Семь лет между нами (ЛП)
— Мы тебе заплатим, — добавила Дрю.
— Бутылка розе и я ваша, сколько понадобится, — ответила я, доела йогурт и отправила пластиковую ложку в пустой стаканчик. — Мне, наверное, пора возвращаться к работе.
Я уже направилась к выходу, когда Дрю сказала:
— Эй, ты забыла свою посылку.
Фиона подняла её и перевернула.
— Интересно, от кого она… О.
Я поморщилась.
Фиона показала Дрю имя на посылке, и та округлила глаза.
— Твоя тётя? — спросила Дрю. — Но…
— Должно быть, потерялась в почте, — пробормотала я.
Подруги переглянулись. Иногда, когда моя тётя была жива, она отправляла мне посылки на работу, чтобы сделать сюрприз — кожаные блокноты из Испании, чаи из Вьетнама, ледерхозы из Германии — что-то привезённое из её очередного путешествия.
Но тётя умерла шесть месяцев назад.
Посылка, должно быть, действительно долго пролежала на почте. Она не путешествовала никуда с прошлого ноября, когда посетила последний пункт в своём списке — Антарктиду. Она говорила, что это был самый лютый холод, который она когда-либо чувствовала, настолько холодный, что даже спустя недели после возвращения домой её пальцы не согрелись.
— У тебя точно работает отопление? — спросила я.
Она только отшутилась:
— О, я в порядке, я в порядке, моя дорогая. Иногда холод просто прилипает.
— Как скажешь.
Я не помню, что именно тогда делала. Кажется, шла с работы домой, только что вышла из метро, нос замёрз, под ногами хлюпала снежная каша… но точно вспомнить не могу. Никогда не запоминаешь обычные моменты, не думая, что это будет последний раз, когда услышишь чей-то голос, увидишь чью-то улыбку или почувствуешь чей-то запах. Голова не сохраняет того, что сердце захочет вернуть потом.
Моя тётя сказала:
— Мне неспокойно. Давай отправимся в путешествие, моя дорогая. Встретимся в аэропорту. Выберем первый попавшийся рейс…
— Я не могу, у меня работа, — перебила я. — И потом, я сегодня купила билеты в Исландию на август. Наткнулась на отличную цену, не смогла устоять.
— О.
— Ты не хочешь в Исландию?
— Нет-нет, хочу. Просто… мы же уже там были.
— Но не в августе! Там можно увидеть солнце в полночь, а ещё есть горячий источник, который мне хочется попробовать. Говорят, он очень помогает при артрите, так что тебе будет полезно, — добавила я.
Тётя издала неопределённый звук, и становилось всё очевиднее, что ей не нравилась сама мысль о том, чтобы замедлиться. Ей было шестьдесят два, и в её представлении артритом полагалось страдать не раньше семидесяти.
Телефон пискнул.
— О, мама звонит. Увидимся в Новый год? У родителей на ужине? Ты будешь там?
— Конечно, дорогая, — ответила она.
— Обещай, что не улетишь первым же рейсом из аэропорта Нью-Йорка?
Она рассмеялась.
— Обещаю, обещаю. Не без тебя.
И вдруг я снова оказалась в том утре на Новый год — телефон звонит, звонит, звонит, а у меня в голове стучит. Накануне я выпила слишком много — слишком много всего. Во рту пересохло, и, кажется, я целовалась с кем-то в полночь, но лица его вспомнить не могла. Дрю и Фиона всегда таскали меня на новогодние вечеринки, и каждый год всё заканчивалось одинаково — вечеринка была ужасной, как и все предыдущие.
Я нащупала телефон на тумбочке, наконец выдернула его из зарядки и ответила.
— Мам, слишком рано…
— Её больше нет.
Я никогда прежде не слышала, чтобы мама говорила таким голосом. Высокий, истеричный. Сломанный. Слова выдавленные.
— Её нет! Дорогая… дорогая, её нет!
Я не понимала. Голова всё ещё была сонной.
— Кто? О чём ты? Мам?
— Аналия.
А потом, тише:
— Соседи нашли её. Она…
Никто никогда не говорит тебе, что говорить о самоубийстве невозможно. Не было и не будет лёгкого способа сказать это вслух. Если бы меня кто-то спросил, я бы ответила правду: что моя тётя была потрясающей, что она жила широко, что её смех был заразительным, что она знала четыре языка и её паспорт был заставлен штампами из разных стран, заставляя любого путешественника позеленеть от зависти.
И что за её плечом стоял монстр, которого она никому не показывала.
И этот монстр не дал ей увидеть всё то, что она потеряет. Дни рождения. Годовщины. Закаты. Лавку на углу, которая превратилась в магазин мебели в морском стиле. Монстр закрыл ей глаза на всю боль, которую она оставила нам — невыносимую тяжесть жизни без неё и попытку не винить её за это. А потом начинается другое. Ты начинаешь винить себя.
Мог ли ты что-то сделать? Стать тем голосом, который пробился бы сквозь тьму? Если бы ты любил её сильнее. Если бы обращал больше внимания. Если бы был лучше. Если бы спросил. Если бы знал, что нужно спросить. Если бы мог разглядеть намёки, понять, прочитать между строк… Если бы. Если бы. Если бы. Говорить о самоубийстве невозможно. Иногда люди, которых ты любишь, уходят не прощаясь. Они просто уходят.
— Ты в порядке? — тихо спросила Фиона, кладя руку мне на плечо.
Я дёрнулась, отстранилась, моргнула, прогоняя слёзы.
— Да, — выдохнула я, втягивая в лёгкие воздух. Раз. Потом ещё раз.
Фиона держала в руках посылку, и я забрала её. Я не собиралась её открывать.
— Просто… неожиданно.
Дрю покосилась на коробку.
— Она довольно маленькая. Интересно, что внутри?
— Мне нужно вернуться к работе.
Я ушла, выбросив в мусорку и обед, и посылку, и снова погрузилась в работу, как когда-то. Как и следовало бы.
Спустя два часа, когда большинство коллег уже разошлось по домам, я вернулась к мусорному ведру, чтобы вытащить посылку из-под четырёхдневной лапши ло-мейн и недоеденного сэндвича с тунцом.
Но её там не было.
Посылка, которую отправила мне тётя, исчезла.
25
Лучший на шоу
Оставшаяся часть выходных и следующая неделя пролетели в каком-то тумане. Квартира казалась пустой без Айвана. Каждый раз, когда я открывала дверь, надеялась снова его там увидеть, но меня неизменно встречала реальность, и я начинала задумываться, вернёт ли меня прошлое когда-нибудь обратно.
Дни проходили без особых событий; Дрю и Фиона готовились к отпуску по уходу за ребёнком, приводили всё в порядок. И вот вдруг я уже сижу в такси, который останавливается у тротуара перед «Оливковой ветвью». На двери висела табличка, что заведение закрыто на вечер по случаю особого мероприятия. А это особое мероприятие? Кулинарный мастер-класс. Здесь должны были собраться редакторы и их команды со всего издательского мира. Faux, Harper, какие-то случайные «пингвины» и, по слухам, сам новый издатель Falcon, мистер Бенджи Андор. Через открытые окна я уже видела, как несколько человек перемещались по пустому ресторанному залу.
— Итак, план такой: я готовлю, ты режешь, — уточнила Дрю, видимо, не доверяя моим кулинарным талантам. И справедливо. Я им тоже не доверяла. — А если встретим Паркера, связываем его и запираем в туалете.
Фиона высунулась из переднего пассажирского сиденья внедорожника.
— Удачи, девочки! — Она сложила пальцы в «пистолеты» и сделала вид, что стреляет, прежде чем такси снова двинулось в путь, направляясь в Нижний Ист-Сайд, чтобы отвезти её домой.
Мы с Дрю подождали, пока машина свернёт за угол, прежде чем она провела руками по передней части своей рубашки на пуговицах.
— Как я выгляжу?
Я поправила её медальон и положила руки ей на плечи. Она выглядела примерно так же нервно, как я себя чувствовала.
— Ты порвёшь их там.
— Мы порвём их, — напомнила она мне, просунула руку в мою и передёрнула плечами. — Ох, теперь я точно нервничаю. Можно всё отменить? Сказать Штраусу, что я сбежала в лес? Стала отшельником? Живу теперь под открытым небом?
— Что случилось с редактором, который говорил, что готов убить за Джеймса Эштона? И вообще, ты бы возненавидела жизнь без горячей воды.
— Ты права. Тогда я просто уеду в замок в Шотландии.
— Он, скорее всего, с привидениями.
— Тебе обязательно всё портить? — с каменным лицом спросила она.