Наречённая из-за грани, или Попаданка в придачу (СИ)

— Твой… отец Феодоры родился и вырос в Перте, — негромко произнёс Ормонд.
— Какой сюрприз.
Вот вообще не удивлена. Удивляет лишь, что спонтанная телепортация перебросила нас с Филиппом в соседний Ливент, а не сразу в город, куда Феодора наведывалась не раз.
Может, действительно промахнулись?
Выходит, когда у меня с сетью случается незапланированный контакт, от меня требуется выдать точный адрес, чёткое представление, куда меня направлять. Но поскольку конкретики от недоадары не дождёшься, сеть попросту перекидывает меня и того несчастного, которому не повезло оказаться рядом, по последним часто посещаемым Феодорой местам.
Сначала перепутье и Ярен.
Теперь малая родина Феодориного отца.
В первом месте она устроила схрон.
Во втором за каким-то лешим потащила «Уикхема»… чёрт, отвыкнуть бы называть его именем книжного персонажа… Костаса фоткаться. Наверное, очень хотелось сделать селфи с возлюбленным, а смартфона с хорошей камерой под рукой не нашлось. Костя увековечивать своё брутальное чело на доисторической селке не шибко стремился, но, в конце концов, уступил любви всей жизни.
Ну, или одолжение сделал, если судить по открытой демонстрации недовольства.
— Мой паб находится неподалёку. Если желаете поговорить в тихом, спокойном месте, можно отправиться туда и там всё обсудить, — внёс конструктивное предложение Ормонд.
Мы с Филиппом настороженно переглянулись.
И согласились.
Раз уж я взялась выяснять подробности жизни Феодоры перед её побегом, то надо пользоваться любыми источниками информации. Особенно когда оные информаторы сами идут на контакт.
* * *
— Семья Дугана Долстена и сам он некогда жили тут по соседству. Собственно, он-то и выступил косвенной причиной нашего с адарой знакомства — она искала дом его семьи и зашла в паб спросить, где он находится и известно ли мне что о живших в нём людях.
Паб назывался «Дубовая корона» и выглядел ровно так, как в моём представлении должно выглядеть заведение, попадающее под это определение. Небольшой зал, чистый, тихий по раннему для питейных заведений часу. Высокие окна, выходящие на пересечение двух улиц, барная стойка, несколько столов. На стенах металлические венцы, изображающие собственно дубовые короны, и пучки сухоцветов, под потолком висели два деревянных колеса в стиле старинных свечных люстр, но с нормальными лампами. Освещение, как я подозревала, было почти повсеместно электрическим, по крайней мере, в более-менее крупных городах. Правда, в моей голове по-прежнему с трудом укладывалось, как возможно изобрести электричество — да и всё сопутствующее появлению тех же автомобилей, — однако при том задержаться или даже остановиться в развитии других отраслей. Как, ну вот как могут в одном домене на машинах ездить, а в другом на шпагах драться? В моём мире это порядка двух-трёх веков разницы, а здесь совмещают всё, сразу и в одном временном периоде.
Ещё фотографию именуют ересью и потворствованием нелепым северным придумкам.
— Она была одна?
— Да.
И где только Костю своего ненаглядного потеряла? Или Феодора не всегда ходила с ним под ручку, как Шерочка с Машерочкой?
— Озейна Долстена лично я не знал — я переехал в Перт уже после его избрания сочетаемым адары Зарины. В тот день я был здесь, в зале. Она подошла, спросила… слово за слово, и мы незаметно разговорились… я предложил выпить. Мы выпили.
Какие новые грани Феодоры открываются!
— Впоследствии она заходила ещё несколько раз…
— Зачем? — сухо полюбопытствовал Филипп.
— Расспросить о городе, о домене. Я рассказал ей о фотографическом салоне и сопровождал её, когда она вернулась за готовым портретом.
Хозяина паба и его гостей встретили приветливо, со всем радушием. По его просьбе нас посадили за стол в дальнем уголке и принесли напитки и еду для голодных, то есть для меня. Я с жадностью накинулась на картошку и жареные колбаски, пока мужчины потягивали пиво с сухариками, а Трина, едва притронувшись к поданному омлету, продолжила осматриваться на местности так, словно никогда не бывала в подобных заведениях.
 
Хотя кто знает, может, и впрямь не бывала. Вряд ли раньше она часто ходила по барам, а нынче, когда её и из дома-то выпускают сугубо по большим праздникам, вообще не видит ничего, кроме собственных комнат.
— А с Костей… м-м, с Костасом ты знаком?
— Нет. Я и видел его разве что однажды на фотографии.
Выходит, Федя благоразумно не светила перед новым знакомым любовью всей жизни. Или наоборот. Вдруг Костас зело ревнивый?
— Она о нём рассказывала?
— Не особо, — Ормонд усмехнулся и добавил: — Пока Феодора не сказала, что хочет сделать фотографический портрет с близким ей человеком, я вовсе не догадывался, что у неё кто-то есть.
— Что было потом?
— Ничего. Она забрала портрет и вернулась в свой домен, как сама говорила. Больше я её не видел… до вчерашнего дня.
— А папин дом ей зачем потребовался?
— Интересовалась корнями со стороны отца.
— Они ещё живы, его родители?
— Нет. Его старший брат продолжает семейное дело — у Долстенов лавка сладостей. Младшая сестра вышла замуж и сейчас живёт с супругом и детьми в южном районе Перта.
— То есть у Феодоры куча родни со стороны отца, — констатировала я.
— Верно.
— С ними она общалась?
— Немного.
И в качестве справочного бюро выбрала случайного знакомого из бара. Нет, так-то понятно почему — с дяди, тёти и кузенов, буде таковые подходящего возраста, в случае чего спросят в первую очередь, мимолётное же знакомство проще скрыть. Да и Перт не столь мал, чтобы тут все знали всех и обо всём.
— Как я понимаю, она искала дом, где можно было бы жить… не привлекая лишнего внимания.
Я отправила в рот копчик последней колбаски, прожевала.
Итак, что мы имеем?
Избалованная возможностями и свободой, дающимися не каждой адаре, юная Феодора жила себе и забот не ведала. Старшая сестра исправно приносила в семью мамонтов и не гнала младшенькую на трудовые поля. Необходимостью поскорее обзавестись сочетаемыми мозги ей не полоскали, в противном случае сейчас у неё хоть один бы да был. Как-никак она уже не молоденькая девчонка, не созревшая для брака. Насчёт ответственности по продолжению рода сказать пока ничего нельзя, изначально речь об этом могла не идти, зато позднее, когда стало ясно, что Алишан адарский род не продолжит, а Феодора что-то слишком в девках засиделась… И добро бы занималась чем-то интересным для себя, но нет, книжки почитывала, с кузиной болтала да по саду гуляла.
Я бы взвыла от такого постоянного времяпрепровождения, чесслово.
Как бы там ни было, в один прекрасный день в жизни Феодоры случился весь такой замечательный Константин… тьфу, Костас. Девушка влюбилась по уши и с головой нырнула в омут запретных отношений. Костас тёмная лошадка, даже Эсфел, которой как будто бы известно чуть больше, чем другим, не может рассказать о нём ничего определённого. Я тут за короткий срок успела перезнакомиться с несколькими мужчинами и то знаю в общих чертах биографию каждого. Кроме, разве что, Виргила, но белый ворон — отдельная песня. А Костас вроде и есть, и вроде как нет его толком. Не имей я сомнительного удовольствия лицезреть его собственными глазами и решила бы, что персонаж он сугубо вымышленный, под стать имени, коим я его нарекла по первости.
Алишан внезапного ухажёра младшенькой не оценила.
Феодора, в свою очередь, не оценила резкого неприятия со стороны сестры.
Запретные отношения стремительно трансформировались в отношения повышенной секретности. Влюблённые задумались о побеге. Как Феодора предполагала мириться с зовом, неясно. Какие на сей счёт соображения имелись у Костаса — загадка века. Очевидно, активные действия по подготовке побега предпринимала она.
Что делал Костас?
А хрен его разберёт.
Наверное, поддерживал морально.
Феодора устроила схрон у Ярен.