Потапыч

— И ты туда же? Да они же ведут себя, как дети! — в негодовании возопил Мишка.
— Да, но ты не берёшь во внимание один важный факт, — авторитетно заявил я.
— Да? И какой же?
— Новенькая — тоже девчонка. И если с нами пойдёт кто‐то из четвёртой палаты, то, возможно, им, девчонкам, будет проще довериться, чем нам.
— Делайте что хотите, — Глюкер развёл руками, — я в этом дурдоме не участвую. Вы, ребята, рехнулись. Конкретно так чердаком поехали. Точно вам говорю.
  
4
 
— Сегодня? — воскликнула Соня. — Да вы с дуба рухнули все втроём! Постовухи и так злые, как черти, вы ещё нарваться решили? Мало вам вчерашнего?
Я, Миха и Хали-Гали стояли у раковины в четвёртой палате. Мы не стали тратить время на поиски удобного места, как в прошлый раз, и выложили всё девчонкам прямо перед переселенками из тринадцатой. Но те не удивились. Кажется, после прошедшей ночи Соня, Софа и Кира посвятили их в ситуацию.
— А что нам делать? — кипятился я. — Новенькую завтра выписывают, у нас осталось только сегодня!
— До обеда её никто не выпишет. Выписки выдаются с двенадцати до четырёх. Ну, допустим, ввиду исключительной важности нашего дела её могут выпнуть быстрее, но всяко не раньше одиннадцати!
— Да почему? — не понимал я.
— Да потому! Потому что лечащие врачи приходят к десяти и сразу начинают с обхода. А за выписки садятся только после него. Но даже если они как придут, сразу выпишут её, у нас всё равно остаётся ещё как минимум два часа после подъёма, чтобы со всем разобраться. Два часа — это вот так, Дима! — Соня покрутила указательным пальцем над головой, имея в виду, конечно, что времени выше крыши.
— В-вобще‐то я с… с ней с-согласен.
Мы с Михой с удивлением уставились на Хали-Гали.
— Д-нём нам п-проще будет ус-строить н-неразббериху и р… р-разж-житься с-снотворным. А ещё, к-ка-а-жется, н-нам ф-фсё‐таки н-нужен Г… Глюкер.
— Он откажется, — махнул рукой Миха.
— П-пусть пап-пробует.
Мишка удручённо покрутил головой, всем своим видом демонстрируя своё отношение к затее подбить Глюкера хоть на что‐то. Потом он вдруг поднял голову и спросил:
— Девки, а у вас тоже телефоны отобрали?
Их угрюмое молчание было красноречивее любых слов.
  
5
 
Глюкер орал десять минут, чтобы мы не втягивали его в свои шпионские игры. Он не хотел ничего слышать от слова «совсем». И всякие доводы разума вроде «если мы не разберёмся, то, скорее всего, твари из стен разберутся с нами» ничуть его не трогали.
И тогда Миха применил запрещённый приём:
— Если ты нам не поможешь, то мы переведёмся в другую палату. У Хали-Гали вон Олег выписался, койка свободна. А Диман потом по тихой грусти ночью к нам переберётся. Как‐нибудь вместе перекантуемся, спать, походу, опять никому не светит. А ты тут один куковать будешь.
— Да? А я тоже к вам приду.
— А мы постовой нажалуемся. И будем гонять её каждый раз, как ты к нам намылишься.
— Тогда и Диму выгонят, — упорствовал толстый.
— Я в третью уйду, там тоже один выписался, — брякнул я.
На самом деле я не слышал, чтобы оттуда кто‐то уходил, но понадеялся, что Глюкер не может знать этого наверняка, — мы не общались с пацанами из третьей палаты.
Прокатило бы это или нет, так и осталось загадкой, поскольку вмешался Хали-Гали.
— Нет, — решительно отмёл он наш с Михой шантаж. — Никто н-никого не ос-тавит в… в один-оч-честве! Мы с-своих не б-б… бросаем!
Он прошёл через всю палату и сел напротив Глюкера. Посмотрел толстому прямо в глаза.
— Марк, — сказал Хали-Гали, — п-пожалуйста, п-пойми: м-мы тут все в…
— В жопе! — радостно воскликнул Миха.
— …В одной л-лодке. Мы все з-за одно. Никто н-не б-бросит тебя, М-Марк. Но и т-ты н-не б-росай нас.
И, как ни странно, это подействовало. Минуту Глюкер тупо глядел на нашего умника, а потом вдруг кивнул и выдавил:
— Ладно. Что мне надо сделать?
Мишка с Хали-Гали принялись пересказывать план. Когда с этим было покончено, все вчетвером сходили до чайника с водой, хотя пить хотел только Миха. Потом так же толпой вернулись обратно в палату.
  
Время уже близилось к отбою, и мы с потаённым страхом ждали ночи. Старались это не обсуждать, но каждый временами с тревогой посматривал за окно. Мы больше не возвращались к теме диверсии завтрашнего дня — зачем обсуждать всё одно да потому? Мы играли в дурака и пьяницу и травили анекдоты. Конечно, в такой обстановке никто из нас ни за что бы не вспомнил ни одного, и здесь на помощь приходил сборник сканвордов, который мы нашли под матрасом в первую неделю своего пребывания в больнице. Там целых три страницы были посвящены всяким смешным небылицам. Мы делились какими‐то личными историями из своей вольной жизни за пределами детской. Но при этом каждый из нас взглядом настороженно обшаривал палату, ожидая, что вот-вот раздастся первый «щёлк».
Раньше мы любили темноту и, бывало, не включали свет в палате до последнего. Теперь же первым делом мы зажигали его, а потом было всё остальное. Мы хлопали ладонью по выключателю, едва переступив порог, и тушили свет уже практически будучи в коридоре, если кому‐то нужно было выйти. Мы не оставались в палате одни и отныне ходили только вместе. И чем ближе подбиралась ночь, тем реже мы разлучались хоть на минуту, провожая друг друга даже до туалета.
Когда мы выходили в коридор, то видели то же самое нервное ожидание и у других. Теперь все пациенты знали о тех, кто живёт в стенах, и напряжённо ждали их появления. Все давно поняли, что когда это случится вновь, то взрослые ничего не поймут и, соответственно, не помогут. А то и сделают только хуже, заперев всех по палатам и оставив на произвол потусторонних существ. Когда мы стояли в очереди за ежедневной таблеткой, то между нами висело нечто неосязаемое и вместе с тем гнетущее.
Постовухи пристально следили за каждым, постоянно ожидая новых неприятностей. Они не знали, будет ли это снова приступ массовой истерии или какой‐то единичный случай, и на всякий пожарный готовились к самому худшему. Мы видели, как медсестра с первого поста зашла в тринадцатую палату с каким‐то шприцом. Все решили, что там было снотворное. Уверен, что нечто подобное постовухи приготовили и для нас.
На всякий случай.
Полицейский судорожно поглощал один стакан кофе за другим, не то от нервов, не то чтобы не сомкнуть глаз сегодня ночью, благо тремя этажами ниже, в поликлинике, стоял автомат.
Разговоры протекали какие‐то вялые, если не сказать искусственные. Они начинались ни с чего и могли оборваться прямо на середине. Люди просто замолкали, несколько минут смотрели в пустоту, а затем расходились. Но только затем, чтобы собраться через минуту другой компанией и повторить то же самое.
Наконец прогремел отбой, и мы разошлись по палатам. Медсёстры устроились на своих постах, как разбойники в засаде, чтобы пристально наблюдать за всем происходящим. Полицейский приготовил себе сразу два стакана кофе.
Мы лежали притихшие, натянув одеяла до подбородков. После того как к нам заглянула постовая, кровати пришлось расставить обратно по своим местам. Что тоже нисколько не добавляло присутствия духа.
— Давайте попросимся у Совы, чтобы спать со светом? — предложил Глюкер.
— Ага, так тебе и разрешили! — фыркнул Миха. — Тебя тут убивать будут, но постовухи даже не почешутся, лишь бы всё оставалось тихо.
Глюкер всхлипнул.
— Неужели мы совсем беззащитны против этих тварей?
— Нет, — услышал я свой голос.
Через мгновение я уже шуршал пакетами в своей тумбочке, пытаясь разглядеть там хоть что‐то в тусклом свете уличного фонаря.
— Что ты ищешь? — спросил Миха.
— Хз, — буркнул я, не отрываясь от своего занятия. — Что‐нибудь такое… Ну, типа ножа или ножниц.
— У тебя с собой нож? — тут же заинтересовался Глюкер. — Это же класс! Почему ты раньше о нём не говорил? Нам теперь есть чем отбиваться!