Семь лет между нами (ЛП)
— Мне кажется, я только что это сделала.
Он изобразил оскорблённый шок, и я уверена, что у него уже была наготове какая-нибудь саркастичная колкость, но в этот момент мы подошли к началу очереди, и я, к счастью, переключилась на заказ — куриный фахитас для меня, говяжий для него, и две бутылки пива.
Пока Мигель и Иса готовили наш заказ, Джеймс остался стоять у фудтрака, и тут, среди этой суеты, он выглядел куда более естественно, чем в безупречной кухне, где носил белоснежный китель и раздавал команды поварам. Здесь его рубашка была небрежно заправлена, волосы немного растрепались и осели под вечерней влажностью, а сам он вальяжно подтрунивал над Мигелем из-за техники работы с ножом.
— Серьёзно, только посмотри на этот нож, — с укоризной протянул Джеймс. — Это же самое тупое, что есть на этой кухне… если не считать тебя.
— У меня, вообще-то, есть чувства, брат, — с фальшивой обидой сказал Мигель.
Иса, даже не глядя, подала очередную фахитас.
— Нет у тебя никаких чувств. Я их ещё давно раздавила.
— С двух сторон? Да пошли вы оба, — огрызнулся Мигель, но ухмыльнулся.
Джеймс рассмеялся — так легко, непринуждённо, по-настоящему. Казалось, он был тут, среди друзей, в своей стихии. Он повернулся ко мне:
— Ты знала, что в США фудтраки технически классифицируются как рестораны? И что, раз так, они могут получить звезду Мишлен?
— Нет, не знала, — призналась я.
Мигель закатил глаза.
— Ты меня этим не убедишь.
— Один раз уже убедил, — ухмыльнулся Джеймс.
— Пф. Ты предлагаешь мне вытащить какого-то снобского ресторанного критика, чтобы он попробовал мою еду и сказал мне то, что я и так знаю? Нет уж, оставь свои звёзды себе, — фыркнул Мигель и снова принялся за готовку.
Джеймс закатил глаза.
Я спросила, потому что сама не до конца понимала:
— А как вообще получают звезду Мишлен?
Он сделал загадочное движение пальцами.
— Тайна. Ну, не совсем, но мы никогда не знаем, когда мишленовский критик заходит к нам. Мы узнаём только после того, как он уходит. Обычно они проверяют раз в восемнадцать месяцев, если ресторан есть в их списке. Но если он может потерять звезду — могут нагрянуть внезапно.
— Звучит как мафия, только про еду, — заговорщически сказала я.
— Ты не так уж и далека от истины. Чтобы получить одну звезду, критику достаточно один раз зайти в ресторан и признать его достойным. Две звезды? Четыре визита. Три звезды? — Он присвистнул. — Самое сложное. Десять визитов. Десять идеальных ужинов за несколько лет. Это практически невозможно, поэтому в мире всего несколько ресторанов с тремя звёздами.
Он выглядел… задумчивым. Пальцы крутили серебряное кольцо на большом пальце.
— Большинство шефов готовы на всё ради трёх звёзд.
— А ты?
— Я повар, — ответил он, но в его глазах появилось что-то закрытое, какое-то напряжение.
Он кивнул в сторону плиты, где Мигель вынимал из миски ломтики говядины и бросал их на сковороду вместе с нарезанным болгарским перцем и луком.
— Мигель и Иса — два самых талантливых человека, которых я знаю. Они делают это легко, но их еда невероятно сложная и продуманная. Видишь стейки? Они мариновались как минимум четыре часа в смеси… в чём именно? Лаймовый сок и…
— Секретный рецепт твоей мамы, — вставила Иса.
Джеймс расхохотался.
— Точно-точно. Все ингредиенты свежие, меню они меняют в зависимости от сезона. Осенью у них есть фахитас с тыквой, он просто… взрыв мозга.
Пока он говорил, я сама не заметила, как втянулась в его энтузиазм. Как в той квартире. Он слишком активно жестикулировал, вычерчивая в воздухе прилагательные, но это выглядело чертовски очаровательно. И другие люди в очереди тоже начали прислушиваться.
Когда он загорался, мы все тянулись к нему, как мотыльки к пламени.
Вот бы он таким был на той встрече. И на кулинарном классе. И везде, где это действительно имело значение.
Это была та его часть, которую я боялась потерять, но на самом деле он просто спрятал её, оставил для друзей, которые не выдадут его тайну.
— Почему ты улыбаешься? Я что-то смешное сказал? — вдруг спросил он, опуская руки.
— Нет, прости. Просто… — Я провела рукой в его сторону. — Я скучала по этому.
— По тому, как я утомляю тебя разговорами о еде?
Я покачала головой.
— По тому, как ты горишь этим.
На его лице мелькнуло что-то сложное, противоречивое.
— Я всегда этим горю.
Тогда почему ты это так редко показываешь? Я хотела спросить, но решила, что это будет невежливо. Семь лет — слишком долгий срок, он почти чужой. Кто я такая, чтобы говорить ему, каким быть?
— Я знаю. Просто… — Я неопределённо махнула рукой. — Семь лет. Это долго.
— Ага, — кивнул Джеймс, чуть криво улыбнувшись. И у меня заболело в груди — в том месте, что опустело от потери. Заболело по чему-то тёплому. По чему-то хорошему. По чему-то, что, может быть, может остаться.
Я улыбнулась в ответ — и поняла, что влипла.
— Для меня это было чуть дольше, — вдруг сказал он.
Я удивлённо распахнула глаза.
Но в этот момент телефон завибрировал в сумке, и я, встрепенувшись, достала его, готовясь к тому, что кто-то из моих авторов застрял в очередном аэропорту или гостинице на конференции.
Это были Фиона и Дрю.
Чёрт — я забыла написать Дрю и сказать, что… Что? Что я сижу на ужине с нашим потенциальным клиентом?
Лучше не надо.
ЗЕМЛЯ ВЫЗЫВАЕТ КЛЕМЕНТИНУ!!! — написала Фиона, снабдив сообщение множеством эмодзи, которые я надеялась трактовать как «я беспокоюсь», а не «я собираюсь тебя убить».
Ты убита? — спросила Дрю. Нам нужно подать заявление в полицию?
КЛЕМЕНТИНА-ВТОРОЕ-ИМЯ-УЭСТ, ТЫ ЖИВА? — добавила Фиона. ОТВЕТЬ ДА/НЕТ.
Я любила своих друзей. Но в этот момент очень хотелось, чтобы они не разрушали этот вечер.
— Всё в порядке? — спросил Джеймс с лёгким беспокойством.
— Да-да, просто надо ответить. — Иначе они реально подадут заявление о пропаже. — Друзья. Они немного…
— Дальше можешь не объяснять, — сказал он, поднимая руки в знак понимания. — Я разберусь с едой, а ты можешь найти нам место?
— Спасибо.
Я поспешно отошла от фудтрака, что, наверное, было к лучшему. Рядом с ним становилось слишком тепло, а он выглядел слишком хорошо, и это была граница, которую я не собиралась пересекать.
Я направилась к каменным скамейкам у арки Вашингтон-сквер и села ждать.
Фиона тем временем продолжила:
Окей, не пиши. ЕСЛИ ТЫ УБИЙЦА, МЫ УЖЕ ВЫЕХАЛИ ЗА ТОБОЙ, УБЛЮДОК.
Дрю добавила:
ДА, ВЫКУСИ.
ТЫ ИМ ВСЁ ВЫСКАЗАЛА, ДЕТКА.
Я, наконец, написала: Обе успокойтесь.
Глянула на фудтрак — Мигель что-то говорил Джеймсу, тот смущённо потирал затылок. Я захотела запомнить этот момент, поставить в рамку в своей голове. Свет фонарей, проблески тени на его лице — синие и фиолетовые оттенки.
Я снова почувствовала знакомый зуд в пальцах. Мне хотелось нарисовать его, запечатлеть этот вечер в ярких красках, чтобы он остался навсегда.
Фиона тут же написала:
ГОСПОДИ, ОНА ЖИВА. ДЕТКА, ОНА ЖИВА.
АЛЛИЛУЙЯ, — присоединилась Дрю.
А потом:
АЛЛИЛУЙЯ
АЛЛАЛУДШГАКДЖА
Я улыбнулась.
Дрю, ты же редактор? — спросила я.
Дрю отправила смайлик с нахмуренным лицом.
Фиона добавила:
Очевидно, она никогда не скачивала Руфуса Уэйнрайта с Limewire.
Я только что постарела на десять лет, читая это, — ответила я.
Затем написала, что вышла поужинать с другом, которого встретила на улице — не совсем ложь, я решила.
Положила телефон, как раз в тот момент, когда подошёл Джеймс с едой и двумя бутылками пива под мышкой.
Я взяла пиво, пока он усаживался рядом, и он открыл бутылки о край скамьи.
— За хорошую еду, — сказал он, передавая мой фахитас.
— И за хорошую компанию, — ответила я, и мы чокнулись горлышками.
Я запомнила этот летний вечер в своей голове.
Ночь, сотканная из полуночного синего, размытых фиолетовых теней, вспышек жемчужного света и ярких всполохов розового — символов того, что я чувствовала.