
— А наша Сонечка ничем не лучше этой новенькой. Просто у неё личико помилее, вот вы и не замечаете, что она с придурью.
И тоже ушла.
— Дуры эти девки, — заключил Миха.
Я промолчал. А что тут скажешь, если он прав?
Время близилось к ужину, поэтому мы по тихой грусти отправились в столовую, чтобы занять место.
Первое время мы обсуждали, почему девочки себя так странно ведут? Не конкретно эти, а так, девчонки вообще. Это же просто какие‐то существа с другой планеты!
Потом разговор плавно перетёк на то, была ли у кого‐то из нас девочка. Честно сказать, к этому времени я как‐то не успел ни с кем повстречаться, но Михе об этом говорить было стыдно. Тем более что он уже успел повстречаться с тремя разными. Они даже целовались. Поэтому я тоже наврал с три короба, что уже встречался с некой мифической Алиной, которая жила через два дома от меня, но пару месяцев назад была вынуждена переехать в другой город. И вот теперь мы якобы поддерживали отношения на расстоянии, переписывались, записывали друг другу кружочки и всё такое. Периодически.
Миха попросил показать её фотку, но я сослался на то, что в телефоне не храню, а Интернета нет.
Уж не знаю, поверил мне Миха или нет, но тогда я сам себе казался очень убедительным.
К шести часам вечера в столовую начал подтягиваться народ. Открылось окошечко раздачи, и оттуда одна за одной потянулись белые со сколами тарелки с ужином.
Несмотря на то что я с Михой пришли туда самыми первыми, каким‐то образом всё равно оказались в очереди. Слава богу, что хоть не в конце, а где‐то ближе к началу. К моменту, когда нам выдали перловку с постной котлетой, наше место за столом уже оказалось занято, и пришлось садиться туда, где осталось два свободных стула.
Мы выбрали пустующий стол посередине. Через минуту к нам присоединился Глюкер, а следом за ним на деревянный скрипучий стул уселся Сэм. Он принялся наворачивать ужин со скоростью голодающего, а потом вдруг замер, выплюнул всё и посмотрел на нас:
— Тут же не занято?
— Нет, — оторопело промямлил я.
— Фу! — заголосил Глюкер. — Вы это видели вообще? Меня сейчас вырвет! Этот засранец мне весь аппетит испортил!
Толстый демонстративно отодвинул от себя еду и с возмущением принялся за компот.
— Чё, правда не будешь? — подозрительно спросил Миха.
— А ты что, сможешь после такого нормально есть? — спросил Глюкер, указывая на Сэма.
Тот сидел весь красный как рак и не знал, куда деваться.
— Ваще пофиг, — ответил мой друг и пододвинул порцию толстого к себе.
За то время, что мы с Семёном ели, а Глюкер давился хлебом с компотом, Миха успел закинуть в себя обе порции и пошёл за добавкой.