Словно в раю

А вот Маркус весь покраснел и стал дёргать воротник, словно у него чешется шея.
Именно так, как он делает прямо сейчас.
– У меня здесь есть… обязательства, – неловко проговорил он.
Обязательства 
.
– Понимаю, – выговорила Онория, почти подавившись этим словом.
– Онория, с тобой всё хорошо?
– Прекрасно! – огрызнулась она, ненавидя себя за недостаточную сдержанность. В конце концов, он не виноват, что Дэниел взвалил на него… ну, её. А ещё Маркус не виноват в том, что согласился на «опекунство». Любой джентльмен поступил бы точно так же.
Маркус стоял неподвижно, но его взгляд метался по сторонам, словно он искал объяснения её странному поведению.
– Ты злишься… – проговорил он тоном успокаивающим и даже немного снисходительным.
– Я не злюсь, – отрезала она.
Большинство людей стали бы возражать, говоря, что у неё сердитый голос, но Маркус всего лишь посмотрел на неё в этой своей раздражающе спокойной манере.
– Я не злюсь, – снова пробормотала Онория, поскольку молчание затянулось.
– Ну, конечно нет.
Онория вздернула голову. Это было сказано покровительственно, свысока. Всё остальное ей могло почудиться, но не это.
Маркус молчал. Он ничего не скажет. Он не станет устраивать сцену.
– Я что-то себя плохо чувствую, – выпалила Онория. Вот это было правдой. Голова разболелась, она перегрелась, и её шатало. Девушке хотелось только добраться до дома, свернуться калачиком и укрыться с головой одеялом.
– Я провожу тебя на воздух, – церемонно предложил Маркус и положил руку ей на спину, чтобы подвести к французским дверям, ведущим в сад.
– Нет, – ответила она, и это слово вырвалось слишком громко и резко. – Я имею в виду, спасибо, но нет. Мне лучше поехать домой.
Он кивнул:
– Я найду твою маму.
– Я сама.
– Но я с радостью…
– Я сама справлюсь, – взорвалась Онория. Господи, она ненавидит звук собственного голоса. Она понимала, что ей лучше молчать. Кажется, она всё время говорит не то. И, кажется, она не может остановиться.
– Ты не отвечаешь за меня, – брякнула она.
– О чём ты говоришь?
Онория была не в состоянии отвечать на этот вопрос, вместо этого она выговорила:
– Я хочу домой.
Маркус долго смотрел на неё, потом отвесил чопорный поклон.
– Как пожелаешь, – вымолвил он, и ушёл.
А Онория уехала домой. Как она пожелала. Она получила в точности то, о чём попросила.
И это было ужасно.
  
Глава 19
 
Музыкальный вечер. 
За шесть часов до выступления. 
– Где Сара?
Онория оторвалась от нот. Она как раз делала заметки на полях. Особого смысла в них не было, но это занятие дарило ей иллюзию, словно она хоть что-то смыслит в том, что делает, поэтому девушка старалась написать что-нибудь на каждой странице.
Айрис стояла посреди музыкальной комнаты.
– Где же Сара? – снова спросила она.
– Не знаю, – ответила Онория. Она огляделась по сторонам. – А где Дейзи?
Айрис нетерпеливо махнула в направлении двери:
– Она не появлялась с тех пор, как мы приехали сюда. О ней не беспокойся. Она ни за что не пропустит репетицию.
– А Сары нет?
Айрис выглядела так, словно она вот-вот взорвётся:
– Ты её где-то видишь?
– Айрис!
– Прошу прощения. Я не хотела грубить, но какого дьявола ее до сих пор здесь нет?
Онория с раздражением вздохнула. Разве у Айрис нет более серьёзных поводов для беспокойства? Она-то не выставляла себя полной дурой перед мужчиной, которого, как оказалось, она любит.
Прошло три дня, и сама эта мысль вызывала в ней болезненные ощущения.
Онория не запомнила своих слов в точности. Но она хорошо помнит противный звук собственного голоса, дрожащий и визгливый. Она помнит, как слова вырывались изо рта вопреки доводам разума. Она поступила совершенно иррационально. И если раньше Маркус считал её своей обязанностью, то теперь думал о ней не иначе, как о неприятном поручении.
И ещё до того, как Онория начала нести чепуху и вести себя столь эмоционально, что любой мужчина справедливо мог бы счесть женщин капризными и взбалмошными существами, она вела себя как дура. Она танцевала с ним так, словно в нём заключалось её спасение. Она смотрела на него взглядом, в котором отражались все её чувства. А он…
 
Ничего. Он ничего не сказал. Только назвал по имени. И смотрел на неё так, словно она позеленела. Вероятно, Маркус подумал, что её тошнит, и она собирается испортить ему ещё одну пару отличных сапог.
Это было три дня назад. Целых три дня. И ни единого слова.
– Она должна была приехать, по крайней мере, двадцать минут назад, – бурчала Айрис.
На что Онория прошептала:
– Он должен был приехать два дня тому назад.
Айрис встрепенулась:
– Что ты сказала?
– Может быть, она задержалась по дороге, – быстро пришла в себя Онория.
– Она живёт в полумиле отсюда.
Онория отрешённо кивнула. Она посмотрела на свои записи на второй странице нот и обнаружила, что написала имя Маркуса. Дважды. Нет, трижды. Маленькие М.Х. в завитушке возле половинной ноты с точкой. Она жалка до невозможности.
– Онория! Онория! Ты меня слушаешь?
Снова Айрис. Онория постаралась сдержать стон.
– Уверена, что Сара скоро приедет, – успокаивающе произнесла она.
– Ты уверена? – возмутилась Айрис. – А я вот нет. Я знала, что она так поступит со мной.
– Как поступит?
– Ты не понимаешь? Она не приедет.
Онория наконец подняла глаза:
– Ой, не глупи. Сара никогда такого не сделает.
– Ты серьёзно? – Айрис смерила её взглядом, исполненным неверия. И паники. – Серьёзно?
Онория долго смотрела на неё и затем воскликнула:
– О, Боже мой!
– Я говорила тебе, что не следует выбирать Квартет номер один. Сара неплохо играет, но эта пьеса слишком сложна для неё.
– Она трудная для всех нас, – вяло проговорила Онория. Её начало подташнивать.
– Но не настолько трудная, как партия фортепиано. И на самом деле, неважно, насколько сложная партия скрипок, поскольку…– Айрис замолкла. Она сглотнула и покраснела.
– Ты не можешь меня обидеть, – сказала ей Онория. – Я знаю, что играю просто ужасно. И знаю, что Дейзи играет ещё хуже. Мы превращаем любую пьесу в одинаковый кошмар.
– Поверить не могу, – говорила Айрис, мечась по комнате. – Не могу поверить, что она так поступила.
– Мы пока точноне знаем, что она не будет выступать.
Айрис резко повернулась:
– Не знаем?
Онория с трудом сглотнула. Айрис права. Сара никогда не опаздывала на репетицию на двадцать, нет, на двадцать пять минут.
– Этого не произошло бы, если бы ты не выбрала такую сложную пьесу, – обвиняющим тоном заявила Айрис.
Онория топнула ногой.
– Не пытайся свалить всё на меня! Это не я целую неделю ныла, жалуясь на… О, неважно. Я здесь, а Сара нет, и я не вижу в этом своей вины.
– Нет, нет, конечно, нет, – покачала головой Айрис. – Просто…
Она издала раздражённый крик:
– Я не могу поверить, что она так поступила со мной!
– Со всеми нами, – тихо поправила её Онория.
– Да, но это я не хотела выступать на сцене. Вам с Дейзи всё равно.
– Не понимаю, какое это имеет отношение.
– Не знаю, – простонала Айрис. – Но мы должны были сделать это вместе. Ты сама так говорила. Ты повторяла это каждый день. И если мне предстоит проглотить свою гордость и испытать унижение на виду всех моих знакомых, то Сара тоже должна быть здесь.
Тут вошла Дейзи.
– Что происходит? – Спросила она. – Почему Айрис расстроилась?
– Сара не пришла, – пояснила Онория.
Дейзи взглянула на каминные часы:
– Как невежливо с её стороны. Она опаздывает уже на полчаса.
– Она не придёт, – устало произнесла Айрис.
– Мы не знаем этого наверняка, – добавила Онория.
– Что значит, «она не придёт»? – повторила Дейзи. – Она не может пропустить концерт. Как мы будем играть фортепианный квартет без фортепиано?