Словно в раю

– Но что?
Мать продолжала рассматривать ногу Маркуса, слегка надавливая тряпкой. Она не смотрела на Онорию, когда произнесла:
– Доктор сказал, что если твой отец не кричит, значит, мы чистим недостаточно хорошо.
– Ты помнишь, что именно он делал? – шёпотом спросила Онория.
– Я помню всё, – кивнув, подтвердила леди Уинстед.
Онория ждала подробностей. И немедленно пожалела об этом.
Её мать подняла взгляд и сказала:
– Нам придётся привязать его.
  
Глава 10
 
Менее чем за десять минут спальня Маркуса превратилась в импровизированную операционную. Миссис Уэзерби вернулась с горячей водой и запасом чистых полотенец. Двум лакеям поручили крепко привязать Маркуса к кровати, что они и сделали, невзирая на ужас, отображавшийся на их лицах.
Мать Онории попросила принести пару ножниц. Самые острые и маленькие ножницы из всех в доме.
– Мне нужно срезать отмершую плоть, – пояснила она дочери, в уголках её губ появились упрямые морщинки. – Я видела, что доктор делал с твоим отцом.
– Но ты сама делала это раньше?
Леди Уинстед посмотрела ей в глаза и отвернулась.
– Нет.
– Ох, – Онория сглотнула. В голову ничего подходящего для ответа не приходило.
– Это не так уж сложно, если можешь держать себя в руках, – произнесла её мать. – Особенная точность не требуется.
Онория посмотрела на Маркуса, затем перевела взгляд на маму, разинув рот:
– Что значит особенная точность? Что ты имеешь в виду? Это же его нога!
– Я понимаю, – ответила леди Уинстед. – Но уверяю тебя, ему не повредит, если я отрежу слишком много.
– Не повредит?
– Ну, разумеется, ему будет больно. – Леди Уинстед поглядела на Маркуса с сожалением. – Поэтому нам пришлось его привязать. Но вреда это ему не причинит. Лучше отрезать слишком много, чем недостаточно. Совершенно необходимо убрать все следы заражения.
Онория кивнула. Звучит разумно. Мрачно, но разумно.
– Я сейчас начну, – пояснила ей мать. – Есть то, что можно делать без ножниц.
– Конечно. – Онория смотрела, как леди Уинстед села возле Маркуса и обмакнула ткань в кипяток. – Я могу помочь? – Онория чувствовала себя бесполезной, стоя в изножье кровати.
– Сядь с другой стороны, – ответила мать. – Возле его головы. Поговори с ним. Возможно, ему так будет легче.
Онория сомневалась в том, что Маркуса успокоит хоть какое-то её действие, но она знала, что так будет легче ей самой. Лучше делать хоть что-нибудь, чем стоять в стороне, как идиотка, в полном бездействии.
– Привет, Маркус, – проговорила она, придвигая кресло ближе к кровати.
Она не ожидала, что он ей ответит, и Марку действительно промолчал.
– Знаешь, ты очень болен, – продолжила Онория, стараясь, чтобы голос её звучал бодро и весело, несмотря на смысл слов. Она сглотнула и заговорила самым жизнерадостным тоном:
– Но оказалось, что моя мать своего рода эксперт в таких вещах. Разве не удивительно?
Она посмотрела на мать с растущим чувством гордости:
– Должна признаться, что я даже не подозревала, что она в этом разбирается.
Девушка наклонилась и прошептала ему в ухо:
– Я полагала, что моя матушка из тех, кто падает в обморок при виде крови.
– Я это слышала, – заметила леди Уинстед.
Онория послала ей извиняющуюся улыбку:
– Прости. Но….
– Тебе не за что просить прощения, – мать взглянула на Онорию с кривой улыбкой прежде, чем вернуться к работе. Не поднимая глаз, она проговорила:
– Я не всегда была такой….
В образовавшейся паузе Онория поняла, что мать не знает, что сказать дальше.
– Такой решительной, какой была нужна тебе, – закончила, наконец, леди Уинстед.
Онория сидела неподвижно, прикусив верхнюю губу, и обдумывала слова матери. Они походили на извинение, как будто мама действительно просила прощения.
Но это была также и просьба. Мать не желает больше обсуждать эту тему. Ей и так нелегко было произнести эту фразу. Поэтому Онория восприняла сказанное именно так, как надеялась её мать. Она повернулась к Маркусу и произнесла:
– Как бы то ни было, не думаю, что кому-то приходило в голову осмотреть твою ногу. Помешал кашель. Доктор счёл его причиной жара.
 
Маркус вскрикнул от боли. Онория быстро глянула на мать, которая как раз орудовала ножницами, принесёнными миссис Уэзерби. Она полностью раскрыла их и направила один конец в ногу Маркуса наподобие скальпеля. Одним движением мать сделала длинный разрез прямо посередине раны.
– Он даже не шелохнулся, – с удивлением заметила Онория.
Мать не поднимала глаз:
– Это ещё не самая болезненная часть.
– О, – Онория снова повернулась к Маркусу. – Видишь, не так всё плохо.
Он закричал.
У Онории сердце перевернулось в тот момент, когда мать вернула бутылку бренди лакею.
– Ну, вот, это было больно, – сказала она Маркусу. – Хорошая новость заключается в том, что хуже уже не будет.
Он снова закричал.
Онория сглотнула. Мать закрыла ножницы и стала вырезать кусочки плоти.
– Всё хорошо, – снова произнесла девушка, слегка похлопывая его по плечу. – Приятного ничего нет. По правде говоря, я понятия не имею, что происходит. Но я буду с тобой всё время. Обещаю.
– Дела обстоят хуже, чем я предполагала, – пробормотала её мать, скорее обращаясь к самой себе.
– Ты сможешь помочь ему? – спросила Онория.
– Не знаю. Я постараюсь. Просто… – леди Уинстед умолкла, сделав глубокий вдох через плотно сжатые губы. – Кто-то может вытереть мне лицо?
Онория стала подниматься с места, но вмешалась миссис Уэзерби, которая промокнула лицо леди прохладной тканью.
– Здесь так жарко, – выговорила леди Уинстед.
– Нам было сказано держать окна закрытыми, – пояснила миссис Уэзерби. – Доктор настоял.
– Тот самый доктор, который не заметил столь обширную рану на ноге? – резко спросила леди Уинстед.
Миссис Уэзерби не ответила. Но она подошла к окну и наполовину открыла его.
Онория пристально наблюдала за матерью, не узнавая её в этой решительной и собранной женщине.
– Мама, спасибо тебе, – шепнула она.
Мать подняла голову:
– Я не дам этому мальчику умереть.
Маркус уже давно не мальчик, но Онория не удивилась тому, что мать по-прежнему считает его таковым.
Леди Уинстед снова занялась делом и проговорила очень тихо:
– Это мой долг перед Дэниелом.
Онория замерла. Мать впервые произнесла его имя с тех пор, как он с позором покинул Англию.
– Перед Дэниелом? – осторожно повторила она.
Мать не подняла на нее глаз.
– Я уже потеряла одного сына.
И больше ничего.
Онория потрясённо посмотрела на мать, потом на Маркуса и снова на мать. Она не догадывалась, что мать думает о нём таким образом. Интересно, знает ли об этом Маркус, поскольку…
Она снова посмотрела на него, стараясь как можно тише подавить подступающие слезы. Он всю свою жизнь мечтал о семье. Догадывался ли он, что обрёл такую семью в них?
– Хочешь передохнуть? – спросила мать.
– Нет, – Онория покачала головой, несмотря на то, что мать на неё не смотрела. – Нет, со мной всё хорошо.
Она успокоилась и наклонилась шепнуть Маркусу в ухо:
– Ты это слышал? Мама настроена очень серьёзно. Не разочаруй её. Или меня.
Она погладила его по волосам, откидывая прядь со лба.
– А-а-а-а!
Онория содрогнулась от силы его крика. Теперь матушка делала что-то весьма болезненное для него, и Маркус всем телом натягивал полосы ткани, которыми его привязали к кровати. Ужасное зрелище. Она чувствовала себя так, словно ощущает его боль.
За исключением того, что не было больно. Но это чувство вызывало тошноту. Тошноту в желудке. Тошноту от себя самой. Она виновата в том, что Маркус попал ногой в эту дурацкую лже-нору. Из-за неё он вывихнул лодыжку. По её вине разрезали его сапог, и теперь по её милости он так сильно заболел.
И если Маркус умрёт, его смерть также будет на её совести.