Распахни окна (СИ)

— Ты почему на сообщения мои не отвечаешь?
— Мешать вам не хотелось, — бормочет, делая вид, что очень занята перекладыванием тетрадок. Ну да, по фэн-шую они должны лежать на том краю стола.
— Ты о чём вообще?
— Иванышкина хорошо за тобой ухаживала? — глаза свои поднимает и расстреливает меня в упор.
— При чём тут Лина? — как баран на неё смотрю.
— Лина, значит…, - шепчет убито.
— Так, я попробую оправдаться, хотя пока не совсем понял, в чём меня обвиняют, — примирительно вскидываю руки. — За эти дни ко мне никто не приходил, и Лина в том числе. Я лежал в своей комнате один и лечился.
Вижу, что хочет мне поверить, но…
— Но она сказала своим подружкам.
— Я понятия не имею, что она и кому говорила, — начинаю закипать снова, — но ко мне она не приходила, а пришла — не пустил бы.
…Не верит.
Горечь разливается внутри. Вроде и не должен, но намерен доказать, что мне есть дело только до Евы. Беру с её стола ключ, разворачиваюсь к двери и закрываю аудиторию с нами двумя изнутри.
— Ты что творишь? — вскакивает из-за стола Ева, а я разворачиваюсь и снова иду в её сторону.
Прерываю поток возмущений, целую её, ураганом захватывая её рот, обрушиваюсь цунами на её губы, и нет в этом поцелуе ничего нежного и целомудренного, но Еве, кажется, нравится, она вся обмякает в моих руках и не сопротивляется. Врезаюсь в её тело своим, не прерывая поцелуя, вынуждая отступать, пока она не упирается в стол. Немного подсаживаю её и не даю сжать ноги вместе, развожу руками и оказываюсь между них. Отрываюсь от её губ.
— Ты… такая… дурочка… Ева, — шепчу между поцелуями, прокладывая дорожку от её ушка до ключицы. И в обратном направлении по другой стороне шеи: — Я тебя… всю… жизнь… жду…
Ева откидывает голову, предоставляя мне лучший доступ, и часто дышит. Жилка на её шее бешено стучит прямо мне в губы.
Снова целую её в губы. У неё во рту так горячо, просто пожар какой-то. Уносит нас обоих, а я и не боюсь сгореть в этом огне вместе с ней. Цепляется руками мне за плечи, за спину, притягивая ближе. А я смелею и накрываю рукой полушарие её груди через рубашку прямо, нахожу маленькую горошину и кружу вокруг неё пальцем. Ева выгибается и стонет мне в рот. Прижимаюсь ближе, чтобы почувствовала, как на меня наша близость действует, кажется, пара мгновений ещё и взорвусь к чёртовой матери. В голове ни одной связной мысли, кровь шумит в ушах, а рука сама против моей воли на инстинктах каких-то тянется между её ножек. Легкими круговыми движениями начинаю водить по её брючному шву, выискивая точку соприкосновения. Ну же, помоги мне, Ева, я ведь так боюсь всё испортить. И в какой-то момент Ева всхлипывает и подаётся навстречу моей руке. Увеличиваю напор, воздействуя более интенсивно и локализованно. Через пару мгновений Ева замирает на вдохе, напрягается, как струна, а затем обмякает в моих руках, дышит рвано, глаза её закатываются. Мои же, наоборот, широко распахиваются в удивлении, продолжаю сжимать её в своих руках, не веря, что смог довести её парой своих неумелых движений. Ева распахивает затуманенные глаза, не двигаемся, смотрим друг на друга молча, боясь спугнуть момент.
Но вот поворачивается ручка двери, она заперта, не открывается, но действует отрезвляюще, волшебство рассеивается. Лицо Евы покрывается красными пятнами на белом фоне, она спрыгивает со стола и начинает судорожно приводить себя в порядок
— Уходи, пожалуйста, — говорит, не поднимая на меня глаз. — У меня занятие дополнительное, меня искать будут.
Молча киваю и иду на выход. Ей стыдно. А мне нет. И кто из нас неадекватен?
В коридоре никого нет, но я всё равно убираюсь подальше. Слишком сильно штормит сейчас внутри меня, новые ощущения с ног сбивают. Надо усмирить эту бурю, пока не подставил и себя и её в стенах этого университета.
Дохожу до общежития, не замечая дороги, становлюсь под душ и довожу себя буквально за пару движений руки, прокручивая в голове на повторе моменты нашей с Евой близости.
Ева
Я три года не была с мужчиной. Снова обжечься боялась, а отношений на одну ночь не хотелось. Разве что этим фактом я могу объяснить мою совсем поехавшую крышу.
 
Посреди дня, в аудитории! Хотелось биться головой об стену, чтобы забыть, что это я в этом участвовала, и что мне было хорошо, несмотря ни на что. Студент на дополнительное занятие так и не пришёл, перенёс его на другой день. Не помню, как добиралась домой, хорошо, что путь доведён до автоматизма, выбит где-то на подкорке. Приятного мало было бы найти себя в каком-нибудь незнакомом районе. Пришла в себя только в момент, когда делала большой глоток коньяка из открытой бутылки, оставшейся после экспериментов с пирожными, и… выплюнула в раковину.
— Не хватало ещё пить в одиночестве, — пробормотала вслух, вытирая рот тыльной стороной руки.
Набрала номер Ани:
— Приезжай, пожалуйста, Анют, очень нужна компания.
Аня вскоре приехала и увидела меня, так и застывшую с этой несчастной бутылкой в руке.
— Так, это тебе не нужно, — мягко высвободила коньяк из моих рук и запрятала снова на полку, мне же вручила чашку горячего чая с добавлением травяного бальзама. — Что произошло на этот раз?
— Я пока не готова рассказать, — прижимаю руки к пылающим щекам, — но мне сейчас очень нужно побыть рядом с близким человеком.
Муж забрал Аню в начале первого. Мы весь вечер проболтали, пытались смотреть какую-то глупую комедию, обнимались, она кормила меня мороженым из огромного ведёрка.
В компании мысли немного отступили, но возобновились, стоило мне остаться одной. Я ворочалась на кровати и не могла уснуть из-за непрекращающегося гула в голове и стыда. Мозг услужливо подкидывал варианты моих слов, действий и развития событий, чтобы всё пошло по другому сценарию. Но хотела ли я этого? Я ненавидела себя за то, что это было так неправильно, а мне понравилось.
Наутро я поняла, что пока ещё не готова снова сесть за тот стол и делать вид, что ничего не было. Пашу я тоже пока предпочла бы не видеть, не могла решить, что бы мне больше хотелось сделать при встрече — ударить или поцеловать.
Так что я впервые пропускаю рабочий день. Провожу его весь дома одна. Но легче мне не становится. Метаюсь из угла в угол, заламываю руки, не могу сосредоточиться на одном деле, музыка, фильмы и горячая ванна не помогают отвлечься. Всё происходящее со стороны общественности, должно быть, выглядит таким неправильным и грязным. У нас разница десять лет. Он мой студент. И, в конце концов, мы точно не должны вносить нашу интимную жизнь в стены университета. И, если это неправильно для общества, должно быть неправильно и для меня, верно? В общем, накручиваю себя в этот день до состояния истерики. Нервы звенят, как чрезмерно натянутые струны. Сердце частит неровно, и рвано дышится.
А вечером раздаётся звонок в дверь. На пороге стоит нарушитель моего спокойствия собственной персоной, в одной руке держит огромный букет потрясающе красивых лиловых хризантем, а в другой пакет, из которого выглядывает связка апельсинов. И это появление срабатывает как триггер.
— Кто тебе дал право приходить ко мне, как к себе домой?! — кричу я на эмоциях.
— Понял. — говорит он. Ставит на пол пакет, букет кладет на полочку у двери и выходит, тихо прикрыв за собой дверь.
Ева
К утру среды меня немного отпустило, я собралась с силами и вышла на работу. Теперь мою голову занимали другие мысли. Что, если я обидела Пашу? Ближайшее занятие с его группой только в следующий понедельник, в коридорах мы не пересекались, хотя я отчаянно искала его глазами на переменах. А если и пересеклись бы, то что? Я бы все равно не смогла подойти на виду у всех студентов. Первой написать я тоже не решилась бы, но и от него сообщений не было. И моё беспокойство нарастало с каждым взглядом на телефон без светящегося конвертика в мессенджере.
Как я ни старалась отвлекаться рабочим процессом, домашними делами, даже сходила с Аней по её большой просьбе на открытие нового кафе в её районе, беспокойство множилось, как снежный ком, в течение среды, четверга, а к вечеру пятницы ощущения стали совсем невыносимыми. Сидя за маленьким столиком в своей крохотной студии с чашкой чая, глядя на неприлично красивые хризантемы, укоризненно стоящие на подоконнике, я наконец-то сформировала мысль, которая не давала мне покоя. Совершенно простую, но столько времени от меня ускользающую: я боюсь потерять Пашу больше, чем потерять уважение окружающих. Вот и всё. Всё, оказывается, так просто, если быть честной с собой. Я даже легонечко хихикаю в чашку с чаем. А потом холодной змеёй по позвоночнику приходит другая мысль: он сказал мне, что любит меня, просил подумать, а я всё молчала, молчала, молчала… А потом в аудитории он в очередной раз сделала за нас двоих шаг, доставил мне удовольствие, а я… снова его оттолкнула. Сколько тебе ещё нужно доказательств, Ева? Например, для вывода, что ты дура, фактов уже вполне достаточно.