Дело о смерти фрейлины (СИ)

— Покажите мне ваше плечо.
— Простите? — де Перрен удивлённо взглянул на него.
— Снимите камзол и рубашку. Я хочу осмотреть ваше тело.
— Это обязательно?
— Да, — кивнул Марк. — Сами справитесь или позвать стражу?
Де Перрен пожал плечами и принялся расстегивать камзол. Когда он разделся, Марк убедился, что на его запястьях остались глубокие шрамы от кандалов, на спине — от кнута, причём было видно, что били его не раз. На плече тоже была большая отметина размером в пол ладони, причём, это был шрам от сильного ожога, словно в этом месте его прижигали калёным железом.
— Мегран пытал меня, требуя денег, — пояснил де Перрен.
— Сколько вам лет? — неожиданно спросил Марк.
Он заметил, что его собеседник смутился от неожиданности и после небольшой заминки ответил:
— Тридцать шесть.
— Ну, конечно, — проговорил барон, внимательно посмотрев на него. — Одевайтесь. Вы пойдёте с нами.
— Вы его забираете? — ужаснулась Хлоя. — Он же болен!
— Ему подберут сухую и не холодную камеру, — пообещал Марк. — К тому же у нас есть очень хороший врач. Кстати, может, вы его помните? Во время той кампании он служил военным лекарем и сопровождал армию Беренгара, в которую входил и отряд Дюбарри. Его зовут Огастен.
— Я его не помню, — ответил де Перрен.
— Сколько лет вам было, когда вы попали в плен?
— Двадцать… я не помню. Наверно, двадцать четыре.
— Это было до взятия Мальмезона или после?
— Я не помню, когда его взяли. Наверно, до…
— Как выглядит герб барона Дюбарри?
— Я уже не помню… постойте. Башни! Три башни!
— Как он выглядел тогда? Сколько ему было лет, какого цвета волосы?
— Высокий, лет тридцати пяти, но уже седой. У него на лбу глубокий шрам.
— Какого цвета доспехи он носил?
— Я этого уже не помню.
— Где находятся его владения?
— Где-то на севере, не помню точно. После плена моя память стала совсем плоха.
— Последний вопрос: где находился отряд Дюбарри, когда вы покинули его расположение?
— Не помню.
— Сколько времени тогда прошло с начала военной компании. Неделя, месяц, год?
— Я не помню! — крикнул он. — Вы не верите мне? Вы задаёте эти вопросы, чтоб подловить меня на лжи?
— Я уже это сделал. Вы дали несколько ошибочных ответов, а потому я знаю, что вы лжёте, а значит, и всё остальное, что вы здесь рассказали, выглядит сомнительным. До подтверждения вашей личности вы будете находиться под арестом.
— Вся моя вина только в том, что у меня нет именной грамоты? — в отчаянии воскликнул де Перрен.
— Вы не можете подтвердить вашу личность, — пожал плечами Марк. — При этом сами говорите, что были в плену у алкорцев. Последнее время в Сен-Марко произошло несколько неприятных инцидентов, в которых участвовали люди, связанные с некими силами при алкорском дворе. Они мечтают сорвать мирные переговоры. Потому во имя безопасности королевства мы принимаем меры для предупреждения подобных случаев. Как только ваша личность будет подтверждена, мы вас отпустим.
Он вышел, слыша, как позади в гостиной заплакала Хлоя. В прихожей его ждал Огастен. Он отрицательно покачал головой. Потом со второго этажа спустились сыщики.
— Мы ничего не нашли, ваша светлость, — сообщил тот, что шёл впереди. — Книгу Орсини, о которой вы говорили, тоже.
— Ладно, забираем его и уходим, — вздохнул Марк.
Он не спеша ехал впереди отряда. Следом по булыжной мостовой катилась тюремная карета, в которую посадили де Перрена. Рядом пешком шли охранявшие её стражники. Марк обдумывал свои дальнейшие шаги, но среди возможных действий пока не находил ни одного, которое могло бы привести к реальному результату. Он мог отправить сыщиков в Трир и Фюрн, но был уверен, что они привезут лишь сведения о том, что там никто никогда не видел Жиля де Перрена. Что толку гонять людей в такую даль, если известно, что это ничего не даст?
Погружённый в раздумья, он не сразу заметил, что к нему подъехал Эдам. Лицо юноши выражало крайнюю степень любопытства. Поймав сумрачный взгляд хозяина, оруженосец немедленно спросил:
 
— Как вы поняли, что он лжёт? Нет, я заметил, что он путается, не помнит, сколько ему было лет, когда он попал в плен, где находится поместье его сеньора, не стал называть точно место, где его держали в плену. Вообще, скользкий тип. Но в чём же он солгал?
— В том, что служил Дюбарри, — ответил Марк. — Суть даже не том, что он не знает, где его владения. Он не был в составе его отряда, и хоть и видел его, но это было уже после войны.
— Как вы это поняли? — не унимался Эдам.
— Ты слышал о штурме Мальмезона? Нет? Все помнят триумфальное взятие Бламонта в конце войны, увенчавшее собой победу Армана над алкорцами, но первые победы помнят только те, кто их одержал. На наших границах с луаром стоит цепь небольших приграничных крепостей, которые раньше то и дело переходили из рук в руки. Все войны всегда начинались с того, что одна из сторон пыталась взять их все под свой контроль. Но Арман, имевший вполне чёткий план военной кампании, решил не распылять силы и взять только три крепости, которые имели тогда для нас стратегическое значение, причём сделать это малыми силами, рассчитывая на эффект внезапности. Он вызвал к себе трёх своих молодых баронов и поручил им взять: Анрак — Аллару, Бренон — де Морену и Мальмезон — Дюбарри. Тот незадолго до войны похоронил отца и надел баронскую корону, Мальмезон был его первой в жизни военной победой. Он блестяще провёл штурм и овладел крепостью, сохранив большую часть своих людей. Именно в честь этой победы он поместил на своём личном гербе знак башни. Таким образом, если де Перрен был его подчинённым в той кампании, этот штурм он должен был запомнить, поскольку являлся его участником. Именно с этих трёх побед молодых баронов началась война, то есть, если де Перрен выпросил отпуск до этого, то это случилось до начала войны. Почему он утверждает, что участвовал в ней и попал в плен?
— Значит, до войны на гербе Дюббари не было башен?
— Ни одной. Их нет и на гербе рода, но он поместил их на свой личный герб. Вторая — за удачную кавалерийскую атаку, переломившую ход сражения в Зелёном доле, а третья за участие в штурме Бламонта. Кстати, именно тогда, захватив со своими людьми одну из башен и ведя бой на крепостной стене, он был ранен мечом в голову. Он двое суток был в беспамятстве, и мы все уже думали, что потеряли его, но он очнулся, и, слава богам, в своём уме. Только к тому времени его чёрные как смоль волосы побелели, а на лбу остался глубокий шрам. Это случилось в самом конце войны. Таким образом, если де Перрен покинул его раньше штурма Бламонта, то он не мог знать, что Дюббари поседел и имеет шрам на лбу. К тому же в начале войны Дюбарри не было и тридцати лет, но он сказал, что ему было тридцать пять. Нет, он видел его уже после войны, скорее всего, когда тот навещал графа Вермодуа, тоже участвовавшего в той кампании. Они были старше нас и держались слегка отстранённо. У старших был свой круг, в который входили Дюббари и Вермодуа.
— Но, выходит, он вообще не участвовал в той войне, если не знает таких вещей? Почему же? Ведь он рыцарь и был уже в том возрасте, в котором не игнорируют войну.
— Я полагаю, что он моложе, просто выглядит старше. Если ему, как он говорит, тридцать шесть, то в начале войны ему было двадцать семь, а не двадцать четыре. В любом случае, это уже воин, который не может избегать военной службы без ущерба для своей чести. Другое дело, если ему, как я полагаю, сейчас двадцать пять, тогда ему было шестнадцать. Возраст, когда участие в войне возможно, но не обязательно. Де Серро упоминал в разговоре со своими сокамерниками, что брал уроки у учителей графских отпрысков, значит, скорее всего, служил не самому графу, а был приставлен к его детям, и когда Вермодуа ушёл на войну, он остался в поместье и прибыл к хозяину позже, когда пора было начинать службу. То, что он побаивался рыцарей, сопровождавших графа на войне, тоже говорит о том, что он в ней не участвовал. Ты по себе знаешь, как война повышает уверенность в себе и духовные силы.