Долг ведьмы (СИ)

Чужое присутствие ощущаю не сразу, вздрагиваю лишь в тот момент, когда слышу бархатный, чуть хрипловатый баритон, и тут же ругаю себя за потерю бдительности. Курица и есть! Так мне и шею свернуть смогут, а я не замечу. Он стоит за спиной. Я застываю, напрягаясь, не зная, чего ожидать.
— Ты пропустила занятия, — тихо, словно боясь напугать двух чаек, сидящих на выступе скалы, произносит Молибден.
Молчу. Да, пропустила, и дальше намереваюсь пропускать. Делайте со мной, что хотите. Хоть обкакайтесь все! Больше не стану служить бесплатным клоуном и грушей для битья.
— И на обед не пошла, — в голосе куратора звучит нечто новое, тёплое, золотистое. Сожаление? Участие?
Чёрт! Да что я опять выдумываю, дура наивная! Ничего такого в его голосе не звучит. Просто мои уши слышат то, что хотят слышать. Это не твой Данила- Крокодила, не тот солнечный. смешливый парень, плюющий на законы, запреты и наказания, готовый дать в зубы любому, кто хоть пальцем меня тронет, благодаря которому, я — маленькая, худенькая с обезображенной, почти бесполезной ногой, выжила в жестоких условиях детского дома. Тот парень меня бы пожалел, обнял за плечи и сказал:
— Не хнычь, Мелкая, я рядом!
— Зря не пошла, — вздыхает Данила, бросая камешек в залитую всполохами заходящего солнца, воду. — Сегодня подавали безумно вкусные котлеты. Помнишь, в детском доме по праздникам тётя Люба готовила? Вот прямо такие же.
Молчу, а в уголках глаз набухают слёзы, в груди разгорается огонёк ностальгии. Да, в детском доме было не легко, но и хорошее там тоже происходило, например, праздники. Осенний карнавал, когда пол спортивного зала устилали палыми листьями, зажигали разноцветные фонарики, а столы ломились от, собранных в детдомовском огороде, овощей и фруктов. И чего там только не было, и яблоки, и квашенная капуста, и малосольные огурчики, и всевозможные салаты из моркови, свёклы и редьки. А новогоднего праздника весь детский дом, от малышей до старшеклассников ждал с нетерпением, подарки, вкусный ужин, театральная постановка, которую начинали готовить уже с октября. Мне же был всего милее праздник Весны и женщин. Цветы из бумаги, концерт, подарки лишь для девочек, чай с вкуснейшим тортом и конфетами, а ещё, полное освобождение от дежурств и прочих неприятных обязанностей по хозяйству. Ведь в этот прекрасный день всю работу поручали мальчишкам.
— А ещё, на Корхебели растут холодные ягоды. По вкусу напоминают мятную жвачку, — Молибден продолжает говорить, под его подошвами шуршит галька. Он подходит ближе, садится рядом со мной. Боковым зрением вижу его профиль, льняные пряди, развеваемые ветром, свободную белую рубашку. Чувствую тепло горячего тела, мощь и силу, исходящую от него, прохладный запах утреннего моря. С трудом сдерживаюсь, чтобы не дотронуться до загорелой крепкой руки. И что за дурацкое желание?
— Сегодня у нас с тобой должно было быть индивидуальное занятие, почему ты не пришла? Я ждал.
Что он со мной делает? Нет, мне не кажется, в голосе Молибдена солнце, тёплые ласковые волны, нежность весенней листвы, доброта июльского дождя. Как раньше, как много лет назад. И я готова раствориться в этом голосе, погрузиться в него, нежится в каждой его ноте.
— А какой в этом смысл? — невесело усмехаюсь, стараясь отодвинуть, внезапно нахлынувшие, непонятные ощущения, на задний план. — У меня ничего не получится. Я серое туповатое существо. Которое мыслит штампами и шаблонами. Меня либо забьют на «Боевой магии», либо — поджарят или заморозят на «Созидательной». Разорвут одежду в раздевалке, накормят червями в столовой. Назови мне хоть одну причину, желать остаться здесь.
— Например, я — твой наставник, и человек, знающий тебя с самого детства. Разве этого мало? И стоит только мне сказать слово, твои однокурсники будут тебе пятки лизать, и в ладоши хлопать.
Свет его улыбки заставляет сердце сделать кульбит. Задерживаю дыхание, глядя на то, как его ладонь тянется к моей, медленно, осторожно, словно спрашивая разрешения.
— Не надо, — невесело ухмыляюсь, живо представив Милану и Валерию с высунутыми языками. — Обойдусь как-нибудь. Ты ведь знаешь, я никогда не искала ни чьей дружбы, не напрашивалась в компании. Не достают, и ладно.
 
Наши пальцы сплетаются. Его горячие, мои прохладные. Застываю, наслаждаясь моментом. Никаких планов! Никаких иллюзий! Всего лишь коротенькая передышка, кусочек из прошлой, той, далёкой-далёкой детдомовской жизни.
— Знаю, Мелкая. Тебе вполне хватало меня и сестры.
— Дай мне уйти, Данилка. Отправь меня домой.
Отчего-то, мне хочется назвать его именно так, как раньше, в нашем с ним отрочестве, весёлым, задорным именем.
— И что там, дома? — спрашивает он, а в голосе грустная насмешка. Правильно, на большой земле никто его не ждёт. Это здесь Данила Молибден — куратор, строгий преподаватель, сильный маг. А там кто? Сирота, бродяга, мошенник и вор. Вот только у нас с ним разные пути и разные цели. И меня, в отличии от него, на материке ждут.
— Свобода, — выпаливаю быстрее, чем успеваю подумать. — Там не нужно будет бояться штрафов, наказаний, магии, которая легко может свести тебя в могилу.
— Свобода? — Молибден поднимает брови, наигранно удивляясь. — Я думал, Мелкая, ты умнее. О какой свободе ты толкуешь? Страх перед увольнением? Жёсткая экономия на всём, в том числе и на основных продуктах питания? Самодурство начальников и чиновников? Оплёванные подъезды и переполненные трамваи? Нищий свободным быть не может, нигде! Свобода — для богачей. А здесь, Мелкая, тепло, светло, сытно, и мухи не кусают. Прекрасный вариант для таких отбросов, как мы. Тебе, дурочке, выпал счастливый билет, стать кем-то, подняться над всей этой серостью и гнилью, что тебя окружала. Это перспективы, шанс увидеть что-то ещё, кроме своего затхлого, воняющего плесенью, прогорклыми щами и дешёвым пойлом мирка.
— Что-то ещё? Это после того, как нас привяжут к острову? Ты шутишь?
— На изучение мира времени у мага предостаточно.
— А если я не сдам экзамены? Ты, как здесь у вас принято просто скажешь:» Значит, тебе не повезло»?
— Всё в твоих руках. Просто прекрати играть роль жертвы, бедной хромой девочки с низкими магическими способностями. Не иди против системы. Не отвергай свой дар, не гони его, не считай виновником всех твоих бед. Дай ему раскрыться. А, чтобы сделать это, услышь его в себе, полюби его, отнесись с благодарностью.
Небо стремительно темнеет. Почему-то ночь опускается на остров гораздо быстрее, чем на материк. От, пылающего всевозможными красками закатного огня, почти ничего не остаётся, лишь на горизонте рыжеет тонкая полоска. Ветер усиливается, и море, до сей поры, ласковое и тихое, начинает сердиться. С жадностью хватает гальку с берега, уносит, чтобы потом, швырнуть обратно, нервно и пренебрежительно. Шипит, оставляя на камнях кружево пушистой, розоватой, в догорающем закате, пены.
— С благодарностью? Ты о чём? Я лишилась всего, что у меня было. И да, тебе это покажется смешным, но меня вполне устраивал мой затхлый мирок, рядом с сестрой. Она- мой единственный родной человек.
Молибден садится ближе, его запах становится явственнее. Профиль, в темноте сгущающихся сумерек, кажется ещё более строгим, более волевым, более мужественным. Нет, это не тот мальчишка, защищавший меня и угощавший конфетами. Это- красивый, сильный мужчина, у которого, скорее всего, толпы поклонниц и воздыхательниц. Да и с чего я взяла, что преподаватель Молибден обходится лишь поклонницами? У него, наверняка есть и жена, и любовница. Тьфу! Да какое мне дело до того, кто греет ему постель? И какая только глупость в голову не лезет? Моя задача — выбраться с острова, а бороться за сердце и другие части тела преподавателя «Магического воздействия на живые объекты» я уж точно не собираюсь.
— Насколько я помню Полину, она не пропадёт. Можешь не беспокоиться о ней.
— Пропадёт. Уже почти пропала, — рассеяно говорю я, глядя на, трепещущую рыбину в клюве чайки. — Связалась с каким-то придурком, бросила учёбу. Я нужна ей, Данила. Но, вместо того, чтобы спасать сестру, мне приходится тратить драгоценное время здесь.