Герой Рима (ЛП)

Лукулл вышел из виллы на негнущихся ногах с растерянным видом человека, проснувшегося посреди кошмара. Он носил прекрасную тогу, подаренную ему, когда его избрали жрецом, и, казалось, не замечал, что мужчины смеются над ним. Они быстро двигались взад и вперед между виллой и телегами, нагруженными домашними сокровищами, которые он собрал, чтобы стать более римлянином. Теперь римляне лишали его всего.
Мейв с трудом поднялась на ноги и подбежала к отцу, пока лидер вытаскивал свиток из мешочка на поясе с мечом и читал из него без всякого интереса, растягивая слова.
— Властью прокуратора это поместье теперь является имперской собственностью, удерживаемой в качестве залога в счет погашения одного миллиона двухсот двадцати трех тысяч сестерциев, ссуды купцу Лукуллу сенатором Луцием Аннеем Сенекой. У вас есть три дня, чтобы погасить долг или ту его часть, на которую вы способны, или понести определенные санкции, которые государство сочтет уместными. Подпись Кат Дециан, прокуратор.
Мейв ахнула от размера долга, и Лукулл вырвался из оцепенения. — Но я не могу, — прошептал он. — Ни один человек не смог бы собрать такую сумму за три дня.
Римлянин подошел достаточно близко, чтобы Мейв почувствовала его зловонное дыхание. Он улыбнулся, и ей это напомнило гноящуюся язву.
— Три дня, старик. Я не вижу золота в этих корзинах, так что вы должны были спрятать его где-то в другом месте. Я еще не встречал кельта, которому бы не нравился блеск золота. Так что выкопай свой клад и продай все, что у вас есть, а вырученные деньги отнеси прокуратуру Лондиниума. Может быть, вы могли бы даже продать себя. — Он посмеялся. — Мы уже закончили, Веттий? — крикнул он.
— Если только тебе не нужна мебель.
— Каждая палка.
— А рабы?
— Собери их. Если мы их оставим, они только разбегутся. Все они могут что-то нести. Иди сюда. — Огонь пронесся по скальпу Мейв, когда солдат запустил руку в ее волосы и грубо потащил ее к одному из фургонов. Она лягнула его и закричала от ярости, но была бессильна против него. Ее отец закричал в знак протеста, который был немедленно прерван, и она почувствовала мгновенную панику из-за того, что ему причинили вред. — Оставайся на месте, старый дурак, — предупредил легионер. — Веттий не хотел бы ничего лучше, чем выпотрошить тебя, но ты не сможешь заплатить, если будешь мертв. У тебя не возникнет соблазна сбежать, если знаешь, что она составляет нам компанию. Три дня, и ты вернешь ее, и может быть даже в том же состоянии. — Рука незаметно скользнула под платье и сжала грудь Мейв, заставив ее ахнуть от возмущения. — А может, и нет, — сказал он.
Они привязали ее руки к задней части фургона, и когда солдаты и рабы выполнили свою задачу, фургон медленно покатился в сторону дороги на Лондиниум. Она почувствовала мучительный рывок в своих запястьях и беспомощно попятилась назад, успев лишь оглянуться туда, где ее отец стоял на коленях в грязи со слезами, текущими по его щекам.
Ее голова все еще кружилась после полученного удара, но она хотела, мыслить рационально. О побеге не могло быть и речи; она была слишком крепко связана для этого, да и куда ей бежать в любом случае? Она была заложницей, до за возвращения своего с выплатой. Но он никогда не сможет вернуть всю сумму, а что, если это правда и денег нет? Какой будет ее судьба в руках этих злых людей? Она вспомнила прикосновение пальцев офицера к своему телу, и по коже поползли мурашки. Она закрыла глаза, и стон сорвался с ее губ. Валерий, почему ты не пришел ко мне?
***
С красными глазами и почти уснувший в седле, Валерий повел своих людей в ряды палаток легионеров в Колонии через два часа после рассвета. Они ехали всю ночь с помощью полной луны, которая освещала дорогу впереди, как сияющая серебряная тропа между парой канав. Пока он ехал, он составил в уме отчет, который он пошлет губернатору. Киран убедил его, что, только поддерживая Боудикку, Рим сможет обеспечить прочный мир с иценами, но Светония Паулина не так-то просто было убедить. Паулин имел репутацию человека упрямой целеустремленности. Ему вряд ли понравится, что его отвлекают от его кампании против Моны то, что он сочтет политическими сплетнями недовольного вождя иценов.
 
Тем не менее, письмо нужно было написать, и когда Валерий спешился, он доковылял до палатки штаба когорты и потребовал стилус и восковую табличку, прежде чем сесть за складной стол. Только когда он закончил, он понял, насколько он был измотан. Если бы он только мог закрыть глаза на несколько секунд, это помогло бы. Его последним воспоминанием был золотой амулет вепря, прижатый к непрозрачному мрамору безупречной кожи Мейв.
Через час писарь нашел его сгорбившимся поперек стола и позвал своего центуриона. Юлий с нежностью посмотрел на спящую фигуру.
— Мы должны разбудить его? — спросил писарь.
Юлий покачал головой. — Оставь его. Он заслуживает отдыха. Лунарис подсчитал, что прошлой ночью они преодолели сорок миль в седле.
— Там было сообщение.
Да, было сообщение. Юлий потянулся к плечу Валерия, но заколебался. Нет. В сообщении говорилось, что он должен посетить Лукулла, когда ему будет удобно. Было бы удобнее, когда он проснется.
— Пусть спит, — сказал он. «Это не может причинить никакого вреда».
  
Глава XXIII
 
К тому времени, как Валерий подъехал к вилле Лукулла, перевалило за полдень. Он был удивлен сообщением от тринованта, но возможность увидеть Мейв прогнала все мысли об усталости. И у него была еще одна неотложная причина поговорить с ней. Он принял решение на обратном пути из Венты: он слишком любил ее, чтобы бросить ее. Они поженятся, и он отвезет ее в Рим. Он долго и упорно думал о влиянии брака на его карьеру и на его отношения с отцом. Старик может даже лишить его наследства. Но тот, кто столкнулся со смертью в стене щитов, был достаточно взрослым, чтобы принимать собственные решения. Если он не мог выжить, занимаясь юридической работой, он мог получить должность во вспомогательном подразделении. Все, что имело значение, это то, что они будут вместе.
Здание с белыми стенами было хорошо видно издалека, и поначалу это было просто ощущение, но чувство солдата, которое он научился не игнорировать. Поля стояли пустыми, когда они должны были быть заполнены рабочими, которые либо пахали, либо сеяли. Из кухни виллы должен был идти дым, но его не было. Теперь он заметил открытую дверь, которая обычно была закрыта. Он двинулся вперед, держа руку на мече, позволяя лошади двигаться своим темпом. Перед домом он соскользнул с седла и на мгновение постоял, впитывая почти бездыханную тишину, из-за которой ему не хотелось дышать самому.
— Мейв? — Его голос эхом отдавался от стен. Затемненный дверной проем вдруг показался очень опасным. Он осторожно вынул свой гладий и подошел к нему. Резкий щелчок заставил его вздрогнуть, и он посмотрел вниз и увидел под ногами осколки разбитого горшка. Он узнал в ней любимую чашу Лукулла из Галлии, красную глиняную чашу с гладиаторами, сражающимися под краем. Здесь участники обсуждали замысел с Лукуллом; Стремление бритта стать римлянином сдерживалось неспособностью понять общество, которому нравилось заставлять двух мужчин драться насмерть. Внутренняя дверь была приоткрыта всего на несколько дюймов, и Валерий осторожно толкнул ее острием меча, открывая ему вид на соседнюю комнату. Пусто. Нет, она была более чем пуста. Место было разграблено. Все прекрасные бюсты и статуи Лукулла исчезли. Голые торцевые стены озадачили его, пока он не понял, чего не хватает. Они даже вырезали картины Клавдия из гипса, оставляя впадины с неровными краями как единственное напоминание об их существовании.
— Мейв? — Он услышал нервозность в своем голосе. Пожалуйста. Только не это. — Лукулл? Он ходил по вилле, методично обыскивая каждую комнату и в каждой находя одну и ту же историю. Пока не добрался до купальни Лукулла.